Враг из прошлого

— Два сапога пара! След в след!

Да, эти рисованные подошвы отличались друг от друга только тем, что одна была правая, а другая левая. Одну Алешка срисовал у пещеры, другую возле дома.

И что получается? Этот пещерный человек днем спит в своей норе, а по ночам бродит вокруг нашего дома! Зачем? Что ему надо?

— Покурить приходил, — усмехнулся Алешка. — В пещере ему курить скучно, вот он сюда и ходит. А может, он боится в пещере ночевать.

Я взглянул на него, снова стараясь понять: дурака валяет или в самом деле что-то сообразил. Алешка отвел глаза. И сказал:

— Мы подумаем об этом завтра. Теперь надо весло добывать. Пока Матвеич не спохватился. Ты одним веслом сможешь грести?

— Запросто. А зачем?

— А мы сейчас поплывем на ту сторону озера. Там же, Матвеич говорил, какая-то лодочная станция. И мы у этого лодочника выпросим на время одно весло, похожее на наше.

— Так он нам и даст весло!

— Еще как! Я как заною: «Бедный я, несчастный, никому меня не жалко! — у него это точно получалось, как у Буратино. — Упустил весло, а наша мамочка волнуется на берегу уже целую неделю. Ждет нас не дождется. Думает, что мы заблудились среди серых волков».

Легенда подходящая, только при чем здесь волки?

— Поплыли, — сказал Алешка. — Заодно Матвеичу лягушек на том берегу наловим, к обеду.

— Почему на том берегу? — тупо спросил я.

— Там они крупнее, Дим, — уверенно объяснил Алешка.

Может, он и прав. В тихий вечер с того берега доносится такое мощное кваканье, будто бегемоты вздыхают.

Я, конечно, не возражал Алешке и не спорил. Потому что с этим веслом — моя вина. В самом деле — растяпа!

Алешка убрал листочки со «слепками» следов под подушку, и мы пошли на озеро. Вернее, на ручей, где мы оставили лодку.

Раздвинув камыши, мы убедились — ручей есть, а лодки… нет!

— Сперли! — ахнул Алешка. — Вот и наловили лягушечек!

Бедный Матвеич… Лягушки — фиг с ними, проживет и без них, а вот лодка… Он и так уже, наверное, три раза пожалел, что согласился «приютить» эту вернадскую шпану в виде Димитрия и Алекса.

— Дим, — понуро предположил Алешка, — может, мы ее плохо привязали. И она поплыла по ручью к озеру. — По мере того как он говорил, в его голосе крепла легкомысленная уверенность. — А у озера, Дим, она, наверное, зацепилась за какую-нибудь корягу и стоит нас дожидается. — Он подумал и добавил: — Как миленькая.

Я не очень-то поверил в эту версию. Но тем не менее согласился пройти по ручью до берега озера. Для очистки совести — ведь лодку-то привязывал я.

Продираясь через камыши, хлюпая ногами в болотной жиже (хорошо, что догадались переобуться в сапоги), мы выбрались на берег озера. Лодка как миленькая не зацепилась ни за какую корягу и нас не дожидалась. Берег был пуст, и озеро пустынно. Только злорадно кричали чайки и зловеще шуршали камыши…

— Ладно, Дим, — вздохнув, утешил меня Алешка, — зато весло добывать не надо.

— Весло… Да, добывать его не надо. Но Матвеичу надо все рассказать. Идем сознаваться…

— Да! — Алешка вытянулся в струнку. — Прямо сейчас! И скажем ему всю правду! Честную!

И он выпалил эту «честную правду» прямо с порога:

— Федор Матвеич, товарищ капитан восьмого ранга, мы вашу лодку утопили!

— Зачем? — Федор Матвеич восьмого ранга не сразу врубился. — Как утопили?

— Очень просто. Там один большой пароход, вроде вашего «Задумчивого», такую волну развел! А Димка не успел лодку носом к волне развернуть, и она захлебнулась.

— Волна захлебнулась?

— Лодка.

— А вы?

— А мы выплыли. И приплыли честно сознаваться. Оно это… чистосердечное признание… От него это… никакой пользы нет.

— А вы не брешете? — Матвеич хоть и занялся литературой, но с нашим приездом все чаще стал употреблять крутую лексику. — Ну-ка, пошли посмотрим.

Алешка даже немного обиделся:

— Вы своим глазам верите, а нашим словам — нет?

— Я иногда, — задумчиво проговорил Матвеич, — даже своим глазам не верю. Пошли.

Тут случилось самое интересное. Такое интересное, что Алешка даже икнул. Лодка, оказывается, тоже выплыла. И стояла как миленькая на своем законном месте. Надежно привязанная надежным узлом к металлическому колышку, надежно вбитому в берег. И больше того, в лодке были оба весла.

Матвеич смерил Алешку задумчивым взглядом с головы до ног:

— Леш, а шутка-то не из лучших, согласен?

Алешка опустил голову, ковырнул землю носком сапога и молча согласился. А потом не очень убедительно объяснил:

— Мы хотели вам приятный сюрприз сделать.

Матвеич осмотрел лодку, пощупал узел на колышке.

— Хороший узел, — заметил он. — Настоящий шлюпочный. И держит хорошо, и отдается быстро. Где это вы ему научились?

— Там, — Алешка махнул рукой куда-то вдаль. Он этот шлюпочный, так же как и я, впервые видел.

— Да, — вздохнул Матвеич. — А как мне было без вас скучно…

Мне показалось, что он хотел сказать что-то другое, более определенное.

— Завтракать-то будем? У меня курица в морозилке скучает.

— Вот и хорошо, — сказал я. — Курица — это и первое, и второе.

— И третье, — добавил Алешка. — Куриный компот.

— Да, — со вздохом повторил Матвеич, — как же мне было скучно без вас. Особенно без куриного компота.

— Ага, — согласился Алешка. — А когда мы уедем, вы еще больше скучать будете.

— А когда вы уедете? — живо, с надеждой в голосе спросил его Матвеич.

Но Алешка эту его надежду сразу же похоронил:

— Через годик примерно. Нам здесь нравится.

— Мне тоже. — И Матвеич окинул грустным взором красивые окрестности, будто собирался покинуть их ради других мест. Подальше отсюда.

Я сварил бульон со всякими приправами, разделал курицу, мелко порубил ее и смешал с вермишелью, добавил туда томатной пасты. Снял пробу, мне понравилось, можно кормить команду.

Алешка во время готовки вертелся на кухне и трещал без перерыва — версии строил. Договорился наконец до того, что лодку перегнал на место сам Матвеич. Это не мы над ним подшутили, а он над нами. Приятный сюрприз.