Возвращение в Оксфорд
Шрифт:
— Я не сильна в арифметике. Лучше проверьте сами. Выглядит не очень правдоподобно, но меньшей суммы у меня не выходит.
— Прибавьте к этому фунтов сто пятьдесят, за ре монт машины, и дайте я посмотрю. Черт! Да что же это?
— Рожа идиота, [156] — не удержалась Гарриет.
— Славный малый этот Шекспир. На каждый случай найдет что-нибудь подходящее. Да, все верно: сумма тянет на «понимаешь, дядя». Конечно, я скоро получу содержание за три месяца вперед, но на это ведь потом жить все каникулы и весь триместр. На каникулы придется поехать домой и быть паинькой, куда еще деваться в таком виде. Папа намекал даже, что хорошо бы я сам заплатил доктору, но я сделал вид, что не понял. А мама винит дядю.
156
В. Шекспир,
Принц Арагонский открывает загадочный ларец, обещающий открывшему его все то, чего он стоит.
Да что же это? Рожа идиота! Он, щурясь, мне записку подает. О, как ты не похож на Порцию, На стоимость мою, мои надежды! «Избрав меня, найдешь все то, чего ты стоишь». Ужель я стою лишь дурацкой рожи? Ужели это вся моя цена?— За что?
— За плохой пример, мол, сам гоняет как бешеный. Он и правда любит разогнаться, но почему-то без печальных последствий.
— Может, он просто хорошо водит?
— Дорогая Гарриет, это жестоко. Не возражаете, если я буду называть вас Гарриет?
— Вообще-то возражаю.
— Но не могу же я говорить «мисс Вэйн» человеку, который знает все страшные тайны моей жизни. Тогда, пожалуй, я буду звать вас «тетя Гарриет». В этом уж точно нет ничего дурного. Вы ведь не откажетесь стать мне названой тетей. Тем более что моя тетушка Мэри погрязла в домашних заботах и ей не до меня, а все тетки по материнской линии — сущие горгоны. Сами видите, я нуждаюсь в поддержке и ощущаю острую нехватку теть.
— Вы не заслужили ни дяди, ни тети, раз так с ними обращаетесь. Послушайте, вы хотите сегодня разделаться со счетами? Не хотите — у меня и другие дела найдутся.
— Хорошо. Вернемся к нашим счетам и ограбим дядю Питера. Диву даюсь, как благотворно вы на ме ня влияете. Непоколебимая верность долгу. Занялись бы вы моим воспитанием, я, глядишь, и испра вился бы.
— Пожалуйста, распишитесь.
— Но вас не уломаешь. Бедный, бедный дядя!
— Вот кончим с вашими счетами, точно будет бедный.
— Я это и имел в виду. Пятьдесят три плюс девятнадцать плюс четыре — да сколько ж можно курить, наверняка половину сигарет прикарманивает мой скаут. Плюс двадцать шесть плюс двенадцать и еще восемь. Девятнадцать, прибавить семь, прибавить два. Сто фунтов корова слизала. Плюс тридцать один плюс четырнадцать. Плюс двенадцать плюс девять плюс шесть. Плюс пять плюс пятнадцать плюс еще три. А что за привидение завелось у вас в Шрусбери?
Гарриет так и подскочила:
— Черт! Вот гадюки! Кто вам сказал?
— Нет, не ваши студентки. Я вообще до них не охотник. Девушки они милые, но какие-то неопрятные. А рассказал мне сегодня сосед по лестнице. Ах да, он ведь велел молчать. А почему молчать-то? Из-за чего сыр-бор?
— Боже мой, их же просили не говорить. Не понимают, что ли, как это вредит колледжу?
— Но это ведь просто розыгрыш?
— Боюсь, что не розыгрыш. Слушайте, если я расскажу вам, зачем молчать, вы пообещаете, что никому не скажете?
— Вы же знаете, за моим языком не уследишь, — честно признался лорд Сент-Джордж. — На меня не очень-то можно положиться.
— А ваш дядя говорит, что можно.
— Дядя Питер? Вот тебе раз! Рехнулся, что ли? Прискорбно видеть, как угасает столь великий ум. Что поделаешь, он немолод… Что вы такая мрачная?
— Это и правда невесело. Мы боимся, что эти безобразия устраивает какая-то сумасшедшая. Причем это не студентка — но, разумеется, студенткам мы этого не говорим, пока не нашли злоумышленницу.
Виконт изумленно воззрился на нее:
— Боже! Как это гадко. Теперь я понял. Само собой, вы не хотите, чтобы об этом болтали. Что
ж, даю вам слово не болтать. А если заговорят при мне, постараюсь изобразить полнейшую безучастность. Слушайте, а ведь я, кажется, встречал ваше привидение.— Встречали?
— Да. Мне тут встретилась особа, которая явно была не в себе. Даже напугала меня. Но я никому об этом не рассказал.
— Расскажите мне. Когда это было?
— В конце прошлого триместра. Я был совсем на мели и поспорил с одним малым, что проникну в Шрусбери… — Тут он остановился и взглянул на нее с улыбкой, от которой Гарриет стало не по себе: она привыкла видеть эту улыбку на другом лице. — Что вы об этом знаете?
— Если вы о том лазе через стену, у ректор ской калитки, то там теперь будут шипы. Страшные и ужасные.
— А, так вы все знаете. Сказать по правде, ночь была вовсе не чудная — полнолуние и так далее, — но это был последний шанс получить десять фунтов, так что я полез на стену. Там внизу у вас что-то вроде сада.
— Да, профессорский сад.
— Ну так вот, только я развернулся, чтоб лезть обратно, как кто-то выскочил из кустов и в меня вцепился. У меня от страха чуть сердце не выскочило. Хотел дать деру.
— Как выглядел нападавший?
— В черном, а голова замотана какими-то темными тряпками. Больше я ничего не разглядел, только глаза — полоумные глаза. Я сказал: «Черт». А она сказала: «Которую ты хочешь, а?» — таким липким, мерзким голосом. Это было неожиданно и очень неприятно. Я, конечно, не пай-мальчик, но в тот раз в мои намерения ничего подобного не входило. Так что я ответил: «Вы не подумайте, я просто поспорил, что влезу сюда и меня не поймают, но раз вы меня поймали, то уж простите, а я пошел». А она мне: «Иди-иди! А то мы тут любим красивых мальчиков. Самого убьем, а сердце скушаем». — «Боже, как неприятно», — сказал я. Мне и впрямь все это очень не понравилось.
— Вы сейчас это выдумали?
— Нет же, даю вам слово. Тогда она сказала: «А у того тоже волосы были светлые». А я на это: «Что, правда?» Тут она еще что-то ответила, но я забыл — а вид у нее был какой-то голодный, — и вообще, чувствовал я себя неуютно, поэтому сказал: «Простите, я и правда пошел…» А потом вырвался — хватка у нее зверская, — махнул через стену и растворился во тьме.
Гарриет пристально посмотрела на него: он явно не шутил.
— Какого она была роста?
— Примерно вашего или чуть пониже. Если честно, я от страха мало что разглядел. Вряд ли даже смогу ее опознать. Кажется, она была не очень молодая — вот и все, что я могу сказать.
— И вы говорите, что никому об этом не рассказывали?
— Никому. Не похоже на меня, правда? Но что-то в этом было такое — не знаю даже, как объяснить. Если про это рассказывать, любой обхохочется. А на самом деле это не смешно. Так что рассказывать я не стал. Подумал почему-то, что не стоит.
— Я рада, что вы не стали над этим смеяться.
— Не стал. У мальчика, знаете ли, неплохие задатки. Ну вот и все. Двадцать пять, одиннадцать, девять, чертова машина, и не жирно ей столько бензина? У нее слишком большой мотор. Как неприятно получается со страховкой. Тетя Гарриет, может, хватит? Эти бумажки меня угнетают.
— Как хотите. Можете сами выписать все чеки и подписать все конверты.
— Бессердечный тиран. Я сейчас разревусь.
— Дать носовой платок?
— Ни разу не встречал женщину, столь чуждую женских чувств. Мои соболезнования дяде Питеру. Так-так… Плюс шестьдесят девять плюс пятнадцать — я уже не помню, за что это счет.
Гарриет ничего не ответила и продолжала выписывать чеки.
— Одно хорошо, Блэквеллу [157] надо немного. Шесть фунтов двадцать пенсов, всего-то.
157
Блэквелл (или Блэквеллз) — знаменитый книжный магазин, был основан в 1879 году в Оксфорде Б. Г. Блэквеллом. Находится в самом сердце Оксфорда, на Брод-стрит, и специализируется в числе прочего на академической литературе — преподаватели и студенты Оксфордского университета его главные клиенты.