Вперед и вниз

— Привет, папуля! — худенькая чернявая девчонка в шортах и майке с ходу ткнула Панужаева кулачком в бок.

— Сколько лет… кхе-кхе… сколько зим, — ответил счастливый отец, поперхнувшись пивом. — Все нормально, Роман?

Этот вопрос был задан молодому человеку в просторном летнем костюме, подошедшему вслед за девочкой.

— Нормально.

— Хамила, небось?

— Так, по мелочам.

— Ладно, с меня причитается за моральный ущерб. А сейчас двигай в контору, там Женьшень со Швеллером. Оба с утра поддатые. Надо от них избавиться, пока не натворили чего.

— Как я от них избавлюсь? — молодой человек беспомощно развел руками, так что из-под полы пиджака на миг показалась рукоять пистолета. — Лучше уж вы сперва позвоните.

— Хорошо, — Панужаев залез в машину и начал ругаться с кем-то по сотовому телефону.

— Они пьяные в офисе, папка пьяный здесь, и ты тоже пьешь, — упрекнула девочка Алтынова, как раз отхлебнувшего пива.

— Беда, — грустно сказал он. — Прямо беда с этим пьянством.

Роман сочувственно покачал головой. Мальчишки-роллеры опять нарисовались на фоне зоопарковой ограды и начали кружить на месте, поглядывая в их сторону.

— Я разобрался с Женьшенем, — сообщил, появляясь, Никита. — Они оба сейчас уходят, поедешь и проконтролируешь. Потом можешь быть свободен.

— О’кей, — молодой человек направился к своей «восьмерке».

— Не нравится он мне, — сказала девочка, кивая на уходящего. — Больно вежливый, все время боится обидеть. Подхалим. А ты вежливый? — обратилась она к Алтынову.

— Когда как, — ответил тот с нехорошим предчувствием.

— Ленка, не вздумай хамить дяде Саше. Это лучший друг моей юности, который тебя на руках нянчил минимум пять тысяч раз

— Сколько-сколько? — удивилась дочь.

— Минимум пять, — подтвердил друг юности. — Ты, может, его и не помнишь, но он тебя помнит прекрасно. Так что изволь его уважать и любить.

— Как скажете, шеф! А он тоже крутой? На вид что-то не очень.

— Уж какой там крутой, только вот слегка вкрученный, — сказал Алтынов и выбросил пустую банку.

— Хоть один не крутой нашелся, на развод надо будет оставить. А то все эти Швеллеры-Ротвейлеры…

— Хватит, лезь в машину, — оборвал ее Никита.

— Папка, дай мне проехать сто метров, здесь почти нет движения, — попросила Лена, — а я за это весь день не буду хамить. Совсем чуть-чуть, только до перекрестка.

Панужаев задумался. Видимо, перспектива избавиться на целый день от дочернего хамства была слишком заманчива, чтобы он мог устоять.

— Хорошо. Но смотри, ты пообещала.

— Когда я тебя обманывала?

— А когда не обманывала?

— Всегда, — твердо сказала дочь.

— Ладно, не будем об этом. Садись.

Девчонка покосилась на роллеров, пренебрежительно повела плечами, с видом заправского шоферюги пнула ногой покрышку и, обойдя машину, уселась за руль. Этот маневр вызвал сильнейшее возбуждение на пятачке у парковой ограды, круговорот конькобежцев застопорился, один из них даже упал. Панужаев сел на переднее сиденье рядом с дочерью, Алтынов разместился сзади.

— И часто она водит? — спросил он.

— Только за городом, на проселочных дорогах.

— И еще два раза во дворах возле дома, — напомнила Лена, трогаясь и выворачивая с места стоянки. — Но маме об этом говорить не обязательно.

Машина шла все быстрее.

— Не переходи на третью. Хорошо еще, что стекла тонированы, водителя не видно… Так, так, сейчас будет перекресток, тормози и прижимайся вправо. Приехали. Тормози, я сказал!

Не тут-то было.

— Нам зеленый свет! — торжествующе завопил «цветок жизни», дал газ и выехал на большую дорогу. Навстречу в нескольких сантиметрах от них пронесся, истерически взвизгнув клаксоном, тяжелый джип.

— Ты что?! Ты… — Панужаев ухватился за руль и повернул его вправо. — Тормози, дрянь такая!! Жми сцепление!

Наконец машина замерла, ударившись колесом в бордюр. Сразу вслед за тем, не дожидаясь своего сигнала светофора, мимо них понеслись первые лихачи. Несколько секунд все молчали.

— Зачем было дергать руль? Без тебя я бы лучше справилась, — с укоризной сказала дочь. Отец продолжал молчать.

— Ладно, хоть все обошлось, — подал сзади голос Алтынов.

— Меняемся местами? — спросила Лена. — Или мне можно еще немного проехать?

Только тут к отцу вернулся дар речи, но вопреки ожиданиям слушателей он не произнес ничего выдающегося.

— Не показывайся из кабины, — сказал он. — Лезь назад через сиденье.

— Да, сэр!

Дочь кувырком перелетела через спинку кресла и приземлилась рядом с Алтыновым. Одновременно Панужаев занял место водителя. Доехав до следующего перекрестка, он свернул в боковую улицу и через пару кварталов остановился на площадке перед небольшим сквером, все скамьи на теневой стороне которого были заполнены осоловелыми от приступа жары людьми, интенсивно поглощавшими лимонад, пиво, джин с тоником и прочие освежающие напитки. Расположенный тут же надувной резиновый городок так нагрелся на солнце, что мамы не подпускали к нему малышей, опасаясь ожогов. Какой-то радикально настроенный гражданин самозабвенно плескался в фонтане, вокруг которого рассредоточился потный наряд милиции, периодически призывая купальщика выйти на сушу и добровольно сдаться блюстителям правопорядка.

Мельком взглянув в сторону сквера, Панужаев обернулся к дочери.

— Итак, что ты мне обещала? — спросил он замогильным голосом.

— Я обещала весь день не хамить. И я не буду хамить, хоть ты тресни.

— А насчет ста метров и перекрестка?

— Про это не было обещаний. Был простой уговор. И потом, ты считал эти метры? Я так и остановилась у перекрестка, только с другой стороны.

— Ну и что ты на это скажешь? — спросил Панужаев своего друга. — Каждый раз, когда мы о чем-нибудь договариваемся, она делает наоборот, а потом начинает доказывать мне, что все было честно.

— Кстати, с формальной логикой у нее все в порядке. Я думаю, ей не стоит идти ни в зоологи, ни в автогонщицы. Она должна стать адвокатом.

— Ей самой скоро потребуются адвокаты.

— Будет вам ворчать. Поехали домой, — примирительно сказала Лена.

После этого инцидента она приложила немало усилий к тому, чтобы выглядеть милым ребенком, и всю дорогу рассказывала Алтынову (отец давно устал от этих разговоров) про зверей в зоопарке: кто родился, кто болен, кто сдох, кого, когда и чем надо кормить, как плохо живется одним из них в тесных клетках по сравнению с теми, кто переселен в новые вольеры, так что некоторым богатеньким, но жадным людям не мешало бы пожертвовать деньги на улучшение условий жизни животных (Панужаев проигнорировал этот намек). Еще она сообщила, что дома у нее есть собака Франц и две кошки, а больше никого держать не разрешают, потому что ее родители «звероненавистники» (Панужаев покачал головой), в то время как одна из сотрудниц зоопарка держала дома даже тигренка, от которого почему-то отказалась тигрица. А вообще, продолжала она, родители у нее очень хорошие и никогда ее не бьют, разве что иногда пару раз врежут совсем ни за что — так, для разрядки нервов (Панужаев скрипнул зубами), но все равно она их очень любит, даже папу, который только и знает что пьянствует со всякими Пропеллерами и Тянь-Шанями…

— Молчать! — не выдержал родитель. — До самых дверей дома чтоб я не слышал от тебя ни звука!

— Вот такой он у меня строгий, — прошептала дочь на ухо Алтынову, впрочем, достаточно громко, — слова вымолвить не дает. У него работа очень нервная, а все товарищи по работе — жулики и бандиты…

К счастью, в эту минуту они подъехали к дому. Лена прервала свой монолог, первой выскочила из машины и исчезла в подъезде.

— Тяжело с ней, — вздохнул Панужаев, — ох-ох-ох!

— Зато интересно, — сказал Алтынов.