Враг моего мужа

На время затихает и снова наполняет бокал виски. На этот раз льёт себе меньше, но сразу выпивает. Закрывает глаза, надавливает пальцами на переносицу, словно ищет потерянный самоконтроль. Сейчас это не тот Крымский, которого я увидела впервые. Все маски сброшены, и передо мной сидит разбитый человек с содранной кожей. Голый и беззащитный.

Сердце сжимается, я ловлю губами воздух в глупой надежде взять хоть немного боли себе.

— Отцу почему-то было по кайфу наблюдать за нашими ссорами, драками. За растущей ненавистью. Я не знаю, что было в его башке, но он говорил, что растит из нас мужиков. А ещё учил лить кровь друг друга. Вот такие у нашего старика были забавы.

Снова ем зефир, хотя совсем не чувствую его вкуса — словно вату жую. Невкусно, но мне просто необходимо хоть чем-то растворить тугой комок, застрявший в горле.

— Я сбежал от него в другой город, как только смог. Не хотел ни минуты лишней с ним оставаться.

— А Коля?

— Коля? Ха! Он остался при старике. Стал полной его копией: такой же хитрый, расчётливый садист. Манипулятор и ловец чужих душ. Ему всегда важно было доказать, что он — единственный сын нашего отца. Он когда-то вбил себе в голову, что с моим появлением в их доме все его беды и начались. Вбил и до самого конца в это верил.

Артур замолкает и закрывает глаза. Больше похожий сейчас на статую чем на живого человека, он совсем далеко в этот момент. Невыносимо далеко.

Ставлю бокал на тумбочку, придвигаюсь ближе к Артуру и обнимаю его за плечи. Глажу по голове, путаясь пальцами в светлых волосах, глажу по спине. Пусть знает, что не один сейчас. Что я рядом. И буду, если не прогонит.

Я оказываюсь на спине, а в моё бедро упирается эрекция. Напротив абсолютно больные глаза, полные каких-то странных и очень мрачных эмоций. Глаза сканируют меня, ищут что-то во мне, проникают в самые потаённые уголки души. Мне не привыкать, я умею бороться со стихией, владеющей Крымским.

— Как только смог, я сменил фамилию. Эта — мамина. Всё это дерьмо оставил в прошлом, а теперь оно ушло вместе с Колей в могилу, — толчок, и Артур врывается в меня до упора.

Нависает, его глаза так близко, а губы почти касаются моих. Не могу сдержаться и едва слышно стону. Мои пятки упираются в поясницу Крымского, а из его груди вырывается сдавленный хрип. Но он ещё не всё сказал:

— Я не убивал его. Веришь мне?

— Да.

— Будешь со мной? Останешься?

— Ты хочешь этого?

— Тебя хочу.

— Только тело?

— Всю тебя. Такую… чёрт, хорошо-то как, охуенно быть в тебе… Такую сильную, гордую ведьму рыжую. Останешься? Не сбежишь больше?

— Нет.

— Никогда? А то у меня ещё много спортивных костюмов в шкафу.

— Не сбегу.

Темп нарастает и уже не до слов. Когда оргазм ослепляет меня, на задний план уходят все тревоги, всё ужасное прошлое. Пусть. Что было, то и было — этого я уже не смогу исправить.

Но сейчас, когда Артур так жарко целует меня, а в душе невыразимый покой, хочется плакать от счастья.

Впервые только от счастья.

28 глава

Артур

В третьем ангаре темно, несмотря на ясный летний день. Я ступаю в раскрытую дверь, прячу ключи в карман и щёлкаю выключателем. Лампы гудят, мерцают, и вскоре яркий свет заливает помещение.

Проворачиваю замок, делаю несколько шагов к центру и останавливаюсь. Потому что впервые не знаю, как себя вести. Тяжело, даже ноги не слушаются.

Меня часто предавали, я тоже совершил за жизнь много нехорошего. Никогда не был примерным мальчиком, часто играл грязно, преследовал выгоду. Но именно поступок Саши вогнал острую занозу под ребро. Теперь она нарывает и гниёт, мучает.

Сашка сидит на полу, спиной опирается на грубо оштукатуренную стену. Длинные ноги в кожаных брюках согнуты в коленях, глаза закрыты, на щеках густая тёмная щетина. За пару дней бывший друг осунулся, похудел — на редких харчах да взаперти сложно сохранять цветущий вид.

На моё появление не реагирует. То ли спит, то ли всем своим видом показать хочет, как мало его задевает моё отношение к нему. Не знаю, и разбираться не очень интересно, что в его башке творится.

Иду к стене, беру один из стульев и, повернув спинкой к Сашке, седлаю. Опираюсь на деревянную перекладину руками, кладу подбородок на предплечье, смотрю внимательно. Жду. Вот чего только? Что Сашка очухается, упадёт мне в ноги, начнёт лизать ботинки и слёзно просить прощения? Нет, конечно. Он не из таких, а мне и не нужны его сопли и рыдания. Я не для этого к нему пришёл.

А для чего?

Чтобы просто в глаза посмотреть? Увидеть в них то, чего не видел раньше? Понять наконец-то — окончательно разобраться, — зачем мой друг пошёл на такое? Зачем предал?

Не знаю. Я впервые не знаю, что и для какой цели делаю. Просто слушаю свой внутренний голос, плыву по течению.

Я боюсь признаться самому себе, что где-то на самом дне не самой чистой души живёт надежда: всё это было частью какого-то плана, Сашка не предатель, он всё объяснит.

Только чудес не бывает — это я понял ещё в четыре, когда на минуту поверилось, что папа любит меня. Хера с два. Тогда во мне сдохла вера в человечество, если самые родные и близкие могут оказаться таким дерьмом.

Но сейчас не об этом. Просто… всколыхнулось, что ли. То, что так долго хоронил в себе, ожило, меня не спрашивая.

— Долго будешь так сидеть и делать вид, что никого рядом нет? — спрашиваю и с оттяжкой, размашисто задеваю носком ботинка ногу Саши.

Он медленно открывает глаза, смотрит куда-то в сторону и трёт пальцем тёмную бровь. Рядом с ним на полу железная миска с остатками еды. Сидеть и жрать с пола нет никакого смысла, но Саша иногда жуткий позёр.

— Крым… зачем ты пришёл?

— Удивительно дело. Ты не спрашиваешь, когда выпущу тебя, но тебе интересно, зачем я пришёл.

— Потому что ты не выпустишь.

— А вдруг?

Кривая улыбка на губах, ирония в уставшем взгляде.

— Я тебя десять лет знаю. Так что нет, не выпустишь. Ты же не умеешь прощать.

— Лучше бы ты помнил о последствиях, когда помогал Злату похищать. Или когда из-за какой-то случайной шалавы твой телефон взяли на прослушку.

— Я помнил, — пожимает плечами, поддевает пальцем миску и она с противным звуком проезжает по полу. Вокруг разлетаются остатки комковатой каши в мясной подливке. — Но…

— Но уверен был, что всё получится?

— Да, — кивает и, как дошколёнок, размашистым жестом утирает нос. — Я думал, что всё закончится. В конце концов, всё это из-за неё.

— Блядь, ты так и не понял, что не она виновата в том, что ты пихал свой член в кого ни попадя? На твой телефон установили прослушку! Не на её, понимаешь? На Злате жучков не было, она пришла помочь нам. Ты так пытаешься себя оправдать, что даже не понимаешь, где причина, а где следствие?

Во мне что-то ломается. Я так много говорю сейчас, словно мне действительно важно, чтобы Сашка понял, кто именно во всём виноват.