Врата Шараака
Шрифт:
Из – за забора послышался тихий голос. Словно кто – то звал на помощь. Я не могла разобрать слова, но в них было столько отчаяния, что меня охватил страх. Что делать? Сойти с дерева и узнать, что происходит? Я посмотрела на костяного, он прижался спиной к заборищу, и поднес руку к зубам, говоря о том, чтобы я молчала. Снова что – то шевельнулось за забором.
И тут по погосту пошел туман, а в нем появилось оно! Сутулое и костлявое тело, непропорционально длинные четырёхпалые руки с жуткими когтями, большая голова с острыми отвислыми ушами и отсутствующим носом, широкой пастью и неровными зубами. А глаза, будто затянуты бельмом.
– Сиди
Туман рассеялся, и мы с костяным остались посреди погоста, тумановица, горела, как факел, тихо шкварча. Брален подбежал к ней и начал отрывать голову от туловища, схватив ее руками и оперевшись ногой в тушу. Она с противным треском и хлюпаньем, начала отрываться. Ну а я? БУУУЭЭЭЭЭЭЭ!
Освободив желудок, от всего что имелось, я подошла к костяному. Он прижигал края рваной плоти на голове монстрицы, зажженной веткой.
– Зачем? – поинтересовалась я.
– Затем, что утром она растворится, как туман, с которым она и пришла. А без доказательства работы, тебе денег не дадут! Так что потопали быстрее, а то в деревню мне нельзя, а башка тяжелая. Ты не дотащишь!
В селение мы зашли еще по темну, костяной положил голову и пошел в лес, а я постучала к травнице. Она через дверь спросила, кто это и, услышав мой голос, открыла дверь. Увидев, башку чудовища, она медленно к ней подошла, – кто это?
– Тумановица. – с важным видом произнесла я. Стараясь не смотреть на нее.
– Это жеж надо, сейчас я позову старосту. Деньги у него.
И она убежала в начало деревни. А я присела на деревянное крылечко ее дома. Вскоре к дому травницы начали собираться люди, прикрывая рты, ужасались представшей перед ними хари.
– Вот, 26 зенитов, больше нет. – Протянул мне староста деньги.
– Спасибо, и прощайте! – поднимаясь, сказала я и потопала к костяному. – А, еще! У вас карта мира есть?
– Есть, сейчас принесу, – отозвалась травница, и шмыгнула в дом. Забрав потрепанную тряпицу с изображением мира я, помахав через плечо, поплелась в лес.
– Ну, что? Сколько дали?
– 26 зенитов.
– Сколько? За тумановицу? Должно быть не меньше 80! В мое время, с ними бы даже разговаривать не стали за такие копейки!
– кстати, а сколько лет прошло, как ты помер?
– А я почем знаю, в могилах календарей нет. Учета годам не веду.
– Эх, поспать бы. Я кстати карту раздобыла! – протянула я ему лоскут. Мы в Лунной Пади. Куда нам дальше двигать? – присаживаясь на траву, поинтересовалась я у костяного. Он развернул тряпицу, посмотрел, и сев рядом разложил между нами ткань.
– Мы здесь, – он ткнул пальцем внизу карты, – а нам сюда, – ткнул вверху карты.
– Твою жеж маковку, через весь континент топать. – Взревев от досады, и откидываясь на спину. Так я и уснула, на траве, в лучах восходящего солнца. Проснулась уже привычно на спине у Бралена. Он медленно, но
верно топал к цели. Как оказалось изначально, мы двигались в противоположную сторону. И теперь наш путь лежал, через избушку, пруд и могилу костяного.– Я тут вспомнила, почему на твоей могиле было написано, не воскрешать?
– Не знаю, видимо кто – то меня недолюбливал при жизни.
– Да ты что, тебя? Да не может быть?
– Всем не угодишь! – скидывая меня со спины, буркнул Брален.
– Да ладно, че ты? Не обижайся трухлявый. Я ж не со зла! Так, просто. – Бежала я не поспевая, за большими шагами костяного.
Глава 3
Большой Ландорблаффский лес охватывал почти половину континента. Города и селения в основном были окружены реками и полями, воздвигнутыми на месте выкорчеванного леса. Люди, как и климат, были не шибко приветливыми и, завидев меня, пытались скрыться с моих глаз. Может, конечно, некромантов они недолюбливали? Но да мне было плевать, мне надо было идти к вратам, а остальное неважно.
Мы остановились в паре километров от городища, и уселись на поляне, оглядывая из далека, представленный нам вид. Костяной скинул с плеча сумку и, дотронувшись, сказал: fac facilius! – а потом раскрыл ее и начал складывать себя в нее по частям. Сначала ступни, потом берцовые, бедренные, левая рука. – Помоги.
– Ну, на фиг. Давай сам!
– Как? Все что мог, я сделал сам, дальше не могу!
– А зачем вообще это делать, – оторвав руку и положив в сумку, посмотрела я на костяного.
– Ну как же Маристель, ты войдешь в город и не будешь одна. Мало ли чего. С тазом поаккуратней, не поцарапай!
А туловище твое туда влезет?
– Ну конечно, я же сразу сумарек на объем зачаровал. А сейчас еще и облегчил. Так что ты не надорвешься, таская меня за плечом.
– Да ты прям джентльмен! – усмехнувшись, совала я человеческие останки в сумку. Взяв череп в руки, и заглянув в глаза огоньки, поинтересовалась я. – А если я с черепом в руках войду в город, что будет?
– Сожгут тебя, да и все! – пробурчал он, и я начала засовывать его голову в сумку.
Завязав веревку и накинув на плечо легенький сумарек, я пошла в город. Грюхсбурген. Он раскинулся на берегу серенькой реки, чьи воды, как будто застывшие во времени, не отражали небо. Узкие улочки, вымощенные камнями, извивались между высокими, угловатыми домами, построенными из темного камня и дерева, покрытого мхом и лишайниками.
На каждом шагу в воздухе витал запах сырости и гнили, смешанный с ароматом угольного дыма, поднимающегося из труб, которые торчали, как гнилые зубы, из крыш. Местные жители, одетые в потертую и грязную одежду, передвигались по улицам с угрюмыми лицами, избегая взгляда друг друга. Иногда в толпе можно было услышать шепот о странных существах, обитающих в окрестных лесах, или о проклятых душах, бродящих по ночам.
– Да уж местечко! – присвистнула я, подходя к доске объявлений. Чтобы отыскать ночлежку. – О! Тут написано, что можно подзаработать.
– Что надо делать?– Прошептал, костяной, из сумки.
– Таааак. На мельнице, за городом, кто – то издает шум. Дают 50 зенитов.
– Бери. И пошли к мельнице.
– Слышь, костяной, я не хочу. Я хочу помыться, переодеться и, покушав лечь спать. А не по мельнице мышей гонять.
– А на какие деньги ты это собралась делать?
– Вот жеж зануда. – Я подошла к пожилой женщине с клюкой, – уважаемая, где тут мельница?