Возвращение

Когда песня закончилась, с минуту все молчали. Потом Высоцкий встал, подошел ко мне и протянул руку:

– Миша, спасибо. Спасибо! Еще что-нибудь, а?

И я спел еще. «Комбата». «Позови меня по имени». «За тебя, Родина-мать». «Там за туманами». «По полю пройдем с конем». «Дорога»

– Все, устал! – улыбнулся я – Как-нибудь еще соберемся, и я спою.

– Еще одну! Еще! – вдруг попросила Уланова – для души! Миша, пожалуйста!

– Ну, если вы просите…последнюю. А то Ольга уже вон еле пальцами шевелит (я подмигнул подруге) Отвыкла уже играть.

– Мы обязательно запишем твои песни, Миша! Обязательно! Я с тебя живого не слезу! – грозно пообещал Богословский – Запишем!

Я улыбнулся. Честно сказать – абсолютно не хотелось становиться чем-то вроде барда. Это пусть Высоцкий поет. А мне хватает и моей делянки. И еще кучи всяческих делянок! Отвлекаться еще и на песни? Тем более – не на свои песни…ворованные ведь.

Я нашел нотный лист, подал его Ольге. И она заиграла…

Под небом голубым есть город золотой,

С прозрачными воротами и яркою звездой.

А в городе том сад, все травы да цветы;

Гуляют там животные невиданной красы.

Одно – как желтый огнегривый лев,

Другое – вол, исполненный очей;

С ними золотой орел небесный,

Чей так светел взор незабываемый.

А в небе голубом горит одна звезда;

Она твоя, о, ангел мой, она твоя всегда.

Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят;

Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад.

Тебя там встретит огнегривый лев,

И синий вол, исполненный очей;

С ними золотой орел небесный,

Чей так светел взор незабываемый...

Когда отзвучал последний аккорд, никто не издал ни звука, даже шумный Богословский. Потом вдруг Уланова резко встала с места, подошла ко мне, и уцепившись рукой за мою шею, встала на пуанты и поцеловала меня в щеку.

– Спасибо. Это лучшее, что случилось со мной за последние годы. Спасибо, Миша!

И все захлопали в ладоши.

Вот за эту песню мне не было стыдно. Украсть у вора – не грех. Гребенщиков ее вульгарно слямзил, услышав на одном спектакле Ленинградского театра-студии «Радуга».

История песни меня некогда поразила своей…хмм…необычностью, что ли. Музыку, использованную в песне, написал гитарист и лютнист Владимир Вавилов, и выпустил ее в сборнике якобы средневековых мелодий, написанных на самом деле в конце шестидесятых годов им, малоизвестным композитором. Ему очень хотелось, чтобы музыка прорвалась к слушателю, и он прибег к мистификации. А уже потом, в ноябре 1972 года на эту музыку поэт Волохонский написал стихотворение «Под небом голубым». Впрочем, изначально стихотворение называлось «Рай».

Владимир Вавилов умрет в 1973 году от рака поджелудочной железы…и долгие годы люди так и будут считать, что музыка на пластинке, которую он выпустил, принадлежит другим композиторам. Увы…

Кстати сказать – вот еще задача на ближайшее будущее: во-первых, найти Вавилова и попытаться убедить его заняться своим здоровьем. Может быть все-таки можно будет его спасти? Ведь я читал о том, что погиб он потому, что поздно диагностировали рак, и операция не дала результата. Может, успеем?

Во-вторых, надо восстановить справедливость. Пусть человек хотя бы в конце своей жизни получит то, что ему причитается! Я издам его музыку в Штатах, с его именем и фамилией. И пусть люди знают гения! Это будет лучший ему…памятник. По крайней мере, он будет знать, что его не забудут и он не зря жил. Жаль, что я не умею лечить…за способность излечивать болезни я лично отдал бы все свои писательские способности. Нет ничего важнее в мире, чем спасать, лечить людей!

Мы сидели еще часа два, потом гости стали потихоньку расходиться. Первыми уехали Махров и Люба. У них одни оставались дети, и надо было срочно ехать домой, иначе те или что-нибудь подожгут, или затопят (со слов Махрова).

Потом ушли Раневская и Уланова. Раневскую вызвался проводить Богословский, который тоже попрощался и напоследок буквально потребовал выделить день и вместе с ним заняться оформлением «моих» песен. Потому что такое чудо не должно пропасть зря.

Остались только Высоцкий и Золотухин, изрядно поддавшие, но державшиеся прямо, даже нарочито прямо. С ними остался сидеть я – Ольга устала и по причине позднего времени отправилась спать. Я ее сам отправил, мне сидеть посреди ночи не привыкать, а она без сна никак не может долго терпеть.

Мы сидели и разговаривали, и я все ждал, когда же Высоцкий и Золотухин спросят главное, ради чего они остались. И я знал, что это за главное, большого ума для того не требовалось.

– Миш… – начал Золотухин – наверно, это глупо…но нам сказали, что ты можешь предсказывать будущее. Чушь, конечно, но было бы все-таки интересно от тебя услышать…что нас ждет? Меня и Володю! Можешь нам сказать?

– Могу. Но хотите ли вы это знать? Достаточно ли вы сильны, чтобы услышать правду?

Я был слегка пьян. Только слегка, но…в связи с этим находился сейчас в эдаком бесшабашно-яростном настроении, когда не выбирают выражений и когда правда-матка просто-таки лезет из твоего рта. Фонтанирует, понимаешь ли!

– Конечно! – с долей надменности ответил Высоцкий – ты сомневаешься в нашей мужественности? Мы мужчины! Ты считаешь нас слабыми?

– Володя…представь, что я скажу тебе дату твоей смерти. Как ты будешь после этого жить? Считая дни, годы, месяцы! Ты сможешь вынести эту муку? Я никогда никому не говорю точной даты. Мне жаль людей.

– Да ты просто дуришь людей! – фыркнул Высоцкий – ну вот скажи, ведь дуришь! Разыгрываешь! Ну не верю я в эту чушь, не верю! Давай уж, ври!

– Ври, говоришь? Ну, держись! Только потом не бросайся на меня с кулаками. Во-первых, ты сам этого хотел. Во-вторых, ты со мной не сладишь. Помни, что я Мохаммеда Али завалил, а уж тебя..хе хе… Ладно, не хмурься. И слушай.

Я замолчал, посмотрел в напряженные лица собеседников. Глаза их блестели лихорадочным огнем. Ну да – алкоголь. Да – любопытство, всяк человек, касаясь чего-то странного, непознанного жаждет услышать некое откровение. Все мы подсознательно верим в чудеса. А если не верим – все равно их жаждем, прекрасно понимая, что чудес не бывает. И вот – перед ними сидит настоящий провидец, который откроет их судьбу. Это ли не повод возбудиться сверх меры?

– Ты запойный алкоголик, Володя – рубанул я с плеча, и увидел, как расширились глаза Высоцкого – И ты это прекрасно знаешь. Жить тебе осталось восемь лет. Последние три года будут мучительными и страшными. В семьдесят шестом году какая-то сволочь посоветует тебе выйти из запоя с помощью хорошего укола. И ты согласишься. А это будет наркотик. И это будет дорога вниз. Ты будешь колоть укол после каждого спектакля, и в конце концов превратишься в насквозь больную развалину, с больной печенью, почками, сердцем, всеми органами. Умрешь ты двадцать пятого июля восьмидесятого года, во время Московской олимпиады.