Возвращение в "Опаловый плес"

Разумеется, он скорбел о сыне. И за нее переживал. Он глубоко сожалел, как она догадывалась, о том, что неотложные дела на ферме не позволили ему провести с ней последние недели перед родами, что планы его сорвались и он в результате не выполнил данного обещания. Но она и помыслить не могла, что за все происшедшее он корит себя. Винить уж скорее следовало бы сложившиеся обстоятельства и Его Величество Случай. Скай умом это понимала и убеждала себя не обижаться на мужа за его невольное отступничество. Неразумно, глупо наказывать его за то, над чем он был не властен.

Она облизала губы.

— Ты же не мог знать, что роды начнутся преждевременно.

— Конечно, нет. И мне пришлось отослать тебя. Иначе было нельзя. Но в следующий раз — если это произойдет — я буду с тобой от начала до конца. Клянусь могилой нашего сына.

Трещина расширилась.

— Я действительно... очень обиделась, — призналась Скай, только теперь осознав, как глубоко ее задело «предательство» мужа. — Я понимала, что несправедлива к тебе, но тебя там не было, а ты мне был так нужен... — она умолкла, так как в горле засаднило от невыплаканных слез гнева, горечи и пронзительной душевной боли.

Лицо Джарры на мгновение исказила мучительная гримаса.

— Прости, Скай, — выдавил он с такой натугой, будто кто-то выдергивал из него слова.

Джарра сделал к ней еще один шаг и остановился. Она так часто отвергала его, что он не осмеливался дотронуться до нее.

— Я знаю, что ты, должно быть, тоже горюешь о нашем сыне. Но ты никогда... никогда не показывал этого. Казалось... ничто тебя не трогает.

— А что мне еще оставалось делать? — сипло произнес он. — Конечно, я очень горевал о нашем сыне. И еще больше страдал за тебя. И с ужасом наблюдал, как медленно разваливается наш брак. Но ведь жить как-то нужно.

— Да, — отозвалась Скай. — Это, конечно, глупо, нечестно, позорно с моей стороны, но, думаю, я негодовала на то, что ты такой сильный, выносливый... не чета мне.

— Не чета? — Джарра в отчаянии тряхнул головой. — Скай, я пытался быть сильным ради тебя. Ты так мужественно переносила горе, так старалась наладить нормальный образ жизни, хотя было ясно, что у тебя ни чуточки не лежит к этому душа. Не думаю, что тебе стало бы легче, если бы еще и я разнылся.

Чтобы Джарра разнылся? Это исключено.

— Мне казалось... ты просто списал нашего мальчика со счетов...

— Списал со счетов? — ошеломленно переспросил Джарра.

— Ты сказал, что это к лучшему, и принес мне цветы, и... я знаю, ты терпеливо ждал, когда я оправлюсь физически, но, когда мы приехали в «Опаловый плес», ты как ни в чем не бывало занялся своей работой, вернулся к заведенному распорядку, к прежней жизни, ожидая, что мы будем предаваться любви как всегда, будто ничего не произошло. Будто его вовсе не существовало. А я не могла... так думать... так чувствовать.

— Скай... я тоже так не думал. Разве мог я забыть то, что произошло с тобой... с ребенком. Но ведь если бы он не умер сразу, его жизнь все равно была бы скоротечной, к тому же мучительной. Неужели ты хотела, чтобы он страдал?

— Нет. — Скай потупилась, приковавшись взглядом к песочному пятну на ковре. — Я понимала, что ты прав. Жизнь продолжалась, и ты должен был выполнять свою работу. Я понимала, что веду себя неразумно, что несправедлива к тебе. Только... мне все время казалось, будто ты рад, что он... умер. Потому что если бы он выжил, у тебя был бы неполноценный ребенок.

Она долго не решалась посмотреть ему в лицо, а когда осмелилась, то увидела, что он потрясен и едва сдерживает гнев.

— Это был мой сын... — наконец произнес Джарра. — И я любил бы его, несмотря ни на что.

Скай отвела глаза.

— Ты... ты ведь, не раздумывая, умертвил жеребенка Стардаст.

Джарра помолчал секунды две и вдруг вспылил:

— Боже мой, Скай! Это же разные вещи! А что касается жеребенка, мы приняли самое гуманное решение. У бедняги был не просто какой-то мелкий дефект. Он родился калекой: не то что скакать, на ногах стоять бы не смог.

Скай, вздрогнув, вновь обратила на него свой взор.

— Я же не знала. Ты не дал мне посмотреть.

— Я пытался оградить тебя от неприятного зрелища!

— Ты только и делал, что ограждал меня. Пожалуй, даже больше, чем следовало бы.

— Вот и Келли так говорит. Но ты ведь такая хрупкая, — пробормотал он. — А в скотоводстве иногда приходится прибегать к жестокости. Когда тебе стало плохо на скотном дворе, я испугался, что ты возненавидишь ферму, а заодно и меня, что у тебя все это вызовет отвращение и ты уедешь в город.

— Если бы не беременность, я бы ничего не почувствовала. К тому же я не ожидала, что увижу подобное. Да еще запах. Мой желудок тогда вообще на запахи остро реагировал. В принципе, мне приходилось наблюдать вещи и похуже. Я ведь в детстве столько стран объездила. Что же касается скотоводства, тут у меня претензии могли бы быть только в том случае, если бы я не ела мясо.

Скай показалось, что лицо Джарры чуть просветлело.

— Может, прогуляемся? — предложил он. — Заодно и обсудим все?

Джарра был не из тех людей, кто мог легко говорить о своих чувствах. Не имел он и привычки подолгу сидеть — или стоять — спокойно. Он был человек действия. У Скай в душе забрезжила надежда. Она согласилась.

Джарра отступил на шаг, пропуская ее перед собой на террасу. Потеплело, иней растаял, на небе светило яркое солнце. Скай, помедлив с секунду, стянула носки и босиком спустилась по лестнице на газон. Джарра последовал ее примеру.

— Келли заявила, что я душил тебя своей опекой, — заговорил он, когда они дошли до воды и побрели по рыхлому песку. — Она сказала, что ты женщина, а не фарфоровая кукла, и пытаться держать тебя в перетянутой лентой коробке — сущее безумие.

— Келли здраво рассуждает.

— Хм. — Возможно, эта мысль была для него внове. — Кажется, я накричал на нее. Сказал, что она ничего в этом не понимает и лезет не в свое дело.

Скай едва сдержала улыбку. Келли палец в рот не клади.

— Она права. Мне казалось, ты относишься ко мне, как к любовнице, что я для тебя всего лишь милая игрушка, с которой приятно позабавиться на досуге и всегда можно отложить в сторону, если есть более важные дела.

— Я никогда к тебе так не относился, — отрывисто бросил он.