Возвращение

— Не думаю, — перехватила прощальный жёсткий взгляд вице-графа. Бледное лицо, плотно сжатые губы. Покачиваясь в седле, он смотрел на неё, как… на пустое место.

Чего и следовало ожидать. Он видел, что произошло в кухне, и всё понял не так. За несколько минут из влюблённого в неё юноши он превратился в… женоненавистника? Наташа прикрыла глаза, чувствуя, что потеряла частицу себя. Сейчас она ничего сделать не может. Он похож на своего отца, а значит, ему нужно время, чтобы остыть, взглянуть на всё под другим углом зрения, осмыслить увиденное. А пока… Она помахала ему во след, получив в ответ нахмуренный взор.

Успокаивала рыдающую Киву, осеняющую крестным знамением скрывающийся за въездными воротами эскорт:

— Он вернётся. Не на войну же уходит. Вон, какую котомку вкусняшек вы ему собрали. Ингваз присмотрит за ним.

А теперь… Нужно набраться терпения и готовиться к встрече любимого.

— Госпожа, — подбежала Грета, держа за руку Лиутберта, — вы вчера обещали научить нас лепить из теста фигурки.

— Обещания нужно выполнять. Идёмте, мои хорошие.

Она, вдруг вспомнив о Юфрозине, поискала её среди провожающих женщин. Взяв под руку Киву, заметила:

— Не вижу Юфрозины.

Женщина махнула рукой:

— Её всегда не видно и не слышно. Есть она, нет… Всё едино.

Сердце сжало печалью. Никто так и не попытался наладить с ней отношения. А она? Стремилась ли к этому она?

Для своей затеи пфальцграфиня не нашла ничего лучше, чем оккупировать кабинет хозяина. Его дома нет, гость отбыл. Дитрих? Кто его знает, где он. С отъездом Ирмгарда дел у него прибавилось.

Грета и Лиутберт, истыкав пальцами пластичную массу в высокой миске и быстро сообразив, что от них требуется, под руководством Наташи без промедления принялись за дело.

Франц присоединился к ним позже. Сев за низкий столик, приспособленный для творчества, неуклюже вертел в руках мягкий шарик, поглядывая на дощечку с вылепленными фигурками.

— Это белка, — Грета ткнула пальчиком с надетым на нём колечком в фигурку зверька. — А вот ёж, грибы.

— Ого! — Франц рассматривал ежа с колючками, надрезанными с помощью маникюрных ножничек.

Девушка, делая надрезы на тесте, формируя «колючую» шубку млекопитающего, вдруг вспомнила, как Герард выстригал прядь её волос на затылке, оголяя татуировку. Усмехнулась своим мыслям.

— А вот змея, — указал на тощую сосиску Лиутберт. — Я делал.

У окна с вязанием сидела няня, чутко прислушиваясь к разговору.

— Змея? — усмехнулся Франц. — Да это похоже на…

— Франц, — остановила его Наташа, — мы не сомневаемся, что ты умеешь лучше. Научи нас. — Подмигнула ему.

Он почесал голову, наблюдая, как в руках госпожи появился маленький голубок с хвостиком.

— Сделаем крылышки и нарисуем пёрышки, — сказала она.

Лепка её успокоила. Тревога улеглась, а вдохновенные лица детей вселяли покой и уверенность: всё будет хорошо.

Появление Дитриха внесло суматоху.

Грета и Лиутберт наперебой стали ему показывать свои поделки, ожидая похвалы.

Он, приостановившись, слушал, кивая, не отрывая глаз от рук Наташи, скатывающих шарик. Найдя на полке подшивку цер, прошёл к няне и вполголоса спросил:

— Давно вы тут? Почему дети не в своём покое?

Она вскочила, беспокойно глядя на покрасневшее лицо хозяина:

— Сейчас уйдём.

Он озадаченно посмотрел на детей, позволив милостиво:

— Оставайтесь.

— Им ничего не угрожает, — оправдывалась няня. — Я вижу всё. Её сиятельство просто чудо.

Он сел за письменный стол, ничуть не сомневаясь в умении упомянутой пфальцграфини увлечь детей. Вздохнул: «Ведьма!»

Наташа чувствовала на себе его прожигающий взор. Такой же, как и у его брата — от всей души, насквозь, больно.

— А куда всё это? — Франц формировал блин, поглядывая на пучки стеблей сухих трав и веточек.

— Мы делаем новую «бродилку». Пока нам мастерят столик, мы лепим всех… кого нам надо, — нашлась Грета, вызвав одобрительную улыбку наставницы.

— Это будут кусты, — ткнул пальчиком в прутики Лиутберт. — В них будет сидеть мой заяц.

— Я сделаю волка, и он съест твоего зайца, — хмыкнул Франц.

— А я достану кинжал и убью твоего волка, — не растерялся маленький барон, поглаживая ножны.

— Никто никого не будет есть или убивать, — вмешалась Наташа. — У нас будет мирная страна, где все будут помогать нашим героям дойти до финиша. Сейчас я буду лепить Грету.

— А меня?

— Потом тебя и Франца.

— Я сам себя слеплю.

— Кто бы сомневался, — потрепала она его по вихрам. — Ты самый старший, с тебя и спрос больше.

Дитрих, не выдержав, подскочил как ужаленный и, грохнув церой по столу, проходя мимо Наташи, пробурчал:

— Посмотреть со стороны — лучшего ничего не видел, а в душе… змея. — Хлопнула дверь.

Наташа тяжело вздохнула. Всё же ей нужно было уехать с Шамси.

Отправив детей на обед и отдых, она позвала Фиону:

— Давай возьмём Руди и съездим к Рухе.

Та, молча, согласилась.

Пфальцграфине не нравилось настроение Рыбки:

— Может, расскажешь, почему такая грустная? Тебя никто не обидел? Если Рабан…

— Нет, — замотала она головой. — Ворон очень хорошо со мной обходится. Только он мне не нужен. Я хотела, чтобы…

Наташа поняла, о чём хочет сказать Фиона:

— Я тоже хотела… Всё ещё надеюсь увидеть вас вместе. Два рыжих солнца.

Ведунья зашмыгала носом:

— Ладно, поехали.

Разрешение на выезд требовалось получить у Дитриха. Он, выслушав, не стал препятствовать и, дав в сопровождение двух воинов, строго сказал:

— Недолго там. Нечего отвлекать охранников по пустякам.

Наташа была довольна. Руди подготовил Зелду. Застоявшаяся в деннике мулица, легко несла свою хозяйку. Послеобеденное солнце, путаясь в густых посадках виноградной лозы, ласкало лицо, покрытое лёгким загаром.

«На крышу бы, позагорать», — мечтала девушка, глядя в безоблачное небо, провожая взором пару крупных птиц, плавно парящих в небе.

Проехав тихую, словно вымершую деревню, свернули к домику ведуньи. Им не повезло. Приставленная к двери палка ясно дала понять — хозяйки нет.