Враг врагов

Публика, населяющая нейтральную полосу, обладала рядом характерных черт, объединяющих разношерстых представителей в некое подобие нации. Одной такой ярко выраженной чертой было воинствующее отрицание всякой над собою власти. Многие потому и оказались на нейтральной полосе, что устали терпеть над собой всяких разных начальничков да сборщиков податей, которые только и горазды, что деньги изымать да команды раздавать. Сама мысль о том, чтобы склониться перед чьей-то властной персоной возмущала обитателей нейтральной полосы. Эти земли, при всей их суровости, позволяли человеку быть самому себе хозяином. А кто раз вкусил свободы, не променяет ее на даже самое сытое и безопасное рабство.

Но вместе с тем, обитатели нейтральной полосы имели еще одну общую черту, а именно — лютую обиду на весь белый свет. На нейтральной полосе не оказывались от хорошей жизни. Весь здешний контингент состоял из беглецов и изгнанников. Многие были изгнаны за различные тяжкие преступления или просто отвратительный характер. Но, разумеется, сами себя эти отщепенцы считали невинными жертвами жесткого социума, и на полном серьезе полагали, что это вот именно они безгрешные агнцы, а все остальное человечество суть волки хищные. На этой почве многих одолевало желание поквитаться с обидчиками, отторгшими их, хороших, и вынудивших переселится в самый непригодный для жизни край. Сюда же примешивалась и банальная зависть — самые беднейшие обитатели Ангдэзии или Кранг-дана жили намного лучше и безопаснее, чем горемыки нейтральной полосы. И последних, разумеется, буквально корежило, когда они сравнивали свой убогий быт и быт этих зажравшихся негодяев, незаслуженно имеющих чистую водичку, плодоносную землю и прочие прелести, совершенно недоступные на нейтральной полосе. Возникало естественное желание восстановить историческую и всякую иную справедливость — то есть пойти и отобрать у этих гадов все, что те имеют. В крайнем случае, если не получится присвоить себе, просто переломать и вытоптать, чтобы не досталось оно впредь никому.

Объявившийся некто, громогласно провозгласивший себя властелином нейтральной полосы, взбудоражил местных обитателей. Возникла возможность объединиться и наказать всех вокруг за все на свете. Вот только не сильно-то им хотелось склоняться перед каким-то самозванцем, а в том, что сие самозванец и есть, никто не сомневался. Потому как иначе и быть не могло. Откуда бы у нейтральной полосы взяться королю, когда эта земля испокон веков не принадлежала никому?

Многие мешкали, раздумывали, не могли ни на что решиться. Однако самые ушлые смекнули первыми, что это действительно шанс урвать себе кусок. По крайней мере, надобно сходить и глянуть, что там за король такой завелся. Вдруг окажется, что он и вправду грозный властелин, великой силой наделенный. Такому можно и послужить. Потому как грозный и сильный властелин на одном месте не засидится. Нечего ему делать на нейтральной полосе тут и править-то особо нечем. Следовательно, устремит он свой завоевательный порыв либо на запад, в земли Ангдэзии, либо на восток, в темную империю Кранг-дан. А и там и там есть что пограбить. Они там зажрались уже, что добряки, что злодеи, пока простой народ нейтральной полосы с голоду пухнет. Доколе терпеть эту вопиющую несправедливость? Лишь священная война и возвышенный грабеж исправят этот исторический казус.

Первые желающие поглядеть на владыку и предложить ему свои скромные услуги, появились на следующий день после принесения гоблинами торжественной присяги верности. В крепости вовсю кипела работа — к утру подтянулось еще больше гоблинов, и те бодро взялись за дело. Среди них нашлись умельцы, кое-что смыслящие в фортификационных сооружениях и их устройстве. Под их чутким руководством гоблины взялись за восстановление защитных стен. Строительного материала не хватало — большая часть блоков была разбита в щебень, так что дело шло медленно и невесело. Но лишь до тех пор, пока к гоблинам не присоединилась Света. Демонесса вникла в суть проблемы, затем своей магией сформировала из песка прямоугольный блок, разогрела его докрасна и сплавила песчинки воедино. Получился довольно прочный монолит, способный послужить материалом для возведения стен.

— Сколько таких блоков ты сможешь изготовить? — спросил у Светы Зархад, который сам не работал, а ходил по крепости и орал на других гоблинов, будто имел на это какое-то право. За ним следом таскался Грыбан и тоже всячески пытался выставить себя большим начальником.

— Да сколько потребуется, — ответила Света. — Это для меня не трудно.

— Тогда начинай лепить, — сказал ей Зархад.

Он повернулся к гоблинам и закричал на них:

— Эй вы, ленивцы. Чего встали? Взяли блок и потащили!

Из толпы кто-то недовольно спросил:

— А кто тебя начальником назначил?

Физиономия Зархада потемнела от гнева.

— Так-так, — протянул он. — Вижу, кому-то здесь наскучило на этом свете. Что ж, дело поправимое. Сейчас схожу к Свиностасу, владыке тьмы и ужаса, перекинусь с ним парой словечек. Но когда он прикажет всех вас на колья водрузить, вы уж, братцы, зла на меня не держите.

В этот раз никто из гоблинов не посмел оспорить авторитет Зархада. Недовольно ворча себе под нос, они вновь взялись за работу.

Зархад повернулся к Свете и пожаловался:

— Скверный все же народ, гоблины. Не умеем мы отдаваться делу всей душой. Обязательно надо над нами с палкой стоять, а лучше, конечно, с занесенным ятаганом.

— Кто-то приближается к крепости, — произнесла Света, и указала рукой в пустошь.

Зархад и Грыбан уставились в обозначенном направлении. И действительно, различили там одинокую фигуру всадника.

— Не думаю, что это враг, — сказал Зархад. — Может, кто-то в гости.

Когда незнакомец подъехал ближе, все гоблины побросали работу и выстроились на стенах, чтобы полюбоваться на него. К крепости приблизился огромный мускулистый детина с лицом эпического типа, восседающий на спине какого-то чудовищного зверя, отдаленно напоминающего волка. За спиной исполина покачивался огромный меч с широким, в ладонь, клинком. Бугрящееся мускулами тело густо покрывали уродливые шрамы всех форм и расцветок.

Перед развалинами стены детина остановил своего волка. Подняв голову, он могучим басом прокричал:

— Это ли цитадель властелина Свиноморда, повелителя и вождя нейтральной полосы?

— Ну, допустим, — ответил Зархад. — А ты кто такой и что тебе надо?

Ни вид гоблинов, ни даже Света ничуть не смутили здоровяка. Он грянул в грудь огромным кулаком и выпалил:

— Имя мне — Сидгур Нечестивый. Я хочу говорить с властелином Свиномордом.

— О чем, например? — спросил Зархад.

— О жизни, — мрачно бросил здоровяк. — Где он, владыка этот?

— Сходи, брат, к Стасику, — попросил Зархад Грыбана. — Скажи ему, что с ним тут поговорить хотят.

Грыбан ушел и пропадал где-то минут двадцать. Затем он вновь появился на стене, а вместе с ним пришла и Лаура.

— Что так долго? — проворчал Зархад. — Этот бугай грозится крепость по камню разнести, если его немедленно не отведут к человеку Стасу.

— Пусть только попробует, — мрачно буркнула Лаура.

Она обратилась к нетерпеливому визитеру:

— Сударь, где ваши манеры? У великого властелина Свиностаса много важных дел. Он не может принять вас тотчас же, едва вы этого захотите.

— Я сюда ехал всю ночь и еще половину дня, — прокричал Сидгур. — Явился предложить свой меч и свою верность владыке Свиноморду. А он не хочет меня принять. Сейчас обижусь и уйду.

В это момент на стене появилась Риана.

— Ну, что он там? — тихо спросила Лаура.

— Да вроде пока держится. Синара с ним. Обещала присмотреть, пока мы не вернемся. Ну, чтобы не сбежал и не спрятался.

Лаура сокрушенно покачал головой.

— Ох уж этот властелин.

Она вновь обратилась к Сидгуру:

— Уважаемый, великий властелин Свиностас готов вас принять. Соблаговолите спешиться и оставить своего зверя снаружи.

Бугай спрыгнул с волка и вошел в крепость. Шел так, будто был тут хозяином — плечами вилял, бедрами крутил, на всех смотрел свысока, благо рост позволял.

— Прошу за мной, — сказала ему Лаура.

Риана и Света пристроились за ними. Даже Зархад и Грыбан не смогли побороть любопытства и тоже отправились послушать беседу.