Вперёд по книжной тропе!

***

Может ли быть Лорд правителем царства, состоящего из ничего, находящегося на краю нигде? Теперь, когда почти все ушли и только мой дом всё ещё сияет светом надежды, ответы сами просятся быть оглашены вслух. Да вот только некому их сказать. Языков как не было, так и нет, но кажется решил я так сделать зря. Прозрел лишь только двадцать лет спустя. Уже старцем понимаю к чему мне все эти путешествия между мирами. Нельзя останавливаться. На будущее я оставлю записи для себя, если захочу повторить всё вновь. А те создания из подвала составят мне компанию."

Бред, непонятная история некоего русского, явно, как и я угодившего в пекло жуткой истории. И как обычно все факты и сведения обрывочны и имели характер самолюбования. Он был злодеем, это даже не подвергалось сомнению, но факт того, что я сейчас нахожусь в его собственном доме изводил мои нервы до предела. О, вы и представить себе не можете, какой ужас опоясал меня. Я почти, что рысью побежал к выходу желая скрыться от безумных наваждений, да вот только лучше мне не стало, когда я опешил и понял, что выхода из этого места нет.

Но тупиков, как тот вышеописанный экземпляр путешественника по мирам, я не признавал. Моя жизнь и так почти полностью из них состояла. Начиная смертью любимой от непонятной болезни и заканчивая рецензиями критиков на мои работы. Только в моём родном городе меня и мой талант признали. Но шагнуть дальше мне не позволила та самая Тьма из рассказа полоумного русского. Она зашла без спросу в мою душу, а я признавался в себе в том, что давно не могу ничего писать и только критиковать. Мой друг Ричи из университета всегда называл меня критичным к себе ленивцем, настолько погрязшим в самобичевании, что даже похвалы со стороны казались мне ещё одним ударом кнута. Конечно, он говорил по-другому, но я придал его словам живости. На самом деле он сказал так: я ленив и глуп, а моё нытьё не изменит даже его похвала.

Я решил, что выход есть только в книгах из библиотеки. Слова дали мне некую надежду. Ведь если они были причиной моего пребывания в этом мире, то они могли оказаться тем, что сможет меня вызволить отсюда. Лестниц не видно. И никаких упоминаний о них. Только какая-то литература на языке из моего мира (смог узнать пару английских произведений, русских и даже голландских).

И тут вы спросите меня, а где Пламя и почему я всё ещё могу писать? На первый вопрос вы вскоре получите ответ, а касательно второго... ну, скажем так, я нашёл небольшое место, где хранились листки с бумагой. Чернил, к несчастью, достал немного. Думаю, что история закончится быстрее, чем хотелось бы её описывать. Моё пристрастие к письму сродни алкогольной зависимости, ибо только оно держит меня в сознании, по крайней мере, в том состоянии, в котором я могу без страха смотреть в лицо опасности. Но я ощущаю пламя у себя за спиной, далеко и близко. Почти что касается моего лица, но не заходит за порог, изображая из себя старомодного вампира. Так, пожалуй, хватит об этом.

Я не слышал крика. Его не могло быть, но почувствовал, что произошло что-то нехорошее. Выйдя в гостиную, я понял, что именно. Мой внешний облик делал меня похожим на щетинистого слабого старика, но уверяю вас страх в тот момент прошёл, и мои глаза пылали жаром ненависти. Я видел, как мёртвая туша нагой дамы распростёрлось на ковре, а над ней величественно стоит мой старый друг. В руках он сжимал страницу, которая спасла мне жизнь. Видимо она не одноразовая раз он смог воспользоваться ею чтобы попасть сюда. Смешно, но тут, же она испарилась в воздухе. Сгорела словно Феникс, но только без второй формы, воскресшей из пепла.

Я мог сказать что-то доброе и заплакать от вида моего друга. На то имелись причины и чувства подсказывали мне, что так и следовало поступить, ведь я знал, что он не так давно отправился на тот свет. Но я помню его душераздирающий крик. Помню все эмоции, что он вложил в него. Времени на приветствия не было. По его виду я понял, что странствует по миру он долго. Старше меня на десять лет. Должно быть ему уже исполнилось сорок один. Когда-то ведь мы считались ровесниками. Сейчас, у него не было одной руки, а вместо дружелюбной улыбки он встречал меня оскалом шакала.

Помню, как он подбежал ко мне. Крикнул что-то нечленораздельное и со всей силы ударил меня кулаком в грудь. А он оказался силён. Думаю, в джунглях его речь мог понять лев или бабуин, ибо они все говорили на одном языке. В тот момент мне ничего другого не оставалось кроме, как только упасть на пол и тяжело дыша смотреть на моего бывшего товарища.

Тут он начал говорить более ясно и понятно, но только отчасти. Полагаю, Белз мог сильно удариться головой во время путешествия между мирами. Что-то такое случилось с ним давным-давно о чём он уже никому не сможет поведать. Время пощадило меня, но не моего друга. Он каждые десять секунд менял язык, на котором говорил, кричал, шипел и с ужасом оглядывался назад будто бы ожидая, что к нему за спину сейчас подберётся дикий зверь или другой монстр из джунглей. То, что у него не все дома я мог понять и без взгляда на его безумное лицо. Сам, пробыв в этом мире долгое время, не могу похвастаться более разумным поведением, но язык письма и разговора... мне трудно забыть о том, что когда-то играло роль путеводной звезды.

"Сейчас расплата твоя будет настигнута Каленаро, и я стану тобой. Каленаро видеть твою душу. Она ещё чиста, а моя нет". Каленаро, незнакомое мне слово, хотя я изучал многие языки. Думаю, наречие того мира. Каленаро - это смерть на их языке. На любом языке смерть такова, что её можно понять без слов. Один только взгляд на человека, что говорит с тобой о ней, и ты уже знаешь, что нужно знать.

Будучи растерянным и чувствуя невероятную боль мне не удалось сказать Белзу что-то в ответ. Как обычно я просто замер на месте словно напуганная антилопа и ждал, когда мой враг решит сделать первый шаг. А после этого можно попробовать бежать. Я смог бы. Я знал это.

Белз отошёл от меня. Рукой он поглаживал свои волосы и при этом уже более уверено осматривался место своего нынешнего пребывания. Кричал дико и неистово о том, что теперь он здешний царь. Схватил вазу со стойки с её страшными узорами, причудливыми линиями и лицами детей. А ведь до того, как я прыгнул в этот водоворот злоключений меня в жизни настигло бремя войны. Врач по профессии я помогал многим людям, чем мог на фронте. Раненые дети встречались на поле сражения редко, но не потому что им везло уйти от взрослых поединков. Я часто слышал, что родители первым делом прекращали их страдания. Если надежда так быстро умирает во время войны, то, что уж тут говорить о том, как она быстро умирает, когда ты лицом к лицу встретишься с её злым антиподом. Особенно когда у него лицо человека, который только недавно в твоём присутствии мог спокойно заплакать от одной только милой строчки из сборника стихов.

Я попытался встать на четвереньки. В том состоянии мог бы бежать как собака лишь бы больше не видеть его лица. Но он остановил меня сильно ударив вазой в правый бок. Правда, на секунду я заметил, да, точно вам говорю, что в его глазах блестели слёзы. Он не хотел меня бить? Но от чего такая злоба?

Я спросил его о том, что с ним случилось. Всё без толку, даже если он и говорил на английском, это ещё не значит, что он меня понимал. Он просто не хотел. Продолжая размахивать вазой, он бил меня ногой в живот. Я стонал, плевался кровью. В итоге отключился.

Я оказался привязан к столбу в главном холле. Никогда не заходил так далеко, потому сильно удивился месту проведения ритуала. Ближайшее от меня окно открывало прекрасный вид на бездну мироздания. Белз же без сомнения уже не мог считаться живым человеком. Он забил себя до смерти, чем не знаю. Видимо пересилив боль, он продолжал истязать себя до тех пор, пока не понял, что ему настало Каленаро. Смешно, но я уже давно решил о том, что он мёртв, как минимум, для меня точно.

С главной лестницы шёл дым. Тут я понял, что он решил меня сжечь как ведьму на костре. Стоны доносились с верхних этажей, и я понимал, что не только меня ждала такая участь.