Возвращение в Ахен

— Как много у вас божеств, — удивленно сказал Аэйт. — А у нас всего один — Хорс. — И добавил словами старого гимна: — Солнце — глаз его, Золотой Лось — верный его слуга…

Алвари даже остановился.

— Всего один? — переспросил он, не веря своим ушам. — Как же вы живете? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Считайте, что вам очень повезло. Здесь, в стране скальных хэнов, вы сможете, наконец, сбросить с себя иго невежества…

Алвари покосился на длинный меч Мелы и закашлялся.

— Расскажи им лучше про храм, — вмешался Кари. Он тоже с тревогой поглядывал на оружие варваров.

Сменить тему беседы было для Алвари непростой задачей. Он и разговаривать-то с кем-либо отвык. Однако, поднатужившись, старый хэн успешно справился и с этим.

— Храм этот, дети мои, был здесь всегда, — произнес он торжественным низким голосом. — Иные, впавшие в ересь, утверждают, будто его якобы — ха-ха — воздвигли наши предки, но…

Кари удивленно поднял круглые брови, и складки на его лбу поползли вверх.

— Что это за «ха-ха», неуместное в речи старца?

— Это канонический текст, болван, — совершенно другим тоном ответил Алвари.

— Так ты ортодокс? Вот никогда не знал!

— А ты что, еретик? — изумился Алвари. — Вот это новость!

Оба были потрясены тем, что открыли друг в друге что-то новое. Потом Алвари вновь взял себя в руки и продолжил:

— Итак, дети мои, на заре цивилизации нам был открыт свет Азбучных Истин. Выйдя из мрака косности и невежества, скальные хэны постигли великие откровения. Многие из этих откровений обрели воплощение в этих кумирах.

Он остановился возле одного идола. Все боги были на одно лицо и отличались друг от друга лишь предметами, словно бы прилипшими к их туловищу. У этого бога можно было заметить рыболовные снасти, вроде тех, которыми пользовался Кари.

— Покровитель рыболовства? — спросил Аэйт.

— Молчи, о неотесанный вар… То есть, я хотел сказать, неопытный юноша, коему не открыт еще свет познания. Сие есть Азбучная Истина «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда».

Алвари принялся водить их от статуи к статуе, разъясняя на ходу:

— Вот «Скучен день до вечера, коли делать нечего», а это «Терпенье и труд все перетрут» и брат его «Глаза боятся, а руки делают».

У последнего бога действительно были испуганно выкаченные глаза и многочисленные руки, судорожно сжимающие весло, горный молоток, нож, пилу, веретено и большие ножницы.

Потом они остановились перед идолом, на груди которого примостилась вырезанная из камня птичка. Она явно готовилась вспорхнуть. За спиной у пичуги был процарапан в камне полукруг с радиально расходящимися лучами. Вероятно, это было изображение восходящего солнца.

— А это что за бог? — спросил Аэйт.

— О бедный отрок, обделенный просвещением, узнай же…

— торжественно начал Алвари и вдруг замялся. — Боги мои, и в самом деле! Кто же это? — Он уставился на божество, и впервые за многие годы ощутил давно забытое чувство — любопытство. — Птица, гм… «Всяк кулик свое болото хвалит»? Нет, какое тут болото… Да и птица-то не кулик. Это абстрактная птица. Это птица вообще, как таковая. «Лучше синица в руке, чем журавль в небе»?

Кари пошевелил бровями, поднапрягся и сказал:

— «Ранняя пташка дальше летит», вот это кто.

— И впрямь! — обрадовался Алвари. — Молодец ты, Кари-хэн. Еще не все мозги у тебя песком занесло.

Вскоре оба скальных хэна напрочь позабыли о своих гостях и принялись бродить вдоль стены, увлеченно разглядывая символы на статуях и угадывая их значение. Выяснилось, что за долгие годы хэны прочно все перезабыли, и теперь древние идолы словно бы заново раскрывали перед ними свою божественную суть.

Пользуясь предоставленной ему свободой, Аэйт забрался туда, где возле стены кучей были навалены такие же идолы, снятые с постаментов и брошенные на землю. Он рассматривал их довольно долго, не понимая, за что постигла их кара. Наконец, он решил обратиться за разъяснениями к хэнам.

Алвари прервал бурный спор с Кари и недовольно посмотрел туда, куда указывал ему мальчишка-мораст.

— Это? Это лже-кумиры, низринутые боги, возвышенные некогда по недомыслию и низвергнутые по заслугам. Я не хотел бы, чтобы ты, мой юный друг, или твой умудренный испытаниями брат судили о народе Красных Скал по этим ложным богам.

— Как их звали? — спросил Аэйт и добавил медовым голосом: — Многомудрый Алвари, от каких лукавых истин отказался твой народ?

Алвари покривился, однако назвал несколько имен:

— «Падающего толкни», «Разделяй и властвуй», «Горе побежденному»… — Он подошел поближе и с отвращением посмотрел на лже-кумиров. Одного из них даже пнул.

— Есть тут у нас и сомнительные боги, — добавил он со вздохом.

— Мы, ортодоксы, считаем, что нужно низринуть и их, но среди еретиков у них много поклонников. Поэтому они сохранены в неприкосновенности. Теологические диспуты на эту тему запрещены, дабы не вспыхнули религиозные войны, которые однажды чуть было не привели к уничтожению нашего народа. Это было в эпоху лже-кумиров, будь они прокляты! Поэтому еретики поклоняются сомнительным богам втайне. Если ортодокс увидит еретика с подношением, он должен отвернуться и забыть об увиденном. Таков закон.

Они остановились перед богом, к которому словно приклеился боком бегущий волк. Перед мордой зверя были нацарапаны схематические изображения елок. Идол лоснился, смазанный маслом, а у ног его в плетеной ивовой корзине были свежие цветы и несколько красивых кристаллов горного хрусталя.

— Вот, пожалуйста, — вздохнул Алвари. — Наиболее популярный из сомнительных богов. «Работа не волк, в лес не убежит». Не знаю, не знаю, стоило ли не ниспровергать его…

Кари выразительно кашлянул, и Алвари тут же замолчал. Оба скальных хэна выглядели теперь расстроенными. Они явно сожалели о том, что затронули столь скользкую тему. Наконец, Кари отвернулся от богов и заговорил совсем о другом.

— Послушай-ка, Алвари. Собственно, мы хотели поговорить с тобой не о религии. Тут с моими друзьями приключилась странная история…

Они снова сидели у костра и ели бледно-розовое рыбье мясо, обжигая пальцы.

— Шли, значит, берегом, — задумчиво повторял Алвари, — никуда не сворачивая… Гм… И очутились здесь…

Время было уже позднее, однако несмотря на это, вечер так и не наступил. Ясный день словно бы полуприкрыл глаза, и тени стали бледнее.

Аэйт растянулся на траве, подложив руки за голову. Ему снова показалось, что кто-то смотрит на него. Или зовет? Он опустил ресницы и прислушался, но ничего, кроме чьей-то тревоги, не ощутил.