Враг империи

– Стража! Вывести его из зала суда, – елейным голосом проговорил Падерик. – Никому не позволено прерывать заседание.

Двое дюжих стражников подхватили под руки сопротивляющегося моряка. Тот вырвался и двумя ударами свалил храмовников на пол. На помощь кинулись еще четверо. С великим трудом они скрутили впавшего в неистовство мужчину, связали ему руки и вытащили из зала.

– Нечестивое поведение твоего мужа только осложняет твое положение, женщина, – сверкая глазами, воскликнул обвинитель. – Я повторяю вопрос: признаешь ли ты себя виновной?

– Нет…

– Великий отец, разрешите пригласить Лайса Турвина, пострадавшего от чар Мариты Дейн?

Его высокопреосвященство благосклонно кивнул. К столу вышел маленький человечек лет пятидесяти и, воровато оглядываясь по сторонам, заговорил:

– Значит, я живу по соседству. Жена моя померла уж два года как, детки выросли и своими домами живут. Человек я благочестивый, очень уж Луга всемилостивого уважаю, на храм жертвую. И ни про какие—такие соблазны и не думаю! Бывает иногда, если блудница какая…

– Что вы можете сказать по существу? – торопливо перебил его Ермия, испугавшись, как бы Лайс не наговорил лишнего.

– По существу—то что… повадилась, значит, Марита ходить по двору. А мне через забор—то все видно. И так ходит, и этак! То белье стирает, то огород поливает. То, значит, с детишками своими играет. А юбки—то так и развеваются у бесстыдницы! Да вы сами на нее посмотрите, господа судьи! Разве ж убережешься от соблазна, когда у ней вон и груди, и все прочее…

– Следовательно, – снова осадил Ермия разошедшегося мужичка, – обвиняемая вела себя непотребно?

– Как есть непотребно, ваша честь! То наклонится, то этак изогнется—то! Ну, я ж не железный какой! Подошел к ней, значит, аккуратненько. Говорю: «Что ж ты, красавица, одна все время? Муж—то твой не скоро из моря вернется. Может, того…»

– По существу, по существу говорите! Когда вы заметили, что Марита использует незаконную волшбу?

– Да тогда же и заметил! Приворожила она меня, не иначе! Я ж не мог ни о чем думать, только вот о ней, проклятой! А она меня, как змея, взглядом—то прошила и шипит: «Пошел вон!» И после к себе не подпускала. А мне все сны снились, соблазнительные. А потом Валид вернулся – и на меня с кулаками! «Как ты смел, – кричит, – на жену мою покуситься?» А я что? По своей воле, что ли? Приворожила она меня, как есть приворожила! Я и сейчас на нее смотрю и…

– Достаточно, – прервал Лайса Ермия. – Идите, – и обратился к Марите: – Вы слышали, подсудимая? Признаете ли вы, что приворожили этого несчастного?

Женщина не ответила.

– Великий отец! – обратился обвинитель к Падерику. – Совершенно очевидно, что Марита Дейн занимается лугопротивным колдовством. Достаточно лишь взглянуть на эту женщину, чтобы понять: ее красота противоестественна, она – результат употребления темных зелий и настоев! К тому же, она использует привороты для соблазнения мужчин, что следует из показаний ее соседа. Я прошу, ваше высокопреосвященство, признать подсудимую виновной в темной волшбе и приговорить к смертной казни через сожжение!

– Нет! Нет! – зазвенел нежный голосок, и из зала выбежала молодая девушка. Она упала на колени перед столом жюри и умоляюще протянула руки к Падерику. – Пощадите мою сестру, Великий отец! Она ни в чем не виновна!

– Сестру? – нехорошо прищурившись, протянул Ермия. – Ваше высокопреосвященство, эта женщина – тоже ведьма! Посмотрите на нее!

Девушка была так же прекрасна, как и Марита. Те же благородные черты лица, те же черные волосы и зеленые глаза. Только ее тело еще не утратило некоторой детской угловатости.

– Ты прав, Ермия, – кивнул Падерик. – Стража! В Главный храм ее! Я сам допрошу… И чтобы доставили целой и невредимой! – добавил он, заметив, с каким вожделением смотрят храмовники на юную ведьму.

Когда девушку уводили, Марита словно очнулась. Падерик решил воспользоваться моментом:

– Покайся перед нами, дочь моя, – сказал он. – Признай свой грех, и милосердный Луг простит тебя. Человеческий же суд смягчит наказание.

Великий отец был весьма доволен своим новым приобретением – сестрой Мариты – и пребывал в хорошем настроении. Он подумал даже, что женщину можно отпустить. Предварительно подвергнув легкому наказанию. Например, вывести на площадь и остричь наголо на глазах у всего народа, в назидание другим легкомысленным особам. Конечно, никого она не привораживала, это совершенно ясно. Думать иначе могут только фанатики вроде Ермии. Но неписанное правило, введенное самим Падериком, гласило: храмовая стража невиновных не забирает. У народа не должно быть никакого сомнения: попался – просто так не уйдешь. Так и только так можно навести порядок в государстве. Люди должны трепетать при одном упоминании Луга милосердного и его жрецов. Но иногда можно проявить снисходительность. Например, к этой красивой, хотя и староватой для Великого отца, женщине. Падерик поднялся со своего места и подошел к Марите. Для смягчения приговора необходимо было, чтобы она раскаялась в содеянном преступлении и попросила у Луга прощения. Его высокопреосвященство положил ладонь на плечо женщины и тихо, на ухо, произнес:

– Покайся, дочь моя. Луг милостив, а мы лишь слуги его.

Марита повернула голову, и прямо перед своим лицом жрец увидел ее невероятно зеленые глаза. Некоторое время красавица, не отрываясь, смотрела на него, потом, презрительно усмехнувшись, плюнула прямо в лицо. Зал дружно ахнул, следом наступило испуганное молчание. Великий отец утерся рукавом рясы и вернулся за стол. «С другой стороны, – решил он, – жена моряка непозволительно красива. И представляет собой опасность для общества. Кто знает, сколько еще мужчин впадут в грех любострастия при взгляде на нее?»

– Рассмотрев все свидетельства, суд выносит решение, – спокойно, словно ничего не произошло, сказал он. – Марита Дейн признается виновной в использовании запрещенных зелий и приворота. И приговаривается к двадцати ударам плетей, суткам у позорного столба и последующему изгнанию из Виндора вместе с мужем и детьми. Все имущество семьи переходит в собственность храма. – Падерик поднял со стола деревянный молоток и ударил по специальной подставке, показывая, что суд над Маритой окончен. – Стража, увести подсудимую!

– Слишком мягко, выше высокопреосвященство, – прошептал Ермия, остановившись около стола. – Негодяйка заслуживала смерти.

Падерик скроил благочестивую физиономию и отечески пожурил своего воспитанника:

– Нельзя поддаваться греху гнева, сын мой. Что я? Лишь орудие в руках Луга всеблагого. Мы не имеем права мстить. Справедливость, и еще раз справедливость, сын мой. Что там у нас дальше?

Секретарь послушно забубнил:

– Двадцатого числа месяца Пирия заседанием святого суда Луга всеблагого слушается дело писателя Жастина Бельфа, который обвиняется в распространении лугопротивных сочинений. В своих романах означенный Жастин утверждает, что земля круглая, а мир Аматы суть скопление небесных тел, вращающихся вокруг солнца.

Стража ввела худощавого невысокого молодого человека, который выглядел вполне бодрым и без всякого страха смотрел на судей. Падерик усмехнулся: юнца взяли только сегодня, и он еще не успел проникнуться ужасами Счастливого местечка. К тому же, скорее всего, как и каждый писака, был уверен в собственной правоте.

– Вы признаете себя виновным? – спросил Ермия.

– Да нет, конечно, – вскинулся писатель. – Великий отец, произошла ошибка!

– Конечно, все колдуны так говорят, – усмехнулся обвинитель.