Враг мой

– Этого в _Талмане_ нет, - нахмурился Заммис.

– И неудивительно. Шекспир был человеком.

Заммис встал, подошел к очагу и уселся напротив меня.

– Он был философ, такой, как Мистан или Шизумаат?

– Отнюдь. Он писал пьесы - все равно что рассказы, только их надо разыгрывать.

Заммис потер подбородок.

– А ты помнишь что-нибудь из Шекспира?

Я поднял палец.

– "Быть иль не быть, вот в чем вопрос".

Драконианин отвалил челюсть, после чего кивнул.

– Да. Да! Быть иль не быть, вот уж _действительно_ вопрос!

– Заммис всплеснул руками.
– Откуда мы _знаем_, что за пределами пещеры ярится ветер, если нас там нет и мы этого не видим? Бушует ли море, если нас нет на берегу и мы ничего этого не наблюдаем?

– Конечно, - уверенно сказал я.

– Но, дядя, откуда нам это _известно_?

Я покосился на драконианина.

– Заммис, ответь-ка мне на один вопросик. Истинно или ложно следующее суждение: "Все, что я сейчас говорю, неправда"?

Заммис похлопал веками.

– Если это неправда, значит, суждение истинно. Но... если оно истинно... суждение ложно, но...
– Заммис опять моргнул, потом возобновил прерванное занятие - принялся втирать жир в палатку.
– Мне надо подумать, дядя.

– Подумай, Заммис.

Он размышлял минут десять, затем проговорил:

– Суждение ложно.

Я улыбнулся:

– Но ведь суждение именно это и утверждает, а следовательно, оно истинно, однако...
– Разгадки я ему не раскрыл. Ох, самодовольство, ты ввергаешь в соблазн даже праведников.

– Да нет же, дядя. Суждение в данном конкретном контексте бессмысленно.

Тут уж я пожал плечами.

– Понимаешь, дядя, это суждение исходит из предпосылки, будто существуют некие мерила истинности и ложности, самоценные и не зависящие от всех иных критериев. По-моему, в _Талмане_ логика Луррвены высказывается по этому поводу однозначно, и если приравнять бессмысленность к ложности, то...

– Да, тут такое дело...
– вздохнул я.

– Понимаешь, дядя, прежде всего надо условиться о том, в каком контексте твое суждение имеет смысл.

Я подался вперед, насупился, почесал в бороде.

– Понятно. А еще утверждают, что яйцеклетка курицу не учит.

Заммис как-то косо на меня посмотрел и уж совсем опешил, когда я повалился к себе на тюфяк, по-дурацки гогоча.

– Дядя, почему в роду Джерриба повторяются только пять имен? Ты ведь говорил, что в человеческих родословных чередуются множество имен.

Я кивнул.

– Пять имен рода Джерриба - это всего лишь символы, носители же должны украсить их деяниями. Важны деяния, а вовсе не имена.

– Гоциг приходится родителем Шигену, точно так же как Шиген приходится родителем мне.

– Конечно. Ты ведь это вызубрил наизусть.

Заммис сдвинул брови.

– Значит, когда я стану родителем, мне _придется_ назвать своего маленького Тай?

– Да. А Тай назовет своего малыша Гаэзни. Чем ты здесь недоволен?

– Я бы хотел назвать своего ребенка Дэвидж, в твою честь.

Я улыбнулся.

– Имя Тай носили великие банкиры, коммерсанты, изобретатели и... впрочем, ты все это знаешь наизусть. А имя Дэвидж мало чем ознаменовано. Подумай, как много потеряет Тай, если ты не назовешь его Таем.

Заммис немного подумал и согласился.

– Дядя, как по-твоему, Гоциг еще жив?

– Насколько мне известно, жив.

– Какой он?

Я стал припоминать рассказы Джерри о его родителе Гоциге.

– Он преподавал музыку, он очень сильный. Джерри... Шиген говорил, что его родитель пальцами гнет железные брусья. Кроме того, Гоциг держится с большим достоинством. Думаю, в эту минуту Гоцигу очень грустно. Ведь он, наверное, считает, что род Джерриба угас.

Заммис помрачнел, его желтые бровки сошлись воедино.

– Дядя, нам во что бы то ни стало надо попасть на Драко. Мы должны сообщить Гоцигу, что род продолжается.

– Попадем и сообщим.

Истончался зимний лед, были готовы и башмаки, и палатка, и рюкзаки. Мы завершали отделку новых утепленных костюмов. Поскольку Джерри давал мне Талман лишь на время, ныне золотой кубик висел на шее у Заммиса. Драконианин то и дело вытряхивал из кубика крохотную золотистую книжицу и читал ее часами.

– Дядя!

– Что?

– Почему дракониане говорят и пишут на одном языке, а люди на другом?

Я рассмеялся.

– Заммис, люди говорят и пишут на множестве языков. Английский - лишь один из них.

– Как же люди разговаривают между собой?

– Не всегда они разговаривают, - уточнил я.
– А уж если разговаривают, то прибегают к услугам переводчиков - людей, владеющих обоими языками.

– Мы с тобой владеем и английским, и драконианским; можно ли теперь считать нас переводчиками?

– Пожалуй, можно, только для этого надо сыскать такого человека и такого драконианина, которым захотелось бы побеседовать между собой. Помни, идет война.

– Как же прекратится война, если они не побеседуют?

– Надо полагать, рано или поздно побеседуют.

Заммис улыбнулся.

– Пожалуй, я не прочь бы стать переводчиком и посодействовать прекращению войны.
– Драконианин отложил шитье и разлегся на своем новом тюфяке.
– Дядя, а как по-твоему, за лесом мы кого-нибудь отыщем?

– Надеюсь.

– Если отыщем, полетишь со мной на Драко?

– Я ведь обещал твоему родителю, что полечу.

– Нет, я имею в виду - потом. После того как я произнесу свою родословную, что ты станешь делать?

– Не знаю.
– Я задумчиво воззрился на огонь.
– Война может долго еще мешать нам вернуться на планету Драко.

– А что потом?

– Скорее всего, опять военная служба.

Заммис приподнялся на локте.

– Опять станешь истребителем?

– Конечно. Это все, что я умею делать.

– И будешь убивать дракониан?

Тут уж я отложил шитье и пристально вгляделся в драконианина. С тех пор как мы с Джерри оттузили друг друга, многое изменилось - больше, чем я воображал. Я качнул головой.