Вперёд в прошлое

Мне стало жалко не только маму, но и всех обитателей нашего дома, которых новая власть не пощадила.

– Послушай, Джанет, - я взял ее руку в свою, и она вздрогнула, почему-то оглянувшись, - я могу отправить тебя к твоей маме, когда она была жива. Это в моих силах.

– Разве ты Бог?
– Она очень естественно перешла на 'ты', вероятно принимая меня все-таки за своего сверстника с небольшим перевесом в годах.
– Это же машина! Кто изменит во мне меня саму? Кто исправит всю боль, что я испытала за эту жизнь? Или у тебя есть для этого средство?

Я опустил голову. Ну, какой я Бог? Я просто воспользовался чужой машиной, чтобы 'проветриться' перед работой. Надо возвращаться и сделать все, чтобы мама еще долго жила! Пора вперед, в прошлое! Но на прощанье мне хотелось как-то утешить несчастную дочь Майи:

– Но я могу вернуть тебя чуть раньше, до того, как прилетел сюда. Это запросто...

– Запросто?

Джанет склонила голову. Ну, чистая Майка! Она казалось, соскучилась по этому русскому слову.

– А ты можешь вынести меня до того времени, как меня зачали?

Джанет покраснела. Как бы ни была она воспитана в европейском духе, но обсуждать с мужчиной подобные вещи не принято на Востоке.

– Могу, но это изменит, наверное, весь мир.

– Пусть изменит! Может тот Брежнев умрет, успев подготовить новую команду, а Андропов проживет чуть больше, как какой-то китайский коммунист, который не позволил Китаю стать буржуазным?

Ничего себе, это она не разбирается в политике?!

– Тогда ты, наверное, станешь другой, может быть, парнем...

– Лучше жить парнем в этой стране...
– Она встала.
– Ах, о чем мы говорим! Никому не дано предугадать помыслы Аллаха!

В ее глазах читалась покорность судьбе как генетическое, восточное качество женщин.

– А ты женат?
– она снова села, ничуть не удивляясь фантастическим возможностям машины, в которой оказалась. Перенеси я ее на Луну, и там бы она чувствовала себя как дома...

– Был, - вздохнул я против своей воли. Я всегда вздыхаю при ответе на этот вопрос. Слишком много душевных сил отобрал у меня этот развод. Да и не столько он, а предательство Милки, убежавшей с офицером в Кушку.

И был сразу понят. Еще минуту мы просто посидели молча.

И вдруг я улыбнулся. Господи, как я мог забыть? Такое всплывает как-то неожиданно, озаряя память о школе.

Я встал, наклонился к Джанет и чуть прикоснулся к ее губам. И снова сел в свое кресло, улыбаясь, словно сделал какое-то удивительное дело, от которого всем стало хорошо и свободно.

А она, ах, красавица, ах, умница, посмотрела на меня сначала удивленно, затем воскликнула с тонкой радостью:

– Вы так когда-то поцеловали мою маму?

– Да! И это было в девятом классе, когда мы возвращались со школьного вечера. Мы поспорили о том, что... Сейчас вспомню, о чем мы поспорили.

Я нахмурил лоб, словно это были воспоминания столетнего старика.

'Я туркменка, а ты русский, - сказала тогда Майка.
– А что будет, если мы поцелуемся? Нас накажет один из наших Богов?'

'Не знаю, - пожал я плечами.
– Вон Витька Сапаров. Мама у него украинка, а отец сакар (туркменское племя). И ничего, живут и еще дети есть - Людка, Бахарка, Ленька'.

'Тогда поцелуй меня!'

И тогда я очень осторожно, словно ожидая грома и молнии, прикоснулся к ее губам.

После этого поцелуя мы с Майкой рассмеялись, почувствовал ту же землю под ногами. И побежали по осенним листьям.

Да, был конец сентября.

Глава 5. Мой старый дом

Я оставил Джанет у входа в ее дом. Мы договорились, что при случае, когда мне покажется, что ей невмоготу, прилечу к ней и заберу ее. Хоть куда! Хоть в Америку, хоть в Австралию, хоть в Сибирь, на станцию Зима, где родился поэт Евгений Евтушенко! Но мы оба понимали, что мне, наверное, сквозь время невозможно будет почувствовать ее тоску и отчаяние!

– Ты только не рожай - вырвалось у меня.

– Почему?

Я смутился.

– Дети будут министриками?
– спросила она.

– Нет, они будут детьми, которые привяжут тебя к мужу...

– Ах, Вова, - вздохнула женщина, назвав меня так, как называла моя мама, - у мужа на стороне есть вторая, а может уже и третья, и четвертая семьи. А я здесь просто сторож, пункт приема пищи. Ведь это рядом. Его министерство за тем зданием!

И она показала куда-то в сторону проспекта Свободы, по крайней мере, так он назывался при советской власти.

И она ушла, оставив мне какой-то маленький, как она сказала, сотовый телефон. Еще добавила: 'Ты по этому мобильнику можешь найти меня, когда прилетишь снова. Может быть, я буду готова убраться отсюда, куда глаза глядят...'

И показала, как им пользоваться, оставила зарядник, сказала, как найти ее номер по проводной связи...

Я так и не спросил, как называется теперь эта главная магистраль города.

Я долго сидел, раздумывая о том, что дала мне эта встреча в будущем. Затем поднялся и полетел над городом, делая большие круги. Я забирался в самые непосещаемые его уголки, где мы все-таки бегали мальчишками. Я полетал над Каракумским каналом, залетел даже глубоко в пустыню, приземлился между двумя барханами. Посмотрел на прячущиеся в кустарниках от жары змей, варанов, обжегся, ступив голой ногой на раскаленный песок, затем искупался в канале, несшим к Ашхабаду мутную амударьинскую воду и еще мокрый, возбужденный, резко взвился в воздух. Наверное, сразу на километр, а после на низкой высоте прибыл на проспект Свободы, чтобы вернуться в прошлое, домой.

Когда я оказался в гараже было то же утро, то мгновение, когда я собрался привести машину в действие. В окнах дома звучала музыка. Пела Алла Пугачева новую песню 'Арлекино'. У кого-то 'Маяк' сообщал о новом рекорде шахтеров Донбасса. С противоположной стороны улицы, уже из другого дома, тянул песню бахши. Все было как прежде. Я вернулся к себе, поднявшись на второй этаж. Мама удивленно посмотрела на меня, когда я подошел к ней, обнял и поцеловал в лоб.

– Что случилось, Вова?

– Ты говорила, что Майка родила?

– Да, родила, - но знаешь, вздохнула она, - у нее была девочка. И она умерла через день. Занесли какую-то инфекцию. Сейчас понаехали туда врачи из Москвы и Ленинграда! Все проверяют, и снимают врачей! Строгие, неподкупные!

– Как? Как такое могло случиться!

Я думал о Джанет, которая была утром в 2006 году живой-здоровой. А после решил, что мой полет что-то изменил и я, наверное, никогда не увижу Джанет, жену министра.

Вечером, после работы, я не пошел с Леркой и не отправился с ребятами пить пиво у Ботанического сада. Я медленно брёл к своему дому. Но не к себе в квартиру, а прошел в третий подъезд, и позвонил в дверь Майки.