Врата Лилит

Оба слуги так и присели от страха, но она даже не обратила на них внимания, будучи всецело поглощена открывшимся её взору зрелищем.

– Божественно! Прелестно! Восхитительно! Думаю, одежда тебе была бы даже лишней, но это решаем, к сожалению, не мы... Прием костюмированный и никуда мы от этого не денемся.

Снежана отвернулась и вышла из ванной, оставив смущенного Ганина в покое. Слуги уже подлетели с полотенцами, а потом повели его обратно в гардеробную и только там Ганин, взглянув в огромное ростовое зеркало, понял, почему она так себя повела - такое он видел разве что в Пушкинском музее, куда они ездили из института с экскурсией смотреть шедевры античного искусства. Перед ним стоял никто иной как сам Аполлон Бельведерский собственной персоной - высокий, стройный, атлетически сложенный, волосы - светлее солнечного света, а глаза - синее неба...

– Но ведь это не я!
– вскричал Ганин.
– Я не хочу быть в таком виде! Верните мне мою внешность обратно!
– и топнул ногой.

– Ну что вы, ну что вы, милорд, как же можно вам в другом виде явится к её отцу?! Иначе нельзя, мрррр, а то - в морду, в морду дадут, как пить дать - и нам тоже, заодно!

– Вор-р-р-р-р-оненку на Олимпе не место, милорд, - подхватил клювоносый.
– Там только соколы да орлы, кар-р-р-р-р, орлы да соколы!

Ганин замолчал и позволил себя одеть. Он уже понял, с кем он имеет дело, и в его голове созревал рискованный, но вполне исполнимый план. 'Ну что ж, Снежаночка ты моя ненаглядная, мы ещё с тобой пободаемся, дорогуша, пободаемся, - подумал про себя Ганин.
– Все-то ты придумала хорошо, вот только одно упустила, одно пропустила... Говоришь, судьба ты моя, а все ж таки есть ещё одна лазейка, и уж ею я непременно воспользуюсь, непременно!'.

– Карета подана, милорд!
– раздался громоподобный бас, напоминающий скорее рык какого-то хищного зверя, чем голос человека, и в проеме двери показался двухметровый здоровяк с развитой челюстью, пудовыми кулаками, покатым приплюснутым лбом и носом, также одетый в бархатный старинный костюм.
– Её высочество ожидает вас!
– и он отвесил немного неуклюжий поклон.

Ганин выдохнул и поплелся вслед за великаном.

У ворот поместья уже стояла позолоченная карета, запряженная шестеркой вороных. Здоровяк с удивительной для его телосложения грациозностью запрыгнул на козлы, а Тимофей и клювоносый - на задники кареты -, предварительно открыв дверцу Ганину. Внутри кареты уже сидела Снежана, источая на всё и вся сильный розовый аромат, усилено работая веером из белоснежных перьев.

– Трогай!
– наконец, резко крикнула она, и здоровяк щелкнул вожжами. Кони поскакали.

– Не понимаю, Снежаночка, а почему мы едем на прием утром?
– сказал Ганин.
– Мы ведь с тобой ещё даже не обедали. Обычно ведь приемы бывают вечером...

Снежана смерила его по-королевски величественный взглядом, о чем-то подумала, а потом сказала:

– Мой отец настолько могущественен, что он может в любой момент сделать ночь - днем, а день - ночью. Да и вообще - какое это имеет значение? Ты задаешь слишком много вопросов, дорогой, и мне это не нравится. Бери пример с Тимофея - он делает то, что ему говорят и не задает вопрос 'почему'. Запомни, если Я что-то говорю, значит, это имеет смысл и твое 'почему' здесь совершенно неуместно.

– Но ведь он - слуга, а я... Кстати, а кто я - для тебя?
– вдруг спросил Ганин, не отводя взгляда от её лица.

Снежана прищурила глаз.

– Ты - Мой Художник, а я - твоя Муза. Согласись, что когда говорит Муза, Художник умолкает и трудится без вопросов до тех пор, пока работа не будет закончена, а потом принимается за новую - и так далее.

– Значит, все-таки слуга, даже, я бы сказал, раб...
– лицо Ганина исказила кислая гримаса как от оскомины.

– Все мы - чьи-то рабы - пожав обнаженными плечами, философски заметила Снежана.
– Думаешь, там - она указала пальцем на небо - не рабы? Все рабы всех: ты - мой, я - его, он - ещё кого-то... Когда ты поймешь это, жить становится легче как-то, спокойнее... Советую тебе принять такой образ мыслей и тогда тебе будет хорошо со мной. Нам предстоит ещё очень долгое и плодотворное сотрудничество, - она широко улыбнулась и игриво щелкнула Ганина по носу. Ганин замолчал. Говорить больше не хотелось.

– Эй, Леша, Леш... Ну не дуйся! Скоро ты привыкнешь и поймешь, что лучше жизни у тебя никогда не было и не будет!

Но Ганин уже отвернулся и смотрел в окно. Его захватила другая мысль - посмотреть, как карета пересечет ту полосу тумана, до которой ему не удалось добраться на лошади утром. И действительно, ожидания Ганина оказались не напрасны - туман стремительно приближался, и вот уже карета 'нырнула' в самую что ни на есть трясину. Вокруг ничего не было видно, кроме белесой ваты. Ощущение было примерно такое же, когда влетаешь на самолете в самой гущу кучевых облаков...

– Интересно, а почему я не мог приблизиться к этому туману? И куда он ведет нас?

– Ничего интересного, - тут же ответила Снежана - видимо, она так и ждала повода заговорить.
– Я просто привязала тебя к дому на поводок, так что куда бы ты ни пошел, все равно вернулся бы к своей конуре. А за туманом все равно ничего нет. Даже если бы ты вошел в него, ты бы никуда не пришел.

– Как - никуда?..
– не понял Ганин и удивленно уставился на Снежану.

– Так. Просто никуда. Ты все равно не поймешь, глупыш. Вы, люди, считаете себя такими умными, что деваться некуда - вот, мы и в космос, мол, летаем, вот и на дно океана опускаемся... Фи!
– презрительно сморщила носик Снежана, - а не понимаете, что вы как были мурашами, так мурашами и остались. Все ваши 'космосы' - это как лесная полянка для мураша, а полянка эта - посреди огромного леса, а за лесом - миллионы километров равнина, а равнина - на континенте, а за континентом - другой, а там - тропики, пустыня, горы, ледяная бездна, океан... Мурашу даже и представить невозможно даже что такое 'лес' как понятие, а про океан или пустыню или тундру ему и твердить бесполезно! Так что, Леш, я и говорю тебе - лучше вопросов не задавай. Бить я тебя не буду, ты - человек интеллигентный, умный, сам все понимаешь. Головка у тебя лопнет даже от того, что знаю я, а уж мой отец... Больше его знает только один Создатель...
– тут она выразительно показала глазами на небо.

Ганину опять расхотелось говорить и он скис. К горлу подступил горький комок обиды. Эта новая Снежана уже начинала порядком раздражать его, с ней он постоянно чувствовал себя униженным. Его собственное положение при Снежане напоминало Ганину положение щенка на коротком поводке, который вроде бы и рвется побегать вдоволь на воле, но строгая хозяйка всё время одергивает поводок, да так, что шея начинает болеть от ошейника. Ему стало душно, воздуха не хватало, он взялся рукой за горло, но в этот момент Снежана подсела к нему поближе и быстро стала обдувать его лицо веером. Ганину сразу полегчало на душе... Потом Снежана провела рукой по его лицу и у Ганина перед глазами засверкал какой-то розовый то ли порошок, то ли снег, голова закружилась и он постепенно погрузился в какой-то каскад радужных то ли сновидений, то ли фантазий. Он бегал и купался в каких-то розовых облаках, ел и пил их - они были необыкновенно вкусными, сладкими и сочными -, а рядом с ним бегал веселый щенок, радостно лаял и лизал его за обнаженные пятки...

...- Ну вот мы и приехали, Художник!
– донесся до него веселый голос Снежаны.

Дверца кареты открылась, Ганин вышел из неё и обомлел - перед ним стоял розовый замок на холме, точь-в-точь такой же, какой он написал на своей картине. А вот и дорожка, ведущая к нему, вот и беседка, и пруд, и сосновый перелесок...

– Добро пожаловать, Художник!
– воскликнула Снежана.
– Ну а теперь ты можешь взять меня за руку и повести во-о-о-о-о-н к тем подъемным воротам!

Ганин взял Снежану под ручку и они вместе отправились к раскрытым вратам розового замка. Прислуга осталась у кареты.

– Интересно, если мы приехали на прием, почему замок выглядит таким безлюдным?
– опять спросил Ганин, недоуменно озираясь по сторонам.
– Где гости, где экипажи, где прислуга?

– А им и не нужно приезжать так, как прибыли сюда мы. Они могут появиться где и когда угодно каким угодно способом, - обычным бесстрастным учительским тоном произнесла Снежана, даже не взглянув на Ганина, словно излагая такие прописные истины, которые не знать просто стыдно.

– И ты - тоже?
– постаравшись не подать виду, что его это задело, невозмутимо спросил Ганин.

– И я. Просто этого не можешь сделать ты, потому нам и понадобился весь этот экипаж. Ты все равно ничего не поймешь, милый, лучше смотри, что будет дальше!

Снежана с Ганиным вошли в абсолютно пустой замковый двор. Внутри него играла какая-то старинная мелодия на лютне, флейте и скрипке. Они шли, и каблучки Снежаны гулко стучали по безлюдной розовой мостовой и, хотя никого вокруг не было видно, у Ганина было весьма неприятное ощущение, что весь этот замковый двор, тем не менее, заполнен кем-то и что все они смотрят на него, говорят о нем, шушукаются. Это напоминало ему чем-то сказку про голого короля, только в его роли 'голого' выступал сам Ганин и именно поэтому чувствовал он себя крайне неловко.