Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка

Я подошел к столу и, сев на лавку, налил себе водки. Пропустив рюмашку, закусывать не стал, а лишь подумал ненароком:

«Нет, братцы, определенно, судьба. А этот идиотизм… Но он же нескончаем!»

– Гриша, вы что ненормальный? Отстаньте немедленно! вы так сильно жмете мне руку, будто я не женщина, а кузнец.

– Ой, дамочка, извиняюсь, не сообразил сразу… – Гегемон отскочил от вдовы столь же ретиво, как, собственно, и подскочил к ней минуту назад. Оказавшись теперь подле стола, он быстро за него уселся и, знаете, как стоп-кадр, остекленевшими глазами глядя на графин, спросил:

– Водка? Позволите?

Я налил ему рюмку, но еще оставшиеся на тарелке блины предлагать не стал.

«Перебьется, – не по-доброму подумал я. – Мне только не хватало этого дебила во плоти кормить блинами».

Взяв рюмку, заведующий клубом сначала выдохнул, затем выпил и снова выдохнул, после чего, пристально посмотрев мне в глаза, к уже сказанному добавил:

– А позвольте еще одну рюмочку?

Ну, собственно говоря, водки-то мне было не жалко, и я налил ему еще. Все то же самое: выдохнул, выпил и снова выдохнул. Похоже, мои блины ему были вовсе не нужны.

– Э-э-эх! – С живописной до неприличия картиной на лице, отображавшей полное и безграничное счастье, гегемон неожиданно стал сотрясать воздух кулаками: – Люблю умных людей! Вот могу не есть, не пить, дай мне только поговорить с умными людьми. Поговоришь с умным человеком, а потом себе думаешь: ведь сам же стал умнее. Умнее и выше.

– Да-да, это все правильно, только… – едва смог я натянуть на потрескавшиеся за ночь губы дипломатичную улыбку. – Только… Господин Сковорода, если не ошибаюсь? Чем же мы, собственно, заслужили такое внимание?

– А, так тут дело тонкое и очень деликатное. Я же к вам с этим-то вопросом и летел на всех парах. Даже споткнулся два раза и чуть не грохнулся. Боялся не застать, но теперь вот, вижу, застал… Да, так вот, у нас же завтра мирового масштаба событие. Ну, такие же, как вы, заезжие, но только, значит, артисты играют премьеру, а вот как раз сегодня… Да вот прямо через полчаса генеральный прогон. Так вы уж сделайте одолжение, как умные и интеллигентные люди, поприсутствуйте, не откажите. Вдруг ведь какие замечания от вас последуют, а?

– Я думаю, надо будет уважить просьбу Григория, – сказала вдова, весьма многозначительно посмотрев на меня.

– В общем-то, – немного подумав, ответил я, – как правило, господин Сковорода, место артиста в буфете, но у меня почему-то сложилось определенно четкое представление, что ни вас, ни ваших заезжих актеров вчера в якитории не было. Лично я их, по-моему, не наблюдал. Согласитесь, подобная ситуация с творческими людьми – это своего рода нонсенс.

– Совершенно правильно говорите. И видеть не могли. В том-то и дело, что прибыли на редкость профессиональные товарищи. Днем и ночью только и делают, что творят. Репетируют, значит. Со сцены их не выгонишь. Ну, так как денег у нас тут отродясь не было, так они ж бесплатно за харчи и только во имя искусства. Уставшие, выжатые, голодные, но работают. А вот вчера мне один из них, уже падая от бессилия, успел все же на ухо шепнуть: «Мы, – говорит, – до премьеры ни-ни». Ни грамма, значит. Вот оно, настоящее отношение к делу. Так что уж вы, надеюсь, не откажете, когда такое глобальное самоотрешение.

– Да нет, мы, конечно, с удовольствием, – несколько замялся я, а потому немедленно налил… и себе, и гегемону, – но только мы не театральные критики, и лично у меня отношение к современному театру весьма неоднозначное… – Мы с Григорием выпили не чокаясь. – И потом, господин Сковорода, если уж говорить серьезно, решительно отбросив в сторону весь этот абсурд и этот чудовищный маразм, перед кем, скажите, вы собирались играть вашу премьеру? – Я все больше повышал голос, переходя на высокие тона. – Я пять минут назад ходил по вашей чертовой деревне. Она же мертвая! В ней люди не живут! Где вымазанные в грязи дети? Где куры, где коровы, где, наконец, собаки? А кошки? Кошки где?

– Ах, вон оно что, – качая головой, в ответ на мои нервы гегемон заулыбался добродушно. – А я-то думаю, что же это за причина за такая, что вы уж так разнервничались? Ну какая же деревня без людей? Что вы такое говорите? Все ведь очень просто: сейчас весь народ поголовно в поле. Одного меня Фаддей Авдеич в связи с предстоящим грандиозным событием в жизни нашей деревни отпустил под подписку о невыезде.

– А вы что, заключенный? Ладно… Что, и ваш Степан Данилыч тоже в поле? – сорвалось у меня с языка. Сам не знаю почему.

– Так Степан Данилыч у нас сегодня основной докладчик, – не моргнув и глазом, с воодушевлением ответил мне заведующий клубом. – У нас же сегодня как раз «Великий праздник урожая», а потому, говорю, все без исключения поголовно в поле. Только вас, как дорогих гостей, пожалели и будить не стали. А так, сначала митинг, а потом полным ходом жатва.

– Жатва? Но я же точно помню, что еще вчера была… Ну, как ее?.. Посевная! Мне об этом ваш Фаддей Авдеич сам сказал. Лично! Какая, к черту, жатва?

– А все правильно сказал. Вчера посевная, а сегодня жатва.

Простите, дорогой читатель, но я от радости за селян пропустил еще одну. Внеочередную.

Добродушно улыбавшийся гегемон встал из-за стола и, не особо поспешая, подойдя к распахнутому окну, посмотрел на небо. Что и говорить, день-то выдался на загляденье. Солнечный поток лил на землю как из ведра, и, невзирая на некоторую нервозность моего состояния да и вообще на весь абсурд происходящего с нами, все равно хотелось радоваться, а твоя душа, много пережившая за это время, судя по всему, не утратила пока еще способности вдыхать неповторимые ароматы жизни и, попросту, по-русски, (ой, простите!), торжествовала. Да, именно, торжествовала без явной на то причины. А просто так. И это я могу вам констатировать с присущей мне ответственностью. Ну, во всяком случае, с той, какая есть.

– Вот если поглядеть на солнце, – спокойно, без эмоций произнес Сковорода, слегка прищурившись от яркого света, лепившего ему прямо в глаза, – то можно безошибочно определить, что светило нынче исключительно активное. Да оно даже какое-то внепланово активное. Вон, гляньте, протуберанцы можно наблюдать невооруженным глазом, а это ведь очень даже способствует хорошей урожайности. Спросите у мало-мальски грамотного астрофизика, и он вам ответит, что при таком солнце все произрастает за сутки. И никаких тут сказок, и ничего сверхъестественного.

Мне показалось, что меня, горемычного, будто снова качнуло. Точно так же, как тогда на крыльце якитории. Издав легкий, воздушный гееподобный стон, я снова налил себе водки. И снова выпил, даже не подумав предложить рюмку моему весьма интересному собеседнику, стоявшему, как фрагмент деревенского частокола подле раскрытого окна, откуда лившийся на землю солнечный поток был готов, казалось, опрокинуть не только сумрак тени, но и сумрак вечной ночи, которая была бы таковой без звезд.

– А что, – ехидно спросил я гегемона от культуры, – гуси с собаками тоже на митинг пошли?