Возвращение в Оксфорд
Шрифт:
В тот же день, когда Гарриет гребла на скифе с деканом, она, к своему удивлению, увидела плоскодонку, в которой сидели мистер Помфрет и мисс Каттермол. До того она уже получила от мистера Помфрета «покаянное письмо» и теперь весело помахала ему рукой в знак примирения. Если бы Гарриет знала, что мистера Помфрета и мисс Каттермол объединила преданность ей, она могла бы порассуждать о том, что творит с отвергнутыми влюбленными возможность излить кому-либо душу, но мысль эта не пришла ей в голову. Она все гадала, что же, собственно, произошло в то утро в «Митре», затем стала вспоминать прогулку в Ботаническом саду — пока декан довольно
Вспышку спровоцировала мисс Шоу — хотя и совершенно невольно.
— Какой красивый шарф, — сказала она мисс Гильярд.
Доны, как обычно, собрались у дверей профессорской, чтобы идти в трапезную. Вечер был промозглый, и плотный шелковый шарф как нельзя лучше дополнял вечернее платье.
— Да, — согласилась мисс Гильярд. — К сожалению, он не мой. Кто-то по рассеянности оставил его в профессорском саду, а я подобрала. Я принесла его, чтобы его опознали, но не против и надеть сегодня вечером.
— Не представляю, чей это может быть, — сказала мисс Лидгейт, восхищенно потрогав шарф. — Больше похож на мужской, — добавила она.
Гарриет, которая не очень-то вслушивалась в разговор, вдруг сообразила:
— Боже, это ведь мой. Точнее, Питера. А я-то ломала голову, где его забыла.
Этим самым шарфом Питер душил ее в ту пятницу, а потом она случайно забрала его вместе с шахматами и ошейником. Мисс Гильярд залилась краской и стащила его с шеи, словно ей стало нечем дышать.
— Прошу прощения, мисс Вэйн. — Она протянула шарф Гарриет.
— Ничего. Мне он пока не нужен. Но я рада, что выяснила, где он, — неловко было бы его потерять.
— Возьмите, пожалуйста, это ваше, — настаивала мисс Гильярд.
На Гарриет уже был шарф.
— Спасибо, — сказала она. — Но вы уверены, что вы не?..
— Уверена, — отрезала мисс Гильярд, со злостью бросив шарф на ступеньки.
— Боже мой! — проговорила декан, поднимая его. — Такой красивый, а никому не нужен. Ну так я возьму. Вечер самый что ни на есть пакостный — не понимаю, зачем мы все стоим на улице.
Она ловко обмотала шарфом шею. К счастью, тут пришла ректор, и все отправились на ужин.
После ужина Гарриет еще час помогала мисс Лидгейт выправлять гранки — близился день, когда их можно будет наконец отослать в набор — и без четверти десять отправилась к себе в Тюдоровское здание. Уже на ступеньках она встретила мисс Гильярд.
— Вы меня искали? — спросила Гарриет не слишком дружелюбно.
— Нет, — ответила мисс Гильярд. — Конечно нет. Не искала. — Говорила она торопливо, а во взгляде ее Гарриет почудилось что-то хитрое и злобное, но было на редкость темно для середины мая, и разглядеть не удавалось.
— О, — сказала Гарриет, — я просто подумала, вдруг…
— Нет, — отрезала мисс Гильярд. И когда Гарриет уже прошла, вдруг вернулась и выпалила, будто бы слова сами из нее вырвались: — Собираетесь работать, черпая вдохновение в ваших прекрасных шахматах?
— Ну, пожалуй, — рассмеялась Гарриет.
— Что ж, приятного вам вечера, — сказала мисс Гильярд.
Гарриет поднялась по лестнице и открыла дверь своей комнаты.
Витрина была разбита вдребезги, пол усеян осколками стекла и растоптанными обломками белой и красной слоновой кости.
Минут на пять Гарриет застыла в той бессловесной
ярости, которую невозможно ни выразить, ни обуздать. Если бы она могла о чем-то думать, то в эти пять минут вполне поняла бы чувства и поступки полтергейста. Если бы можно было размазать кого-нибудь по стенке или придушить, она бы так и сделала — и вздохнула бы с облегчением. К счастью, первый опустошительный приступ прошел, и Гарриет облегчила душу ругательствами. Когда она смогла говорить членораздельно, то заперла комнату и спустилась вниз — позвонить Питеру.Даже теперь говорила она так путано, что Питер не сразу ее понял. Когда же понял, то проявил уму непостижимое бесчувствие: всего лишь спросил, не трогала ли она осколки и не говорила ли кому-нибудь. Когда она заверила, что никому, он бодро сообщил, что придет через несколько минут.
Гарриет вышла на улицу и принялась в ярости мерить шагами Новый двор, пока не услышала, как он звонит — калитка была заперта, — и только последние крохи самообладания удержали ее от того, чтобы броситься к Питеру и излить свое негодование прямо в присутствии Паджетта. Но она осталась на месте — и лишь потом дала себе волю:
— Питер… Питер!
— Что ж, — сказал он, — это обнадеживает. Я уже боялся, что она прекратила все свои выходки.
— Но мои шахматы! Так бы ее и убила.
— Дорогая моя, ужасно, что пострадали ваши шахматы. Но рассудите здраво. На месте шахмат могли быть вы.
— Лучше б это была я. Я бы дала сдачи.
— Прямо фурия. Пойдемте осмотрим следы разрушения.
— Питер, это жутко. Настоящая бойня. И вправду дрожь берет — она с такой силой их била.
Войдя в комнату, Питер нахмурился.
— Да, — признал он, опустившись на колени посреди осколков. — Слепая, звериная ненависть. Не просто разбить фигурки — нет, стереть в порошок. Вот здесь поработал каблук, а заодно и кочерга — видите следы на ковре? Гарриет, она вас ненавидит. Я этого не понимал. Думал, она вас только боится. Так, не остался ли еще кто-нибудь из дома Саулова?.. [285] Смотрите-ка, один бедный воин за ведерком с углем — все, что уцелело от могучей армии.
Он с улыбкой поднял одинокую красную пешку, затем вдруг вскочил на ноги.
285
2 Цар. 9: 1: «И сказал Давид: не остался ли еще кто-нибудь из дома Саулова? я оказал бы ему милость ради Ионафана».
— Девочка моя, не плачьте. Черт возьми, это же такая ерунда.
— Я их любила, — сказала Гарриет, — вы мне их подарили.
Он покачал головой:
— Как жаль. Если б было: «Вы мне их подарили, и я их любила», — все в порядке. Но «я их любила, вы мне их подарили» — это невосполнимая утрата. Тут и пятьдесят тысяч яиц птицы Рух не помогут. «Девы больше нет — нет и меня, нет ее, нет ее, что же мне делать?» [286] Но зачем плакать, облокотившись на комод, когда к вашим услугам мое плечо?
286
Цитата из комедии Теренция «Евнух», которую приводит в своей «Анатомии меланхолии» Роберт Бертон, описывая симптомы любовной тоски.