Возвращение

– Писатель, сразу видно – улыбнулся Шелепин – Мастер слова! Но…нам сейчас нужны не слова, а дела.

– А я вам хотел дать еще кое-какие слова… – задумчиво сказал я – выслушаете? Думаю, это будет очень важно. И мне кажется, тут решать не только Семичастному. В основном – вам.

– Ну-ка, ну-ка…давайте! – Шелепин явно был заинтригован – От вас уже и не знаешь, чего ожидать. Что-то вспомнили?

– Да, вспомнил. И очень важное. Я мог бы это отдать напрямую, тем, кто в этом заинтересован больше всего, но…мне кажется, вы сможете извлечь из этого большую пользу. Очень большую!

– Не тяните, слушаю.

– Олимпийские игры в Мюнхене – медленно сказал я, глядя в глаза Шелепину. Мне очень хотелось понять, как он отреагирует на ЭТУ информацию – В начале сентября, и я знаю точную дату, боевики Палестинской организации Черный Сентябрь захватят Израильскую делегацию спортсменов. Погибнут одиннадцать человек, и среди них – недавний репатриант из Минска, наш спортсмен. Теракт будет организован или по прямому указанию Каддафи, или при его одобрении – до конца никто так и не знает. Но факт – когда тела пяти убитых террористов доставят в Ливию – их похоронят как героев. Трое оставшихся в живых террористов будут сидеть в тюрьме в Германии, а потом их освободят – после того, как соратники негодяев захватят немецкий самолет и потребуют освободить террористов. Израиль потом двадцать лет будет искать тех, кто готовил эту операцию, и уничтожать террористам там, где найдет. Кстати, уж не этой ли тактикой вы решили воспользоваться? «Омега» – для этого?

– В том числе – и для этого – кивнул Шелепин, явно напряженно соображая (даже лоб наморщил) – Но продолжайте. Почему такие потери? Почему не освободили заложников?

– Бездарное руководство! Трусость и подлость! Немецкие полицейские, которых переодели в летчиков и сунули в самолет, который дали террористам – испугались и ушли. Израиль просил у немцев разрешения использовать свой спецназ для освобождения заложников, но немцы не разрешили им действовать на немецкой территории. А эти немецкие бездари все прогадили! И потом взяли, и спокойно позволили террористам уйти. А вот теперь думайте, Александр Николаевич – как использовать эту информацию. Самим уничтожать террористов, или сообщить Израилю о теракте. Кстати, информацию о теракте немецкие власти получили от своего осведомителя из Ливана за три недели до теракта. Но просто наплевали на его сообщение. Олимпийская деревня охранялась из вон рук плохо – любой мог перелезть через забор и пойти туда, куда ему хочется. Знаете, Александр Николаевич, когда я читал об этом теракте, меня не оставляло ощущение, что террористам позволили совершить этот теракт. Власть сделала все, чтобы он был успешным. И еще один интересный факт: после теракта, когда хоронили израильских спортсменов, советская делегация отказалась участвовать в траурных мероприятиях. И я считаю – это позор! А вы…(я поглядел в лицо Шелепину) считаете, что это позор? Или на самом деле не стоило идти на панихиду вместе с остальными спортсменами?

Шелепин молчал, и не смотрел на меня. Потом все-таки ответил, после десятисекундной паузы:

– Это была ошибка. Так делать было нельзя. Какое бы ни было отношение к Израилю…спортсмены тут ни причем. И кроме того, это должно было дурно отразиться на отношении к Советскому Союзу. Я бы за такое наказал.

– А как вы относитесь к террористам вообще? – совсем уже обнаглел я – Вот к таким методам борьбы? Вы считаете допустимым ТАКОЕ?

– Михаил Семенович, вы забываетесь! – голос Шелепина был холоден как лед, а глаза его впились в мое лицо. И тут же он вдруг потух, как-то даже обмяк – Ладно, чего уж там…раз мы разговариваем откровенно. Израиль наш враг. Как и США. Израиль некогда обманул Сталина, а в шестьдесят седьмом году мы разорвали дипломатические отношения с Израилем после начала шестидневной войны. И вы это знаете, уверен. И когда эти отношения восстановятся, никто не…хмм…вы знаете, наверное?

– Знаю. В девяносто первом году – пожал я плечами – И через восемь дней после того, как нашим послом будут вручены верительные грамоты, Советский Союз перестанет существовать.

– Вот как?! – вздохнул Шелепин, и снова задумался – Двадцать лет! Двадцать лет…

– Тайные переговоры между Израилем и СССР будут проходить с восемьдесят пятого года, и вот…до девяносто первого. А потом…потом у нас будет безвизовый режим, и торговля. Особой дружбы не будет, они все равно ориентируются на США, но…не враги, точно. Тем более, что там половина Израиля наш народ. Бывший наш народ. Их там так и называют: «русские». У них свои кафе, свои ночные клубы, свои анклавы. Советские с местными почти не смешиваются. Живут, как привыкли жить у нас. Когда-нибудь конечно смешаются, но пока…вот так. И все-таки, как вы относитесь к такому вот терроризму? Знали бы вы, во что это выльется, эта поддержка террористов! Мы поддерживаем НАШИХ террористов, США поддерживает СВОИХ террористов, а в результате все в полном дерьме. Уже давно все умные люди говорят: нельзя поддерживать терроризм! Нельзя поощрять теракты! Это ударит в нас самих! Но дурацкое противостояние США и СССР – продолжается и в двухтысячных. И СССР нет уже, а ничего не изменилось. Даже хуже все стало. Впрочем – это уже не интересно.

– Очень даже интересно – возразил Шелепин – А что касается убийства спортсменов…ну как вы думаете, Михаил Семенович, хоть один нормальный человек это поддержит?

– Каддафи же поддержал – пожал я плечами – И с ним еще сотни тысяч, миллионы арабов. Кстати, с ними весь мир еще хлебнет горюшка! Поток арабов-эмигрантов захлестнет Европу! Я как-нибудь вам расскажу, во что вылилась политика США на Ближнем Востоке, и как они нагадили Европе! Специально нагадили, направив в нее поток этого эмигрантского дерьма!

– Зачем США гадить Европе? – удивился Шелепин – Европа заглядывает в рот США! Они же всех их держат за глотку! Европа – сателлит США!

– Европа зажирела и стала конкурентом США. Стала поговоривать о том, что той же Германии надо иметь свою армию. Что НАТО не нужно, и платить в него не имеет смысла. Что Советского Союза нет – а зачем тогда НАТО? И тогда США замутили несколько войн на Ближнем Востоке, в результате чего в Европе оказались миллионы беженцев – молодых, сильных, наглых и абсолютно не желающих работать. Самых настоящих бандитов! И Европа взвыла. Но это другая история. Давайте-ка решим, что делать с этим терактом, о котором я вам рассказал. Не думаете ли вы, что это реальный повод восстановить отношения с Израилем, повод показать всему миру, что мы против терроризма, что Союз не поддерживает такие мерзкие способы ведения войны? Александр Николаевич…я не отдал эту информацию американцам. А мог отдать. Не отдал потому, что вы с ней можете принести большую пользу нашей стране. Скажите, я могу на вас рассчитывать? Вы спасете израильских спортсменов?

Шелепин смотрел на меня немигающим взглядом, как на какого-то таракана, будто раздумывал – стоит ему меня раздавить, или нет. И…молчал. Молчал! И мне вдруг сделалось не по себе. Неужели ничего не меняется? Неужели эти люди так запросто бросят умирать одиннадцать человек просто потому, что им не нравится Израиль, или вообще – все еврейское племя? Интересно, а как бы поступил Брежнев, узнав такую новость? Я кстати помню, что когда обсуждалось, разрешать евреям уезжать, или нет – Брежнев выступил за разрешение. Хотя многие в ЦК были против эмиграции евреев. И только под давлением остальных членов ЦК была принята квота на эмиграцию, вместо свободного выезда. Так что антисемитом Брежнев точно не был. А вот про Шелепина я ничего такого не помню.

– Я обещаю, что израильские спортсмены не погибнут, и что теракт не состоится – тяжело сказал Шелепин, наконец-то сморгнув – Но вы должны описать мне во всех подробностях, что именно тогда произошло – с датами, временем, именами участников и тех, кто готовил теракт. Понятно?

– Понятно… – облегченно вздохнул я, хотел еще добавить кое-что, но Шелепин меня прервал:

– Давайте на будущее так: если у вас есть информация по чему-то подобному – теракту, или катастрофе где-то за рубежом, в первую очередь вы сообщаете ее нам, своему руководству. А уж мы решим, как ее использовать. Договорились?

– Если только у меня не будет крайней нужды, в первую очередь такую информацию я буду сообщать вам – подумав, сказал я.

– Что значит – «не будет крайней нужды»? – бесстрастно спросил Шелепин.

– Это значит, что я могу вспомнить что-то совершенно неожиданно, и в тот момент я не смогу с вами связаться, а решать нужно будет как можно быстрее. Например – буду находиться где-то далеко, в Штатах, или Австралии, а дозвониться до вас, сообщить…ну, вы поняли. Если будет наличествовать угроза людям, и я смогу ее предотвратить только срочно сообщив о ней – не вам… Тут еще ведь какой момент…я ведь для американцев провидец, и время от времени подкармливаю их информацией. Если совершенно перестану ее давать – что будет? Они шибко рассердятся, и станут строить мне козни. И если при этом пойдет поток предупреждений от вас, сопоставить – как дважды два четыре! То есть вам я даю информацию, а им – нет!

– Когда-нибудь вам придется выбирать, Михаил Семенович – усмехнулся Шелепин.

– А я давно выбрал – тоже усмехнулся я – Мою страну. Россию. СССР. И для нее я работаю. Для Родины. Но если я буду работать так тупо, что американцы перестанут меня воспринимать как своего, так какой тогда смысл в моей работе за бугром? Я ведь влияю на американское общественное мнение, даже на самого президента США. А вы хотите, чтобы я сидел только здесь? Так сказать – хотите положить меня под задницу? Вам не кажется это глупым делом? Нет уж, Александр Николаевич…я не дурак и не буду поступать так тупо, уж простите. Я делаю для страны все, что могу, и даже больше того, но…выполнять глупые приказы я не буду. Наелся этого добра, хватит!