Возвращение в Яблочное королевство. Стив Джобс, сотворение Apple и как оно изменило мир
Шрифт:
Приезд Джобса в Европу вызвал у немцев переполох, и они звонили Элкорну, спрашивая, кого он им прислал. Джобс (расстроенный тем, что не смог найти в немецком языке эквивалент слова "вегетарианец"), быстро устранил помехи в машинах Atari.
Судя по рассказам приятелей, путешествие Джобса и Коттке в Индию выглядит чередой картинок, запечатлевших невинных юношей за границей, доверчивых американцев, слегка растерявшихся от многочисленных ашрамов, свами и садху. Коттке называл путешествие "своего рода аскетическим паломничеством, если не считать того, что мы не знали, куда направляемся". До приезда Коттке Джобс несколько недель прожил в Индии один и в последующие годы вспоминал это время как череду сюрреалистических картин. Он присутствовал на большом религиозном празднике Кумбх-мела, который раз в двенадцать лет проводился в городе Харидвар в северной части Центральной Индии. "Семь миллионов человек, — вспоминал Джобс, — в городе размером с Лос-Гатос". Он увидел
Коттке и Джобс, одетые в белые штаны и жилеты, обосновались в Нью-Дели. Ночные прогулки заводили их в трущобы, где дома были построены из ржавых листов железа и разбитых контейнеров, коровы жевали мусор, а люди спали на койках, выставленных прямо на тротуар. Вылазки из Дели они совершали на автобусах с погнутыми бамперами и маленькими металлическими сиденьями; до некоторых йогов приходилось добираться несколько дней. Они брели вдоль рек, стирая ноги сандалиями. В руках у них были бутылки с водой. Очарованные магией Тибета, они добрались до подножия Гималаев, но остановились в старинном курортном городе Манали, где оба заразились чесоткой от грязного постельного белья.
Ним Кароли Баба и его плед к тому времени уже превратились в пепел на погребальном костре, однако Джобс и Коттке из чувства долга посетили Каинчи. Они ходили среди ярких икон и пластмассовых фигурок Кришны и наткнулись на ашрам, оскверненный музыкантами, которым платили за исполнение религиозных гимнов. Несмотря на произошедшие с городом перемены, друзья прожили в Каинчи около месяца, снимая однокомнатную бетонную хижину у семьи, владевшей картофельной фермой. Жилище было достаточно удобным, позволяло спокойно, без помех читать и имело еще одно достоинство: оно располагалось рядом с полем конопли. Джобс и Коттке высушивали растения, а потом курили. Примитивным хозяйством занималась жена фермера, которая продавала им буйволиное молоко, подогретое и подслащенное. Однажды Джобс стал возмущаться, что она разбавляет молоко водой. Жесты помогли преодолеть языковой барьер, и женщина назвала Джобса преступником. На рынке Каинчи торговцы продавали фрукты с тележек, запряженных осликами, и Коттке вспоминал, что Джобс отчаянно торговался: "Он везде внимательно изучал цены, выяснял реальную стоимость товара и начинал торговаться. Он не хотел, чтобы его обдирали как липку".
Жаркое и трудное лето избавило Джобса от многих иллюзий об Индии. Он обнаружил, что Индия гораздо беднее, чем ему представлялось, и был поражен несоответствием между состоянием страны и окружавшим ее ореолом святости. Он усвоил урок, скрывающийся за пестрым мельканием йогов, дашранов и пран, садху и столов для пуджи. "Мы не найдем места, где за месяц достигнем просветления. Впервые я задумался, что Томас Эдисон, возможно, сделал для мира намного больше, чем Карл Маркс и Ним Кароли Баба, вместе взятые".
В Калифорнию Джобс вернулся похудевшим — из-за приступа дизентерии, — с короткой прической и в индийских одеждах, которые были на тысячи лет старше, чем осциллографы и Pong. Нэнси Роджерс вспоминала: "Он был таким странным, когда вернулся. Смотрел на меня широко раскрытыми глазами не мигая. Мог подойти, взглянуть на подарки, которые сам дарил, и спросить: "Где ты это взяла?" Такое впечатление, что он хотел расстаться".
Джобс вернулся из Индии осенью 1974 года, и начался полуторагодовой период его метаний. Интересы Стивена делились между компанией Atari с ее переменчивым миром потребительской электроники и тремя сотнями акров фермы в Орегоне, которой управлял Роберт Фридланд (ферма принадлежала его богатому родственнику). Но сначала Джобс направился на север, в город Юджин в штате Орегон, в старинный отель, превращенный калифорнийским психиатром Артуром Яновом в "Орегонский центр чувств". Джобс, который прочел популярную книгу Янова "Первичный крик" (The Primal Scream), заплатил тысячу долларов и записался на двенадцатинедельный курс терапии, которая должна была избавить его от глубоко спрятанных проблем. Янов и его ученики из "Орегонского центра чувств" предлагали очищение эмоциями. "Чувство — вот то единственное, на чем основывается первичная терапия… Мы стремимся найти чувство, которое говорит: "Папочка, будь добрее. Мама, ты так нужна мне". Джобсу стало любопытно: "Это показалось мне интересным. Ты мог заглянуть в собственную жизнь и вступить в новую область чувств. Нужно было не думать, а делать: закрыть глаза, задержать дыхание, погрузиться в себя и выйти из этого состояния более мудрым".
Джобс искал в книгах Янова ответ на глубоко личные переживания. Когда ему
исполнилось двадцать, вопрос о его усыновлении и биологических родителях стал для него чрезвычайно важным. Нэнси Роджерс вспоминала: "Иногда ему до слез хотелось увидеть мать". У Роберта Фридланда было свое объяснение: "Стив очень хотел познакомиться с родителями, чтобы лучше познать себя". Джобс мог часами рассуждать, строя предположения о своих биологических родителях. Друзья подшучивали над ним, говоря, что он либо армянин, либо сириец. Джобс всерьез занялся поиском родителей, и ему удалось кое-что узнать: "Оба преподавали в университете. Отец был приглашенным профессором математики". Джобс говорил, что в усыновлении было по крайней мере одно преимущество: "Оно позволило чувствовать себя чуть более независимым". После трех месяцев, проведенных в Юджине, Джобс утратил веру в Янова и его методы. "Он предлагал готовое, консервативное решение, которое выглядело излишне упрощенным. Стало ясно, что никаких глубоких прозрений не предвидится".Разочаровавшись в "Орегонском центре чувств", Джобс вернулся в Калифорнию, снял комнату в Лос-Гатосе, где по часу медитировал на восходе солнца, и снова начал работать в Atari. Там он по-прежнему вызывал неприязнь. Бушнелл заметил напряженную атмосферу, которая сложилась в лаборатории из-за Джобса, и назначил его на должность консультанта. "Я предупредил возможные неприятности. Я сказал: "Эй, парни, если он не нужен вам, то нужен мне". Бушнелл ценил упорство Джобса: "Когда он хотел что-то сделать, он представлял мне график, рассчитанный на дни и недели, а не на месяцы и годы. Мне это нравилось". Джобс снова работал по вечерам и занимался разными проектами. Тем временем Возняк открыл для себя видеоигры и стал частым гостем в Atari, где подолгу играл на стоявших на сборочной линии автоматах. Несколько недель он даже потратил на разработку и изготовление собственной версии Pong, где впервые столкнулся с необходимостью выводить изображение на телевизионный экран.
Возняк также помог Джобсу выполнить задание Бушнелла, решившего, что ему нужна игра, в которой игрок отбивает мяч, разрушающий кирпичную стену. Бушнелл предложил Джобсу вознаграждение, связав его с количеством микросхем, использованных в игре. Уменьшение числа микросхем не только удешевляло производство, но и делало игровую приставку надежнее. Джобс заручился помощью Возняка, по мнению которого "Стив не был способен разработать такую сложную штуку". Друзья трудились над проектом несколько ночей подряд — Возняк рисовал схемы, а Джобс собирал прототип.
На Бушнелла игра произвела впечатление, и он предложил Возняку перейти на работу в Atari — в любой момент, как только тот пожелает. Однако Эл Элкорн, лишь много лет спустя узнавший о вкладе Возняка, считал, что "разработка блестящая, но не технологичная, поскольку техники не знали, как ее настраивать". Игру пришлось полностью переделывать, прежде чем ее выпустили под названием Breakout.
Тем временем Джобс, которому не терпелось уехать в Орегон, обнаружил, что они с Возняком получат заработанные семьсот долларов только через две недели. Он настоял, чтобы всю сумму выдали в тот же день, и исчез на ферме Фридланда, зародив подозрение в пуританине Возняке. "Я понятия не имел, чем они там занимаются", — вспоминал Возняк. У спешки, в которой создавалась игра Breakout, было еще одно последствие: и Возняк, и Джобс заболели мононуклеозом{17}.
Первые симптомы Джобс почувствовал сразу после приезда на ферму. В названии ранчо Фридланда, "Единая ферма" (All One Farm), присутствовал намек на мистицизм, на представление об универсальной сущности и понятии высшего бытия. Кроме того, Фридланд дал новорожденному сыну индийское имя, себе — тоже. ("Он называл себя Сита Рам Дас, но мы по-прежнему звали его Робертом", — рассказывал Коттке.) Местоположение фермы указывалось в "Путеводителе по духовным общинам" (The Spritual Community Guide), и он привлекал многочисленных бродяг, попрошаек-наркоманов, посетителей соседних храмов Кришны, а однажды его даже навестили пациенты психиатрической больницы. Для десятка постоянных гостей, к числу которых принадлежал Джобс, ферма стала источником ежедневных драм и трудностей. Курятники были превращены в примитивные ночлежки, а воду из источника провели в баню, которая топилась дровами. Джобс провел электричество в амбар, и Фридланд удивился его умению обращаться с кабелями и схемами.
Очарование Востока не отпускало гостей "Единой фермы". Они практиковались в медитации, подолгу спорили по поводу запрета марихуаны и других наркотиков, а также проводили много времени в беседах о возможности вести праведную жизнь. Пользоваться инсектицидами и гербицидами на полях и огородах было запрещено; на ферме посеяли озимую пшеницу, поставили ульи для пчел и пропагандировали достоинства органического земледелия. При помощи бензопилы они обрезали ветки яблонь и слив в запущенном фруктовом саду, где созрел урожай яблок гравенштайн. "Стив занимался яблоками", — вспоминал Фридланд. Они делали сидр и оставляли его на ночь на каменном крыльце, где он постепенно превращался в яблочную водку.