Врачеватель. Олигархическая сказка

– Спасибо!

– Кстати, скоро замуж выходит. Мечтает, чтобы вы, извините, конечно, были у нее на свадьбе свидетелем. Хорошая девчонка.

– Я – свидетелем?! – размахивая руками, Пал Палыч в своей шелковой пижаме широкой поступью отмерял углы палаты. – Да, конечно, буду! Ты ей передай, что это я мечтаю быть свидетелем на ее свадьбе. Вот видишь, Эльвира, – сказал он ей, – все нормальные женщины обязательно должны побывать замужем. А некоторые даже по нескольку раз.

– Пал Палыч, – скромно вмешался Николай, – извините, время. Пора баиньки.

Своими перемещениями Пал Палыч и охранник Костя напоминали партизан из соединения Ковпака времен Великой Отечественной, скрытно пробираясь по коридорам Центральной клинической больницы. Два взрослых человека с мальчишеским задором целеустремленно шли к своей цели – добраться до машины, соблюдая максимальные меры предосторожности. Все было рассчитано до метра. Один страховал другого. Там, где необходимо было использовать короткие перебежки, – использовали короткие перебежки; где надо было бездыханно замереть, – замирали. А если бы потребовалось залечь на пол и притвориться убитыми – сделали бы это, не задумываясь. Все шло по плану. Когда они оказались на улице и до заветного багажника Костиной машины оставалось пробежать по тенистой хвойной аллее каких-нибудь пятьдесят метров, Остроголов лицом к лицу встретился со стройной красоткой, шедшей ему навстречу.

Если бы Пал Палыч ее не узнал – все равно бы невольно остановился или, по крайней мере, замедлил шаг. Повстречавшаяся на аллее женщина относилась к той категории представительниц слабого пола, на которых не обратить внимание нормальному мужчине не представляется возможным. Это была баронесса!

– Боже! Баронесса! – невольно вырвалось из уст Пал Палыча.

Да, это была именно она. Он узнал бы ее из тысячи.

Пройдя мимо, женщина, остановившись, обернулась.

– Мужчина, чегой-то вы меня так обзываете? Я вам что, что-нибудь не это? Наглость какая!

Широко улыбаясь, Пал Палыч смотрел на баронессу и чувствовал себя очень счастливым, что видит сейчас перед собой это удивительное создание. Он ощущал искреннюю радость и необыкновенную легкость на душе. Ему стало ужасно смешно от созерцания маски плохо скрываемого негодования, которая не может быть у коренной москвички, а может быть только у провинциалки, приехавшей завоевывать столицу.

– Ну как знаешь, баронесса, – весело ей подмигнув, отправился он своим путем.

– Пал Палыч, подождите, – окликнула она его.

Он остановился, продолжая улыбаться.

– Баронесса, а посмотрите, какая замечательная лавочка. Может, присядем, поговорим. Меня, дорогая моя, не покидает ощущение, что мы с вами встретились не случайно. Вы, как пить дать, знали, что именно сегодня я вновь обрету способность говорить.

– Да, знала, – с несвойственным для нее смущением ответила она. – Но это издержки прошлой жизни. Теперь все по-другому. А лавочка, действительно, замечательная, и нам с вами, пожалуй, следует присесть и немного пообщаться.

Со стороны взирая на происходящее, совершенно обоснованно Константин всем своим видом начал выказывать обеспокоенность.

– Не переживайте вы так, Костя, – успокоила она его. – Ничего такого, что помешало бы вам добраться до Григория, который подъедет не раньше, чем через пятнадцать минут, вам с Пал Палычем не грозит. Вы спокойно можете расслабиться на соседней лавочке.

В это время проходящая мимо внушительная группа медиков не обратила на них ровным счетом никакого внимания.

– Костя, верь ей, – заметил Пал Палыч, – эта женщина знает, что говорит!

Уверенность, с которой произнес последнюю фразу недавно проснувшийся олигарх, позволила Константину, недолго думая, присесть на рядом стоявшую лавочку и даже закурить сигарету, чего раньше он никогда себе не позволял на службе. Чудеса, да и только! Он вдруг почувствовал такое внутреннее спокойствие и умиротворение, которые, наверное, не смог бы пережить одержимый океанолог, наконец-то достигший дна Марианской впадины, опустившись в своем батискафе на глубину одиннадцати тысяч метров.

Затянувшись отвратительной сигаретой, Константин открывал для себя новые краски и оттенки. Оказывается, ели могут иметь иголки не только зеленого цвета. Есть еще и голубые. А его убогая по дизайну девятая модель «Жигулей», если смотреть сбоку, ничуть не хуже «Альфа-Ромео».

В то время, когда он выпускал дым изо всех дыр, кои присутствовали на его лице, сладкая парочка, мило взявшись за руки, уселась на соседнюю лавочку. Положив правую босую ногу на не менее босую левую, Пал Палыч игриво шевелил пальцами, не стесняясь своих до неприличия отросших ногтей, и совсем не замечал холода, исходившего от земли, еще не успевшей прогреться под скудными лучами апрельского солнца.

– Ах, баронесса! Моя баронесса! – напевал Пал Палыч. – Как хорошо, что я встретил тебя. Ах, Маритана, моя «Мариванна», как хорошо, хорошо, что я встретил тебя.

– Пал Палыч, – начала баронесса, тактично дождавшись, когда он допоет последнюю ноту, – пожалуйста, не называйте меня больше баронессой. Я ведь теперь не баронесса.

– А кто же ты у нас теперь? Стоп! Да неужели? Нашла-таки свою любовь?

Она смущенно потупила взор, крепче сжав руку Пал Палыча.

– А ну-ка давай немедленно рассказывай – кто он? – сгорал от любопытства Пал Палыч. – Откуда взялся? Супермен, что ли?

– Да какой, к черту, супермен? Скорее, совсем наоборот. Всему виной, Пал Палыч, ваш кабриолет.

– Не мой, – поправил ее Остроголов, – а твой, баронесса. Не забывай.

– Хорошо, мой… Только я же просила не называть меня так.

– Ой, прости! Я по привычке. Так ты тогда скажи уж, наконец, – как нам теперь тебя величать-то?

– Я теперь Елена Ивановна, – глубоко вздохнув, ответила баронесса. – А фамилия моя Зямкина. Имею паспорт и московскую прописку.

– Как твоя фамилия? – от неожиданности Пал Палыча приподняло с удобной для сидения скамейки.

– Ну вот, у всех одна и та же реакция, – с обидой в голосе произнесла гражданка Зямкина. – А по мне, так очень даже красивая фамилия. По-моему, в ней есть что-то музыкальное.

– Зямкина?.. – на секунду задумался Пал Палыч – А ты знаешь, действительно – звучит очень поэтично: Зямкина. Нет, правда, красиво.

– Вот и мне так кажется, Пал Палыч. Только почему-то даже в ЗАГСе эта дура со здоровенной блямбой на груди, вытаращив глаза, тоже два раза переспрашивала.

– С каких это пор, – попытался успокоить ее Пал Палыч, – ты стала обращать внимание на дур? Черт с ними, с дурами! Ты мне про Зямкина расскажи.

– Да, в общем-то, все до банальности просто, – ответила она. – Еду как-то вечером в кабриолете по Тверской. Кругом огни. Все сияет. А тут смотрю – он идет, весь какой-то худой, нестиранный. Ну, останавливаюсь и говорю ему: «Юноша, давайте я вас до дома подвезу, что ли?» Вот с тех пор я Зямкина Елена Ивановна. А он у меня, Пал Палыч, умный. Университет закончил. Химик, между прочим. Правда, сейчас работает не по специальности, в одной частной фирме. Оклад, конечно, скудный, но мне работать не разрешает.