Возвращение Скорпиона

— Ты что?.. — только и сумел выдавить я.

— "Что"? "Что"?! — Глаза ее метали гиперболоидные молнии, и вся она была опять как живая иллюстрация к пошлой фразе "В гневе ты особенно прекрасна".

Но она действительно была прекрасна, и только я собрался об этом сообщить, как она прошипела сквозь стиснутые зубы одно из своих любимых слов:

— Сволочь!

— Да почему?! — обалдел я.

Маргарита повторила:

— Сволочь! Я должна была догадаться!

Чёрт, да о чем она должна была догадаться?!

И неожиданно как прострелило.

М о ш к и н?..

И по следующим сбивчивым фразам, а вернее — их обрывкам типа "подонок… мерзавец… как мог?", я понял: да — Мошкин…

Я отодвинулся от нее и, скрипнув челюстями, еле слышно проговорил:

— Заткнись.

— Ты… как ты мог?!

Я зло рубанул ладонью воздух:

— А вот мог! — Помолчал. — Извини, но ты никогда не слышала, что самый лучший в мире запах издает труп врага?

Маргарита отрешенно покачала головой:

— Он не был твоим врагом. Слышишь? Не был!

Я кивнул:

— Пожалуй. Он был не врагом, а вражонком. Но настоящего врага… Настоящего врага я, милая, тоже надеюсь прищучить. И очень скоро!

И — пошел к дому. Ведь именно там были Джон и телефон — две необходимейшие для меня в ближайшее время вещи… Но, впрочем, разве Джон вещь? Нет-нет, он — друг! Самый верный и самый надежный…

Всё, решено! Если когда-нибудь моей беспокойной душе и придется в кого-то переселяться, то пусть переселяется в собаку. Только в собаку. Желательно, в кавказскую или среднеазиатскую овчарку, можно в московскую сторожевую, сенбернара или дога…

Но только не в пекинеса!

Господи, я умоляю тебя! Только не в пекинеса!..

Глава пятнадцатая

Ровно без десяти четыре я с самыми крутыми намерениями влетел в насквозь проспиртованную ядовитым дыханием Кузнеца комнату и, решительно собравшись поднимать на ноги и приставлять, в конце-то концов, этого хама и алкоголика к общественно полезному делу, был вдруг приятно удивлен и даже поражен.

Хам и алкоголик уже стоял на ногах и теперь обозревал довольно мутным еще взглядом окружающее его драгоценную персону пространство. При моем появлении он обозрел и меня — красными словно у рака глазами и зрачками размером с булавочную головку.

Зная по собственному опыту, сколь непросто порой такими вот похмельными глазами и зрачками взирать на мир, да еще и наводить резкость, я облегчил ему задачу возвращения к нормальной жизни.

— Это я, — сказал я.

Он тупо кивнул:

— Ага. А… мы где?

— В звезде, — кротко сообщил я, однако Кузнец недоверчиво покачал головой:

— Чего-то не похоже… Погоди! — Взор его мало-помалу начал обретать бЛльшую осмысленность. — Погоди-погоди!… Ага. Понял. Узнал. Хата Серого.

Я раздраженно похвалил:

— Молодец, угадал.

Кузнец опять помрачнел:

— Э, а как я сюда попал? Ни хрена не помню…

— А тебя, придурка, из самолета выкинули, когда над домом пролетали. Я заранее со стюардессами по радио договорился.

Он сдавил трясущимися руками калган. Жалобно прорыпел:

— Да вроде помню я тех стюардесс… А выкинули с парашютом?

— С парашютом. Опустились пониже и… А гребанулся ты прямо на клумбу. Все розы, паразит, поломал. Ну подожди, вот ужо хозяйка те задаст!

Кузнец недоверчиво ухмыльнулся:

— Брешешь! Какие в мае розы?

— Это тебе не там, а здесь, Мичурин! — сурово возразил я и еще суровее добавил: — Не, ну что же ты, а? Ведь просил как человека! Профессор давным-давно приканал, уже делом занят, а ты?

— Да понимаешь…

Но я оборвал его:

— Всё! Мне твои объяснения слушать некогда. Даю полчаса на окончательное протрезвление, после поговорим.

Он покраснел:

— Да постой…

— А ну шагом марш в ванную! — рявкнул я. — Под холодный душ, пока не очухаешься. И не забудь зубы почистить — разит как из сортира!

В затуманенных глазах Кузнеца промелькнул неподдельный интерес:

— Во, кстати о сортире. Нехило бы туда прошвырнуться.

— Сейчас прошвырнешься, — пообещал я и подтолкнул нарушителя дисциплины к двери. — Сейчас я тебя в унитазе умою. Топай!

Однако он закорячился:

— Не пойду первым! Неудобно — вдруг хозяйку в таком виде встречу.

Я успокоил:

— Не переживай. Тебя тут уже все и не в таком встречали.

Бедный Кузнец совсем сник, но мне уговаривать его как дитятку было некогда, и, развернув носом к порогу, я с удовольствием вставил ему коленом под зад. Штрафник пулей вылетел в коридор, грозно бормоча на лету:

— Ответишь…

— Отвечу-отвечу.

По дороге к санузлу мы наткнулись сначала на Джона, а потом на Маргариту, и мне показалось, что Маргариту Кузнец испугался гораздо сильнее. А может, это в нем проснулись наконец совесть и стыд.

А что? Мало ли чудес на свете? Но как бы то ни было, Кузнец лишь еле слышно буркнул Маргарите: "Драсьте…" — и кузнечиком скакнул в туалет.

Я сидел на диване и задумчиво смотрел на телефон. Мыслей в башке крутилось предостаточно, и одна другой хреновее. Да, скоро будет дождь…

Открылась дверь, и на пороге показалась Маргарита. Я перевел полуотсутствующий взгляд на нее и прочувствованно сообщил:

— I wanna be your mаn1.

Вместо ответа Маргарита показала мне дулю. Ее сердито разрумянившееся лицо явно говорило о том, что она не вполне еще отошла от известия о смерти человека, который был когда-то майором милиции, но которому никогда уже не стать ее полковником. Нет, что бы там она ни утверждала о чисто деловом и корыстном характере своей связи с Мошкиным, а всё же…

Кажется, у древних евреев была в ходу поговорка, что лишь три вещи на свете не оставляют никакого следа: змея на камне, птица в воздухе и мужчина в женщине. Гм, физиологически-то оно, может, и верно, но — психологически… А разве, чёрт, женщина не оставляет своего "следа" в мужчине? Еще как оставляет! Точнее — оставляют! Загляните любому мужику в душу — не душа, а просто пешеходная дорожка какая-то!..

Ладно, отвлеклись. В ответ на Маргаритину дулю я покосился на часы — без пяти четыре — и драматично вздохнул: