Вперед в прошлое 2

Могли прямо на выходе из метро нож к горлу приставить и все отобрать.

— Вроде нет, я слежу. Но что-то подсказывает, нужно побыстрее сворачиваться.

— Распродажа! — заголосил я. — Южные фрукты вполцены! Налетай, разгребай!

Но вместо покупателей на нас спикировали два кавказца, мелкий и крупный.

— Чэрешня триста, абрикоса пятьсот — все вазму, — сказал мелкий и юркий, как скворец.

Крупный скрестил руки на груди. Это не скворец, это — степенный ворон.

Так же я пытался уболтать армянку. Но, в отличие от той армянки, которой продавать было некому, на мои вопли набежали люди, столпились, толкая друг друга и оттесняя оптовиков.

Крупная женщина из тех, что слона на бегу остановит, отпихнула мелкого кавказца пузом и, как сумоист, вытолкнула из круга… то есть из поля зрения.

— Пошел вон, не мешай людям!

— Отдай товар нам, да? — сказал мелкий, которого уже закрыли люди. — Праблэм не будет, да?

— А ну пошел! — гаркнула на него тетка-слониха. — Понаехали, еще и угрожают!

— Болше на рынок нэ ходи! — пригрозил бабушке крупный кавказец из-за широкой спиныслонихи, сплюнул под ноги и удалился, набычившись.

Мне его тон очень не понравился. Похоже, пора валить. Но как, когда люди, вон, толпятся, гребут, как потерпевшие.

Оставив бабушку торговать, я начал собирать вещи.

— Коробки бросаем? — спросил я. — Или нет? Картонные потом сложно будет достать, можно их разложить и понести плоскими.

— Твоя правда, — кивнула она, и мы стали складывать коробки, к тому моменту осталось только килограмма два белой черешни, которая приобрела подозрительный коричневатый оттенок, и ее никто не брал.

Закончив, я еще раз огляделся, подошел к бабушке и зашептал ей в ухо:

— Давай не будем держать яйца в одной корзине и поделим деньги. Часть останется у тебя, часть, те, что крупными купюрами, положу во внутренний карман моего рюкзака. Мало ли что.

— Можно и так…

Бабушка смолкла, уставившись на подбежавшего беспризорника с грушеобразной головой.

— Валите скорее, — прошептал мальчишка, воровато оглядываясь. — Черные с охраной про вас говорят. Бить хотят. Скорее же!

Мы с бабушкой переглянулись. Разводит, чтобы мы остатки товара бросили, и он поживился? Или нет? Проверять не хотелось. Я кивнул на прилавок, сунул ему сотенную.

— Спасибо, малой. Все забирай. Заработал.

Все так же оглядываясь, мальчишка начал сгребать черешню в коробку, а мы быстренько ввинтились в толпу.

— Вдруг у метро нас уже ждут? — спросила бабушка. — Может — в милицию?

— Нет. Не успели они там никого выставить. Давай просто поторопимся. Пока черные спохватятся, мы будем далеко.

Расталкивая нерасторопных покупателей, с кравчучками под мышками мы побежали к метро. Жетоны я купил заранее, чтобы в очереди не стоять, сунул один бабушке и оторопел, увидев двух бритых налысо амбалов в переходе, которые кого-то высматривали. По нашу душу, нет?

Будто прочтя мои мысли, один амбал повернул голову, уставился на нас. Ну и рожа! Глазки-бусины, надбровный валик, скошенный лоб, сломанные нос и уши. Самбист? Развернувшись всем корпусом, он шагнул в нашу сторону. Переглянувшись, мы с бабушкой начали пятиться.

— Уходи, — скомандовал я, — быстрее! Я их задержу!

Глава 16 Со щитом

Неужели такие лоси будут бить пацана и старуху? Нет, не верю, это ж насколько надо быть отмороженным! Скорее просто припугнут и деньги отнимут. Просто — ха! — так просто, что наши все усилия накрылись звездой. Что делать? Договориться не получится. Бить тележкой? Только разозлю амбала. Сломать ее, чтобы получить прут, которым можно попытаться…

Сзади охнула бабушка. Кто-то толкнул в плечо.

Оттеснив меня, к этому питекантропу подбежала анорексичная девчонка в мини-юбке и на огромных каблуках. Поцеловала его в щеку. Растянув губы в ухмылке, бык шлепнул ее по заднице и сжал пятерню. Девка захихикала.

— Идем, — сказал я оцепеневшей бабушке, — опасности нет.

По спине скатилась капля пота.

Деньги мы так и не посчитали и никуда не переложили, по карманам распихано больше десяти тысяч, но заниматься ими не было ни времени, ни возможности. Зато существовала опасность с ними расстаться в метро…

Снизив градус эмоций и подключив логику, я пришел к выводу, что вряд ли. Например, я вор. Стану ли я шустрить по карманам бедно одетого подростка, который к тому же попахивает после двух суток без душа? Конечно нет. Этому подростку и есть, наверное, нечего.

Гогочушая стайка студентов, стоящая перед нами в очереди на эскалатор, перепрыгнула турникеты и понеслась вниз. Тетка в будке охранника только и успела выскочить и погрозить кулаком. Мы дисциплинированно бросили жетоны и расположились на ступенях, медленно спускаясь.

Говорить о деньгах, когда вокруг люди, нельзя, и мы молчали. Отошли к колонне в середине станции, подождали, когда разойдутся люди, и бабушка сказала:

— Сделаем так. Все поделим, как ты предлагал. Сперва я пойду в туалет с твоим рюкзаком, посчитаю, перераспределю. Потом ты, оставив все у себя.

— И давай в столовую сходим, — предложил я, — жутко хочется борща. Кстати, отдай мне тележки и поклажу.

— Зачем?

— Я ж рассказывал про ментов. Они перед отправлением южных поездов рыщут по вокзалу, отлавливают торговцев, которые распродались, и задерживают. Те боятся опоздать и откупаются. У нас есть лишние пять тысяч?

— Нет, — качнула головой она. — Откуда ты это знаешь?

— Видел, как они тетку щемили. Предположил зачем. Может, и ошибаюсь, но лучше ведь не рисковать, да?

В ответ бабушка лишь вздохнула, я продолжил:

— Так что вместе лучше не ходить. Я впереди, ты сзади. И не бойся, не потеряюсь, ты же видела, что я неплохо ориентируюсь.

— И в кого ты такой… хваткий?

Отвечать я не стал, кивнул в сторону тоннеля.

— Ну что, поехали? Вон электричка идет.

Перед входом в здание вокзала, издали завидев ментов, я забрал у бабушки тележки, свободно прошел внутрь, вспоминая, что в будущем тут будут стоять турникеты и охранники с металлодетекторами, а кладь придется пропускать через сканер. Зато менты перестанут щемить вот так внаглую, и если нет за душой больших сомнительно заработанных денег, можно жить и чувствовать себя в безопасности.