Вперед в прошлое 10

Василий собрал кожу на лбу гармошкой, вздохнул.

— Да. Наверное, ты прав. А сколько у тебя акций?

Я приуменьшил втрое:

— Десять.

— Ну-у, это много! Это четыреста тысяч!

— Почти пятьсот, — поправил его я. — Вы смотрели, после нового года на сколько они подорожали?

— Ни на сколько, — ответил он.

— Значит, цена изменится в понедельник. Утром звоним директорам колхозов, все согласовываем, потом продаем акции и покупаем солярку. Во вторник начинаем крутиться.

— А Завирюхин? — вспомнил Василий про изначальную нашу, точнее мою, цель. — Ему когда звоним?

— Когда у меня на руках будет право собственности на землю, — сказал я. — Вдруг с участком проблемы, и зачем тогда это все?

— А машина? — уточнил Алексеевич. — Мой «КАМАЗ» будет нужен?

— Это выяснится только во вторник. Возможно, до того мы будем пользоваться грузовиками колхоза. А вот когда придет пора забирать муку, тогда пригодится ваша машина, и то не факт.

— Так что, до понедельника ничего не понятно? — возмутился Василий.

— В субботу утром попытаемся сделать обзвон. Может, и послезавтра будет понятно. В любом случае начать мы сможем только во вторник, потому что в понедельник мне надо отпроситься с уроков, и еще кое-что запланировано.

— Ладно, — согласился Василий. — Все равно машина пока просто простаивает, я без проблем ее возьму.

А я подумал, что в понедельник у меня запланировано общение с начальником в органах опеки, и это куда важнее обогащения, пусть наша деятельность и принесет пользу другим.

Глава 17 Понеслась!

Едва мы закончили разговор, как в дверь затарабанили, с лестничной клетки донеслись детские голоса. Побледневшие мама и Боря высунулись из кухни.

— Кто это может быть? — прошептала она, вытирая руки о фартук.

— Калядуны, — предположил я и улыбнулся. — Дети. Рождество ведь на носу.

Отчим закрыл лицо руками.

— Стыд-то какой! Забыл! А раньше каждую ночь в церкви службу стоял. Пойдем, Оля?

Мама кивнула на дверь.

— А с этими что? Открывать им? Я бы не стала.

Василий метнулся к куртке, пошарил по карманам и выгреб кучку мелочи, достал пакетик вафель, отложил парочку на утро.

— Оля, открывай! Нельзя отказывать — удача отвернется.

Не дожидаясь одобрения, Василий шагнул к двери и, ногой сдвинув обувь, открыл дверь. За порогом стояли младшеклассники, восемь человек, самому старшему хорошо если двенадцать, на всех были маски, одного в костюме медведя типа водили на веревке, он бил себя в грудь, как Кинг-Конг, и недостоверно ревел. Девочка в костюме ангела зазвенела колокольчиком и звонко пропела:

— Ангел с неба к вам спустился и сказал: «Христос родился!» Мы Христа пришли прославить, со светлым праздником поздравить.

Медведь при этом вошел в прихожую, принялся танцевать. Василий умилился, сложил руки на груди. Мама и Борис смотрели настороженно и не понимали, зачем вообще это нужно.

— Коляда, коляда, открывайте ворота, — прокричал самый маленький ребенок в маске кота. — Открывайте сундучки, доставайте пирожки. Если нету пирожков, подавайте пятачков!

Девочка, то ли снежинка, то ли Снежная Королев,а протянула потрепанную пустую шляпу. Я метнулся в ванную комнату, где под ванной, в прохладе, у меня был складик жвачек и «сникерсов», схватил по две штуки того и другого, высунулся из квартиры и кинул в шляпу. Увидев такое богатство, дети запрыгали и спели нам еще:

— Буду маме помогать и пойду колядовать. Буду песни петь, плясать, с Рождеством всех поздравлять, чтобы праздник был вокруг, с Новым годом, милый друг!

— Вы хорошие, — сказала девочка-лиса. — Мало кто открывает нам. Колдую вам удачу! — Она сделала па руками.

— Воробушек летит, хвостиком вертит, а вы, люди, знайте, столы застилайте, гостей принимайте, Рождество встречайте!

Судя по набитому мешку, открывали детям не так уж и редко. Радостные и воодушевленные, они побежали на третий этаж.

— Опасно, — сказала мама. — В прошлом году так воры детей вперед пускали, а потом заходили и, угрожая ножом, выносили квартиры. И не поймешь кто, в масках же.

— Дети, жалко, — сказал Василий и в кухне принялся ностальгировать, как сам был маленьким и точно так колядовал в своих Диканьках, где это традиция, украинские колядки передаются из поколения в поколение, и не открыть детям считается дурным тоном.

— Поехали в церковь службу стоять, — предложил он маме, она отвернулась и, чтобы он не видел, закатила глаза.

Но когда повернула к нему лицо, на губах появилась искренняя улыбка.

— Мы же не постились! С этими проблемами я даже кутью не сделала!

— Не страшно. Главное — желание. Я пойду!

— Я с тобой! — с деланым энтузиазмом воскликнула мама и стала надевать одежду, подобающую для похода в храм.

Нас с Борей никто заставлять не стал.

— А пойдем колядовать? — предложил Боря. — Так прикольно!

— Конкуренты уже всех обошли, — улыбнулся я. — Мы пойдем спать.

Завтра будет очередной выходной, а в субботу, возможно, удастся дозвониться до директора колхоза и договориться о бартере. Следующий шаг — договоренность с мукомольной мельницей. В любом случае раньше вторника все не закрутится. Потом, когда получим муку, а это будет не раньше среды, можно договариваться с Завирюхиным.

Осталось продать десять акций «МММ», двадцать оставить. Прибыль будет хорошая, а случись что, много не потеряю. Придумать, как так на недельку отпроситься у дрэка, чтобы он точно отпустил меня с уроков. Ну и решить проблему с усыновлением или опекунством Вани, Светы и Бузи.

Я сунул руку в карман, нащупал письмо Тимофея с фотографией и вспомнил о записке, адресованной Наташке. Еще и об этом надо не забыть.

Мысли закрутились вокруг мукомольного завода, расплачиваться с директором которого я буду отрубями… Отруби! Они нужны бабушке, чтобы кормить свиней. Неплохо было бы привезти ей несколько мешков, она столько хорошего нам сделала. Мясом, яйцами, молоком обеспечивает. Если что, там же, на мукомолке, выкуплю свои отруби, они копеечные, и отвезу ей.

Здравствуй, новый этап жизни! А в воскресенье попробую с Ильей продать оставшийся кофе, чтобы больше к этому не возвращаться.

В прихожей зазвенел телефон, я метнулся к нему, но меня опередила мама.

— Это Наташа, — отчиталась она, закрыв трубку рукой.

Я, Боря, Василий столпились вокруг нее затаив дыхание, но Натка бормотала неразборчиво, и пришлось дожидаться окончания диалога. Но судя по тому, как розовеет и разглаживается мамино лицо, новости положительные. Наконец она положила трубку и объявила, усмехнувшись: