Вперед в прошлое 7
Шрифт:
— Его третьи сутки нет дома, — сказал Алекс, подумал немного и махнул рукой. — Ладно, я с тобой. Сперва на вокзал, да?
Глава 21
Глаза боятся, руки делают
— И что, ты уколы ставил? — спрашивал Алекс.
Мы отправили сумки с товаром друзьям, только что вернулись с Казанского вокзала и стояли в очереди в аптеке, чтобы накупить всего для первой помощи пострадавших в столкновениях с милицией.
— Да, — кивнул я, шагнул в сторону, пропуская отходящую от кассы женщину с одуванчиком волос на голове.
—
Воображение нарисовало сказанное Алексом, и стало холодно. Да, я-взрослый все это умел и кровь видел, и кости, торчащие из раны, а я нынешний и шприц никогда не распаковывал.
— Если одноразовой иголкой, ничего не трещит, она острая, — успокоил я больше сам себя.
Мы стояли уже пятнадцать минут, и я мысленно молился, чтобы аптеку, как магазины, не опустошили паникеры. Точнее взрослая моя часть молилась об этом, а вторая, трусливая, надеялась, что перекись и прочее разобрали, и мы разойдемся по домам, не будем рисковать.
Перед нами осталась одна толстая бабка, от которой шибало немытым старческим телом.
— Девушка, а подскажите, мне, вот, прописали, вот, — она положила листок на прилавок, — посоветуйте что-нибудь более дешевое.
Молодая рыжая и веснушчатая аптекарша, поправив очки в тонкой оправе, глянула в листок и сказала:
— Гепатопротекторы всегда были дорогими. Вам назначили самые дешевые.
— Как жить, ай-я-яй! Мне, ветерану боевых действий, дали квартиру старую! Без ремонта! И как ее тянуть, а? Балкон не застеклен!
— Берете гепатопротекторы? — спросила аптекарша.
— А вот тут вот правильно написали, как их пить? А то я не вижу ничего. Доктора так пишут, как курица лапой.
— Правильно, не наговаривайте, все разборчиво. Так берете?
— А скажи, дочка, тут вот лекарство есть, вот. Это зачем?
— От давления.
— А-а-а, а раньше другое было… как же его…
— Не задерживайте очередь! — крикнули от входа, но старушка словно не услышала, она ходила к докторам общаться, и плевать, что кто-то где-то помирает.
— Какое было лекарство, не напомните? — проквохтала ветеранша.
— Следующий кто? — не выдержала аптекарша, взяла протянутый мной список, глянула туда и воскликнула: — «Промедол» без рецепта не отпускается!
— Значит, самое сильное обезболивающее, пожалуйста, — сказал я. — Для внутримышечных инъекций.
Прочитав весь список, аптекарша уставилась на нас с Алексом с удивлением и спросила у него:
— Парни, вы на войну, что ли, собрались?
— На Баррикадную, — честно ответил я. — Мы студенты-медики. Там много раненых, «скорые» не справляются, хотим помочь.
— Я, между прочим, тут стояла! — Ветеранша напёрла на нас грудью и оттеснила в сторону, принялась колотить по прилавку. — Девушка, что за безобразие, я тут стояла!
— При Сталине было дешевле! — начали глумиться три ярко накрашенные школьницы в конце очереди.
Аптекарша кивнула Алексу, кокетливо улыбнувшись:
— Сейчас сделаю.
Раньше мне было бы обидно, что слава досталась Алексу, теперь же я с интересом наблюдал, как смущается парень, который так хотел казаться альфачом в своей маленькой стае. Зато ему, которого предстоящая
миссия пугала до трясучки, симпатия аптекарши придала сил и уверенности.В списке были бинты, марля, вата, перекись, физраствор, шприцы для внутримышечных инъекций, хлоргексидин. Из дома Алекс приволок ненужные простыни — вдруг понадобится кого-то тащить к «скорой» лежа. Из самой плотной мы нарезали тряпичные ленты, которые потом можно и свернуть как жгуты, и использовать как иммобилизирующие повязки для руки. Еще с собой Алекс взял четыре доски для изготовления шин.
— Я тут стояла, это безобразие! Где тут жалобная книга! — разорялась пенсионерка, которой отказали в главном — в общении. — Дайте жалобную книгу!
— Расстрелять! — гаркнула школьница мужицким басом, две ее подруги прыснули в кулачки.
— Я книга. Я жалобная! — пропищала другая школьница. — Пожалейте меня.
Когда аптекарша начала вываливать на прилавок необходимое нам, пораженная масштабами закупки, очередь загудела. Бутылочки физраствора я сложил в рюкзак, туда же определил прочие пузырьки, бинтами и ватой мы набили два пакета. Я отсчитал пятнадцать тысяч рублей и получил упаковку в отдельном пакетике, заглянул туда и едва не присвистнул: «Промедол»! Вива, девяностые!
— Спасибо!
— Удачи, парни! — сказала она, глядя на Алекса. — И на кого учитесь?
— Хирургия, — ответил я, пока приятель размышлял над ответом, и потянул его за рукав куртки. — Ходу!
— Это безобразие! — Донеслось в спину. — Дайте, пожалуйста, таблетки клофелина, — обратилась пенсионерка в аптекарше. — Только настоящие! А то слышала, что в аптеках у вас все поддельное.
— Не задерживайте очередь! — крикнул тощий длинный мужик в бейсболке с надписью USA.
— Они точно настоящие? А доказательства? У вас есть на них сертификаты качества?
— Следующий!
Дверь в аптеку захлопнулась, и Алекс для уверенности еще раз уточнил:
— И жгут накладывать умеешь?
— Умею. Ты давай, бери пакет — и за мной.
Алекс, такой важный, такой уверенный во время нашей первой встречи, сейчас выглядел растерянным и маленьким. Он постоянно отставал от меня, словно инстинктивно старался спрятаться и не участвовать в моей задумке. Будет весело, если он от вида крови начнет падать в обморок. Впрочем, не факт, что вообще будут раненые, может, вся наша возня напрасна, лучше бы теплые кроссовки себе купил на эти деньги.
Последнее я сказал вслух, Алекс кивнул и повеселел. Мы спустились в метро на кольцевую. В вагоне Алекс завертел головой, выискивая приметы неудавшейся революции. Ничего. Едут по своим делам люди, уткнувшись кто в книгу, кто в газету.
Наверное, так всегда: кого-то накрывает ветром перемен, и он лишается инстинкта самосохранения, но большинство живет обычной жизнью и реагировать начнет, только если кто-то вломится к ним в квартиру.
Мы вышли на Краснопресненской.
И тут все было спокойно. Спал бомж у стены. Кучковались беспризорники, поглядывали жадно, как голодные волчата. К ним подбежал парнишка лет двенадцати, встав ко мне спиной разжал пальцы, что-то показывая. Коротко стриженная девочка присвистнула, потянулась к его руке, взяла… пулю? Похоже на то.