Вперед в прошлое!

— Все, давай по домам, — предложил я. — Завтра встречаемся у подъезда в два дня: надо матери в огороде помочь.

— В два дня, — задумчиво проговорил Меликов.

Мы потопали назад, воодушевленные на грядущие подвиги. Когда пришла пора расходиться, Гаечка схватила за руку и жалобно попросила:

— Паш, а у тебя «Металлика» есть? — Я кивнул. — Дашь послушать?

— Конечно, завтра и принесу.

Мы дали друг другу «пять» и разбежались по своим норам.

А дома меня впервые за долго время ждали сытная еда и покой. После того, как ушел отец, появилось ощущение свободы, как если бы давила-давила плита, и вот ее не стало. Или наблюдали вертухаи с ружьями, а потом оп! — и никого нет.

Только мама слонялась из угла в угол скорбным призраком, шипела на нас — видимо, винила в своем разбитом счастье. Ей бы до понедельника продержаться, а там глядишь и на работу вызовут, и будет ей чем голову занять.

Натка читала «Мушкетеров», развалившись на моей кровати, Борис, высунув язык, перерисовывал геометрические фигуры из учебника, который я ему купил. Вот только мне чем заняться? Разработать бизнес-план и примерно рассчитать, сколько я заработаю и сколько на что потрачу? Так я понятия не имею, что почем будет в этом году. Абрикосы, например.

Здесь пик их созревания — середина июля, но в Армении и Грузии они спеют на месяц раньше. Не каждый отважится везти их в Москву, а наш город — относительно близко, большой, богатый, и центральный рынок наводнен товарами с Кавказа.

Я заварил чай — черный, блин, байховый, никаких тебе изысков! — улетел мечтами туда, где у меня все получилось и все счастливы, но мои мысли оборвал звонок в дверь.

Я напрягся. Неужели у папани хватит совести припереться после того, что он тут устроил?

Открывать рванула мама. Я наблюдал за ней краем глаза: с надеждой припала к глазку, потухла, открыла дверь, и в квартиру ворвался женский голос:

— Оленька, привет! — К маме полезла обниматься маленькая круглая тетенька, которую я не помнил.

— Вот и здравствуйте! — сказали глубоким грудным голосом, и мне представилась разбойница из «Снежной королевы».

Вошла высока русоволосая девушка со стрижкой, как у Натальи Варлей, и в мини-юбке, поставила объемную сумку у двери и полезла к маме обниматься.

Это кто такие? Всех маминых подруг разогнал отец. Предположив, что гостьям захочется засесть на кухне, я ее освободил и переместился в зал, на Борькину кровать. Что происходит в прихожей, я не видел, но слышал.

— Мы знаем, что случилось, — сказала высокая. — Вот, держи, всем коллективом собирали…

Мама что-то забормотала, но гостья была непреклонна.

— Сказала: бери! Вот так. Это все Жо организовала, прикинь? И тебя велела на разговор вызвать в понедельник.

Голос у маленькой женщины был резкий и противный, как когда водят ножом по стеклу:

— Мы вещи собрали, вот…

— Тише, дети услышат! — шикнула мама.

Ага, ясно, Людмилу Федоровну Жо пробрало, и она инициировала гуманитарную миссию. Весь коллектив скинулся по сто рублей — и вот уже три тысячи, неделю протянуть можно.

Вот так присмотришься к людям, которых раньше считал кончеными, например, Жо, а они — тоже люди! И пробуждается утраченная вера в человечество.

Дамы переместились в кухню, хлопнула дверь, возмущенно забормотала мама — хорошо, пусть выплеснет накопившееся, а кумушки поддержат, они всегда поддерживают тех, кто делает себя несчастным.

Болтали они до темноты, дети включили телек, а я ушел на лоджию читать геометрию, мне ее скоро сдавать. Помню, в прошлой жизни я ее зубрил полмесяца, и то на три последних билета меня не хватило. А сегодня за четыре часа проштудировал половину. Что бы там ни говорили, детский мозг впитывает информацию, как губка, в то время как сорокалетний с такой же эффективностью сопоставляет, анализирует и делает выводы, но впитывать так быстро уже не получается. Если бы юность знала, если бы старость могла!

В общем, Борька лег спать раньше, чем кумушки разошлись. Зато мама взбодрилась и стала похожа на человека, а не на тень. Правда, с нами она по-прежнему не разговаривала.

Спать я улегся последним, долго ворочался, гоняя первого весеннего комара, а когда провалился в сон, оказался в комнате без окон и дверей. Точнее — внутри белого куба. Такие места в сюрных фильмах символизировали внутренний мир человека.

Идеально гладкие стены, пол и потолок. Черная «плазма», разделенная на две части: верхняя большая, нижняя меньшая. К «плазме» подключена клавиатура и мышь.

Сперва на нижней панели включается таймер: 25.07.2025. 15 часов 32 минуты и — секунды, сменяющие друг друга. Затем вспыхивает «плазма», и я взгляду открывается знакомый пейзаж: то место, где нас положили. Съемка ведется будто бы с коптера. Вот подъезжает УАЗик…

Скоро всему придет конец!

И вдруг время на таймере останавливается, потом цифры начинают бешено крутиться вперед, «плазма» гаснет, а включившись, показывает уже другой пейзаж: прифронтовой город живет своей жизнью. Мечутся машины, замирают на светофорах, люди гуляют в парках…

Меняющиеся цифры на таймере застывают: 15. 08. 2025, начинается отсчет секунд. Я откуда-то знаю, что можно сдвинуть время, перемотать вперед, именно для этого тут клавиатура. Бросаюсь к ней, но она не работает. Лихорадочно пытаюсь сообразить, в чем же дело. Смотрю на «плазму», где крупным планом — дети, катающиеся с горки на детской площадке. Женщина, что за ними следит, вдруг вскидывает голову, и в расширенных зрачках отражается перечеркнувший небо инверсионный след…

Вскакиваю в кровати. Сердце заходится. Нечем дышать.

Темно. Тикают часы на тумбе. Сопит Боря на соседней кровати.

Упав на подушку, я закрыл глаза. Попытался себя успокоить, что это всего лишь сон… Или нет? Или это — наша новая реальность, где время грядущей катастрофы сдвинулось на двадцать дней?

Некоторое время я ворочался, пытаясь понять, что это было, но вскоре усталость взяла свое.

Глава 22 Кавабанга!

Проснулся я по будильнику — забыл, блин, выключить! Впрочем, мы сегодня все равно собирались в огород.