Врата в Сатурн

Я кивнул. Юлька — она же Лида Травкина, ещё один член нашей команды, — продемонстрировала способность находить общий язык с любыми представителями собачьего, кошачьего и даже лошадиного племени. После возращения с орбиты мы, получив двухнедельный отпуск, отправились на одну из подмосковных баз отдыха Проекта, где она чуть ли не силой заставила меня обучаться верховой езде — причём сама ухитрялась договариваться с самыми буйными и непослушными жеребцами на конюшне. Как она это делала — понятия не имею, а только и рыжий кот Том, Даськин предшественник на «Астре», и уж тем более, Бритька, были от неё без ума.

— И что же теперь с ним делать?

Юрка замялся.

— Ну… до отлёта поживёт здесь, с нами.

— Я ему лоток в гальюне поставлю,– мне его в «Астре» выдали. Вентиляция там мощная, пахнуть не будет… надеюсь.

— А опилки? — спросил я, подумав мельком, что здесь, наверное ещё не продуют наполнители для кошачьих туалетов — и уж тем более, неоткуда им взяться на станции. Или, наоборот, есть откуда, раз уж важные персоны Проекта самолично пристраивают мурлык на орбиту?

— Песок. — он кивнул в укол, где действительно стоял полиэтиленовый пакет с чем-то жёлтым. — Здесь, на станции взял, у ботаников в рекреационном секторе. Они, кстати, сказали, что… хм… использованное содержимое к ним можно носить, в качестве удобрения.

…Ну да, конечно: самое разумное решение для корабля с его замкнутым циклом. На 'Заре ведь тоже будет рекреационный сектор с газончиками и кустиками, и неудивительно, что Юрке уже сейчас приходится практиковаться…

— Ну, это уж ты сам. — сказал я. — Раз тебе кота поручили — ты и возись с его… отходами жизнедеятельности. Кормить-то чем собираешься?

Вместо ответа Юрка продемонстрировал пакетик из серебристой фольги с надписью «Мясо куриное, консервированное» — такие присылали на внеземные объекты вместе с прочими полуфабрикатами. Узнику переноски этот предмет явно был знаком, он закопошился и просительно мяукнул.

— А если опять куда-нибудь забьётся?

— Да сколько угодно. Главное — в коридор его не выпустить, а то лови потом по всей станции.

Я представил себе эту картину: мы с Юркой носимся за хвостатым беглецом по кольцевому коридору, загоняем его… ну, скажем, в лабораторию спектрометрии, где Дася начинает скакать по столам и полкам, сбрасывая хрупкие приборы под аккомпанемент проклятий научных сотрудников…

— Да уж, не хотелось бы. Ладно, пусть пока посидит в своём ящике, а мы прошвырнёмся пока по станции. Надо бы повидать кое-кого… и вообще.

— Ага! — Похоже, моего соседа не слишком привлекала перспектива возни с хвостатым членом экипажа. — Только водички ему оставлю.

— Выпустить хочешь? — я с опаской покосился на переноску. Её обитатель подозрительно затих, даже шуршать трофейной курткой перестал. Может, строит какие-то свои, кошачьи, но непременно коварные планы?

— Не… — Юрка помотал головой. — Там поилка встроенная. Сейчас налью — и пошли!

— Уже проголодался? — спросил Юрка, когда мы повернули по кольцевому коридору в сторону столовой. — Вроде, ужин только через час…

— Я не обедал. Да и завтракал ещё дома, вМоскве. Но дело не только не в еде…

— Нина Ветрова? — понимающе прищурился он.

Я кивнул. Жена бывшего нашего артековского вожатого, а впоследствии, куратора «юниорской» группы, в которой состояла чуть ли не половина экипажа «Зари», работала, на «Гагарине» инженером-кулинаром. Около года назад её переманили на «Джемини-Хилтон» — роскошный орбитальный отель, один из трёх (или уже пяти?) туристических комплексов, действующих на данный момент во Внеземелье. Я даже встречал её там — когда вместе с Юлькой посетили соревнования по сайберфайтингу, новому, невиданному ранее виду спорта, заключающемуся в групповой схватке в невесомости на светящихся «лазерных мечах», имитирующих оружие джедаев из «Звёздных войн». Финал турнира спонсировал сам Джордж Лукас, а мне, как одному из основателей сайберфайтинга (мы с ребятами ещё до выхода в свет «Новой надежды» упражнялись в невесомости с мечами из вспененного пластика, восполняя таким образом, недостаток движения на орбитальной станции), прислали приглашение на два лица. С Ниной же мы встретились на банкете, устроенной организаторами в честь победителей, команды станции «Гагарин» — и как раз тогда по внутренней трансляции прозвучало: «Связь с космической станцией „Лагранж“ потеряна, все попытки восстановить её к успеху не привели…» Нина побелела как бумага, пошатнулась и схватилась за стену: на «Лагранже» находился её муж. Дима Ветров должен был прибыть назад после долгой «вахты» на этой самой удалённой от Земли станции, но по роковому стечению обстоятельств отложил возвращение. Теперь он с горсткой товарищей по несчастью ожидал спасения в безднах Пространства, возле планеты Сатурн, до которой даже радиоволна добирается больше часа с четвертью.

Конечно, Нине сочувствовали все — и коллеги, и администрация орбитального отеля. Именно руководство «Джемини-Хилтон» и допустило ошибку: предложило ей, как «вдове погибшего в Внеземелье героя», крупные выплаты. Этого хватило, чтобы привести женщинув бешенство — она-то ни на миг не позволила себе усомниться, что Дима, как и прочие пленники «Лагранжа» живы и ждут спасательной экспедиции, которая обязательно прибудет вовремя. Допустивший эту неловкость менеджер орбитального отеля кинулся извиняться, сделал попытку загладить свою бестактность, но было уже поздно: Нина психанула всерьёз, и в тот же день разорвала контракт с «Джереми-Хилтон», оставив знаменитый орбитальный отель без лучшего своего шеф-повара. Сама же она вернулась на «Гагарин», где и заняла прежнюю должность — к вящей радости обитателей станции, получивших возможность наслаждаться кардинально обновлённым меню.

Сейчас Нина работала в пищеблоке жилой секции «С» (от должности главного инженера-кулинара, как и места преподавателя в техникуме, готовящем служебный персонал для Внеземелья, она решительно отказалась), и как раз туда мы направлялись с Юркой-Кащеем, оставив в каюте нового хвостатого члена нашего экипажа.

С Ниной встретиться не удалось — меньше, чем за сутки до моего прибытия на станцию, она отбыла на корабле межорбитальных сообщений к «Волкову», и должна будет вернуться не раньше, чем через неделю. Станция эта была совсем новая, размерами почти втрое больше «Гагарина». «Волкова» сдали в эксплуатацию меньше полугода назад; многие системы требовали отладки и настройки, население едва дотягивавшее до четверти расчётного, обходилось минимум бытовых удобств, словно вахтовики на дальней стройке- вот Нину и откомандировали налаживать на станции общественное питание.

Признаюсь: узнав об этом, я испытал некоторое облегчение. Не то, чтобы я был не раз предстоящей встрече — просто слабо представлял, что стану ей говорить. Набор стандартный успокоительно-бодрых фраз о том, что всё будет хорошо, и спасательная экспедиция прибудет вовремя? Сообщить, что новой информации о «Лагранже» и его экипаже пока нет, но она обязательно появятся в самом скором времени? Или, наоборот, сурово-мужественные призывы держаться и верить, несмотря ни на что? Всё это она слышала тысячу раз, в том числе и от меня — так стоит ли повторяться? Юрка-Кащей, насколько я смог понять, испытывал схожие чувства, так что мы перекинулись несколькими фразами с девчонками из столовой, оставили для Нины записку вполне жизнеутверждающего содержания («Привет, уходим к Сатурну, жаль, что не застали, жди добрых новостей…». Я пририсовал в конце улыбающийся смайлик (здесь этот термин пока не в ходу, во всяком случае, у русскоязычного населения станции) и мы покинули пищеблок, не забыв взять в стоящих у входа автоматах запечатанные стаканчики с кофе, булочки и бутерброды, завёрнутые в тонкую хрустящую бумагу. Культура «фастфуда» цвела на крупных внеземных станциях пышным цветом, несмотря на протесты медиков, утверждавших что выдающие напитки и вкусности автоматыпагубно влияют на строго рассчитанный график питания и должны быть безусловно ликвидированы. А как их ликвидируешь, если на любом совещании любого уровня перед половиной участников стоят знакомые картонные стаканчики, а контейнеры для мусора забиты смятыми бумажными (пригодные для переработки прямо на станции, ага!') упаковками от сэндвичей?

Со всем этим богатством мы устроились в обсервационном холле — ещё одной новинке, появившейся на «Гагарине» совсем недавно. Она представлял из себя один из отсеков, поверх которого был надстроен большой прозрачный купол. Оттуда открывался роскошный вид на Землю и окружающее Пространство, включая и плоскость «батута» — всякий раз, когда ожидалось прибытие или отправление очередного контейнера или корабля, в обсервационный холл заполняли желающие полюбоваться срабатыванием «тахионного зеркала». Толстое стекло купола содержало свинец в пропорции, достаточной, чтобы сделать безопасным четвертьчасовое пребывание «под открытым небом». Дольше тут задерживаться не рекомендовалось, о чём сообщали развешенные всюду предупреждающие таблички; тем же, кто собирался превысить этот срок, предлагалось устраиваться на особых лавочках, прикрытых сверху своеобразными зонтиками из золотистой светоотражающей фольги. Так мы с юркой и поступили: разложили на предусмотрительно прихваченных из столовки бумажных салфетках снедь, устроились поудобнее и стали обсуждать за трапезой ближайшие планы. До прибытия «Тихо Браге» оставалось ещё не меньше полутора суток, и потратить это время следовало с пользой.

— Может, к монтажникам заглянем? — предложил Юрка. — Там сейчас Зурлов на орбитальной практике, после первого семестра.

Я задумался. Володя Зурлов, мой однокашник по Школе Космодесантников. Вообще-то мы с ним не слишком близко знакомы — так, обычное общение в рамках учебной программы. Володя рапорт, чтобы его включили в экипаж «Зари» (а кто из нашей группы его не подавал такое?), но по результатам тестов не смог попасть даже в дублирующий состав — и с тех пор косо на меня поглядывает. Меня это не задевало — насильно мил не будешь, — скорее несколько удивляло. В среде будущих космодесантников не принято было завидовать друг другу, даже если один из нас получал по каким-то сугубо административным (а может и иным) соображениям преимущество над своими товарищами. Как вот, к примеру, я и другие члены нашей прежней «юниорской» группы, включённые в экипаж «Зари», так сказать, по умолчанию.