Враг
Шрифт:
"Как спастись? Может, хоть ребят в коммуну пристроить. Анютка там своя. А уж старикам-то все равно".
*
Хозяйственный успех маленькой коммуны был полный. Рожь стояла в мешках, занимая целую комнату дома. Кроме опытных семян, три десятины засева дали двести сорок пудов. Овес стоял полный и ровный. Две десятины его обещали не меньше полутораста пудов. Десятина свеклы краснела, как заря, стога клевера давно стояли в поле. Не двух, а десяток коров можно было прокормить зиму. Каждый опыт удался. И горох, и вика, и ячмень - все обещали свою лепту в хозяйство.
После уборки
Приехали на станцию, встали на весы.
– Кто сдает?
– спросил приемщик, кудрявый, огненно-рыжий, весь в кожаном.
– Излишки от комсомольской коммуны.
Приемщик опустил руки. Глаза его стали округляться.
– Сволочи!
– сказал он вдруг решительно и резко.
Несколько секунд ребята даже не поняли значения этого слова. Краска обиды медленно залила их лица вместе с осознанием постыдного значения слова. Они разинули рты для ответа.
– Вы не ослышались, именно, именно, - повторил рыжий словечко.
– Что вы, в лесу живете, пенькам молитесь? А где чутье? Да что вы, газет не видите? Ведь это же большое общественное дело - сдача излишков! Важнейшая политическая кампания. Ну, прохвосты, идемте-ка, идемте-ка, я вас проведу в райком. Я покажу вас, ярких представителей несознательно-правого уклона. Вам там расскажут...
– Да зачем нам туда...
– уперся Алексей.
– Нет, идемте, идемте, - ехидно-любезно приглашал рыжий.
Алексей сразу почувствовал к нему острую ненависть.
– Вы поняли, за что я вас ругаю? Поняли?
– Красный обоз нужно было организовать.
– Браво, молодцы!
Рыжий вдруг подпрыгнул и выделал ногами телячий фортель. Алексею стало смешно и потеплело:
"А, пожалуй, хороший парень?"
– Эх вы, чортушки, - совсем поласковел рыжий и, взяв за плечи ребят, повел их к столу.
Уселись на мешки с рожью, заменяющие стулья.
– Ну-ко, давайте обмозгуем, как это все исправить. Сколько вы еще привезете?
– У нас всего пятьдесят пудов.
– Чорт, маловато! Во главе обоза хорошо бы подвод шесть и надпись: от комсомольской коммуны. Эх, я бы сфотографировал!
– У нас и лошадей-то две...
– Лошадей найдем. А сколько вы, ребятки, сеяли?
– спросил он невзначай.
– Три десятины.
– Ай-ай-ай, неурожай, значит, был, - посочувствовал рыжий.
– Нет, у нас перед другими лучше всех.
– Пудов, значит, восемьдесят десятинка?
"Вот чорт, угадал", подумал Алексей, и его охватила смутная тревога.
– Сколько же вас в коммуне?
– Восемь человек, - угрюмо ответил Ферапонт.
Все молчали. Исподлобья оглядывая неприятного рыжего, Ферапонт грыз соломинку. Сам рыжий водил пальцем по столу.
– Как раз пять подвод у вас!
– Как так?
– Да еще сто пудов излишков. Самых настоящих...
– Ну уж...
– замялись ребята...
– А вот считайте: двести сорок пудиков урожаю, пятьдесят привезли. Сто привезете. Остается девяносто пудиков. Это по одиннадцати пудов на брата. Хватит и останется... Особенно
я вам дам рецепт добавлять в хлеб картошки - это об'яденье. Хлеб получится пышный, легкий..."Ах ты, рыжая сволочь!
– думал Алексей.
– Хорошо, что еще не знаешь про семнадцать пудов с опытного поля..."
Уехали, везя бумажку с подписью и печатью райкома, где предлагалось коммуне сдать излишки в размере ста пудов, кроме привезенных, и пожелание организовать красный обоз не менее как из тридцати подвод.
*
Не успели ребята приехать и доложить о печальном случае на ссыпном пункте, как сам рыжий, имевший страшную фамилию Сорокопудов, примчался вслед за ними на двухколесной милицейской таратайке. Он бросил лошадь среди двора и, забыв о ней, начал перекувыркивать Никитку, уча его, как делать сальто. Затем он завидел Настю. Ущипнул ее несколько раз и добился смеха и визга. Наконец, отыскал Алексея с Ферапонтом и заявил:
– А я приехал вам помогать. Красный обоз - это дело стоящее. Кроме того, здесь что-то мало излишков показали. Я здешнего председателя и всю комиссию арифметике научу. А ну, как, где ваши урожаи? Дайте хоть в руках пересыпать хлебец социалистического сектора. Вон там, в комнатах рожь-то.
"Ах ты, дура рыжая! Стукнул бы тебя вот вальком по маковке, мелькнуло у Алексея, распрягавшего лошадей после двойки под озимое: вот бы ты запрыгал. Девчат щиплет, то ему покажи, другое покажи - хозяин..."
Он поймал себя на этих мыслях и сказал себе: "Ну, конечно, они шуточки мне. Приехал-то свой человек, партиец".
А рыжий давно шумел в пустых комнатах дома.
– Мед, - орал, - ей-богу, мед! Да какой мед!
Его волосатый палец обтекал янтарем, большая капля вот-вот шлепнется на пол. Но рыжий встряхнул головой и погрузил весь палец без остатка в рот.
– Ох, чорт! Не в нынешнем, так в будущем году я его у вас законтрактую!
Алексей поглядел на его волосатый облизанный палец, и его охватила противная тоска. И показалась коммуна, кусочек будущего, погибшей, лишенной смысла пустой затеей. Так заболело сердце, что он прислонился к амбарчику и опустил на землю хомуты.
– Все равно, - проборматал он и, засунув кулаки в карманы, пошел в дом.
Рыжий стоял по колено в сыпучей ржи. Он нахально брызгал ею в разные стороны и ораторствовал:
– Через несколько лет, чорт возьми, вот этого вот своего, социалистического хлеба у нас будет половина продукции всей страны.
– Куда ты залез с сапогами...
– сквозь зубы проворчал Алексей.
– Ты не беспокойся, - рыжий слез с насыпи, - мы его на ссыпном пункте провеем.
– А это что за новые меточки!..
– Это?
Алексея бросило в жар. А жадные волосатые руки рыжего уж пересыпали с ладони на ладонь тяжелое бронзовое зерно опытного поля.
– Батюшки мои, да ведь это рожь! Это рожь завтрашнего дня! Это рожь конца пятилетки! Я эту рожь на всех митингах показывать буду! Я ее в центр в специальных мешках отдельной накладной отправлю...
– Дорогой друг, - сжимая кулаки до боли в ногтях, даже вспотев от страха, что они могут вырваться и ударить, - процедил Алексей, - дорогой друг, а про семена ты забыл?