Врата в Сатурн

Хотя — может, это лишь игра моего воображения, и никакой зависти у Володьки и в помине нет? Ну, характер у человека такой, тяжело переживает собственные поражения…

— Ладно, пошли. — кивнул я. — У них там, кажется, новые «Омары»? Я с ними до сих пор дела почти не имел, хотелось бы увидеть…

— Есть, точно! — подтвердил мой спутник. — Я позавчера к ним заходил — так всё показали, и даже позволили покувыркаться в учебной зоне. Они и тебе позволят — если захочешь, конечно.

ОМБМ-3, «Орбитальный монтажно-Буксирный Модуль, модель третья», совместное творение инженеров подмосковной «звезды» и французских конструкторов, появился во Внеземелье меньше года назад, на смену старому доброму «крабу». И, хотя ОМБМ-3 был прямым развитием предыдущей модели, хорошо известной всем, работающим в открытом Пространстве, внешне он мало походил на своего предшественника. В «крабе» пилот, облачённый в «Кондор-ОМ» («ОМ» — «орбитальный монтаж», одна из модификаций этого исключительно удачного скафандра, предназначенного для наружных работ) висел, пристёгнутый к металлической раме, на которой, кроме ложемента, были закреплены маневровые двигатели, блоки манипуляторов и прочее оборудование.

Новую же модель конструкторы оснастили собственной мини-кабиной, капсулой жизнеобеспечения, с расположенными внутри органами управления. Передняя и верхняя часть капсулы сделали прозрачными; от ударов при возможных столкновениях её защищали гнутые, вроде «кенгурятников» на внедорожниках, решётки, сваренные их толстых дюралевых труб.При необходимости капсулу можно отстрелить, наподобие кабину у некоторых моделей сверхзвуковых истребителей — и некоторое время перемещаться в ней при помощи маневровых с микродвигателей, работающих от баллона со сжатым СО2. При этом автоматически включаются мощные аварийные проблесковые маячки, а так же «крикун» горланящий на всю околоземную орбиту «я здесь! спасайте-выручайте!» За пластинчатую нижнюю часть капсулы (между собой монтажники называют её «коконом»), а так же за пару массивных, очень длинных клешней-манипуляторов, аппарат получил прозвище «омар», быстро ставшее общеупотребительным.

Я, как уже говорил Кащею, до сих пор не имел дела с «омарами» — изучение препарированного макета в аудитории и упражнения на тренажёрах не в счёт, — и, конечно, обрадовался возможности познакомиться поближе с этим новейшим образчиком вспомогательного орбитального транспорта. Тем более, что в списке оборудования «Зари» значились четыре таких «Омара», и мне всё равно придётся их осваивать — так почему бы не сделать это сейчас, когда имеется и свободное время, и люди, способные квалифицированно ответить на любые вопросы, и даже организовать для меня небольшой учебный полёт на модной новинке?

Мигнули зелёным индикаторы готовности, в наушниках раздалось диспетчерское «Башня — Третьему, старт разрешён!» — и я привычно толкнул от себя рукоятку тяги, маршевого двигателем. Звёздный купол вокруг меня дрогнул и сдвинулся, закручиваясь влево, и я поспешил скомпенсировать вращение маневровыми соплами. «Омар» выровнялся, и я замер, следя краем глаза за уплывающими назад створовыми огнями, обозначающими края учебной зоны.

Цифры на табло, фиксирующем дистанцию до шлюза быстро мигали. Что-то я разогнался — по условиям учебного задания, максимальная скорость не должна превышать десяти метров в секунду, а у меня все двенадцать… шевельнув пальцами левой руки, я дал короткий импульс тормозными дюзами — беззвучные струйки пара, цифры послушно замедляют бег, порядок!

Я удовлетворённо оглянулся. Голова пилота «Омара» помещалась, за неимением обычного гермошлема, в прозрачном пузыре вдвое большего диаметра. Кроме того, прозрачной была и часть передней панели капсулы, прикрывающей пилота примерно поясницы — так что обзор отсюда открывался превосходный. Качество особого ударопрочного, стойкого к радиации и ультрафиолету стекла тоже было на высоте, так что моментами я попросту не видел его — особенно, если выключить проблесковые маячки, расположенные по бортам буксировщика. Именно это я и проделал — и внезапно задохнулся от пронзительного ощущения отсутствия хоть какой-то преграды между ледяной пустотой Пространства и собственным телом, защищённым одним лишь рабочим комбинезоном. Продолжалось это считанные секунды — потом на «омар» упал луч прожектора, установленного на броне служебного кольца станции; но я ещё какое-то время не мог заставить себя пошевелиться, чувствуя струйки холодного пота, сползающие между лопаток. Вот, к примеру, опыт, который не приобретёшь ни на каком симуляторе, подумал я, а ведь об этом инструктора в Центре Подготовки не предупреждали…

В остальном управление «Омаром» практически не отличалось от пилотирования «краба» — разве что, инерция более массивного агрегата была побольше, что, конечно, следовало иметь в виду при выполнении особо тонких манёвров. Но как раз с этим я вполне освоился ещё на Земле, на тренажёрах — а потому легко, без помарок подошёл к тренировочному объекту (его роль играл вынесенный на длиннющей телескопической штанге списанный «краб»), захватил раму клешнями-манипуляторами, проверил ориентацию относительно станции. Потом дважды, как требовалось по инструкции, дал тяговый импульс, следя, чтобы вектор и мощность не выходили за предписанные значения — и бодро отрапортовал: «Третий — башне, выполнение учебного задания закончил!»

Однако, вместо ожидаемого «Третий, возвращайтесь к причалу», руководитель полётов (тот самый Володя Зурлов, наблюдавший за мной из прозрачного пузыря диспетчерской) скомандовал: «Третий, отойти на триста метров назад и затормозить. Через девяносто секунд внеплановое прибытие полезной нагрузки, ждите распоряжений».

Что ж, подумал я, обычное дело: на Земле (а может, и на другой орбитальной станции) что-то пошло не по плану — и диспетчеры, распоряжающиеся перемещением орбитальных кораблей, грузовых контейнеров, пассажирских лихтеров и прочей «полезной нагрузки» сочли необходимым внести изменения в график работы «батута». Инструкция строго предписывала на момент срабатывания «тахионного зеркала» прекратить все плановые манёвры вблизи станции и перейти в режим ожидания — а инструкции, как известно, пишутся не на пустом месте. Я послушно заставил «омар» попятиться, проконтролировал дистанцию, собственный вектор относительно реперных маяков, обозначающих границы «учебной зоны» (порядок, в допустимых пределах) и доложил о готовности. Но не успел я договорить «Третий-башне, предписанную позицию занял…», как в наушниках взвыл тревожный ревун. По глазам хлестнула лиловая вспышка, и внутри станционного «бублика» возникла вспыхнула и повисла светящаяся мембрана. Её лилово-фиолетовые отсветы сделали всё вокруг — части конструкции «Гагарина», учебный «краб» на штанге, клешни моего «омара» по бортам капсулы — каким-то призрачным, нереальным. Я, как это случалось всякий раз, когда мне приходилось присутствовать при срабатывании «космического батута», не мог оторвать глаз от поверхности «тахионного зеркала», по которому медленно расплывались круги — словно от брошенного в воду камешка. Вот они стали чаще, мембрана зарябила — и лопнула, пропуская сквозь себя нечто тёмное, массивное, угловатое. Ещё вспышка, сияние исчезло, сменившись иллюминацией проблесковых маячков и габаритных огней. Я пригляделся и присвистнул от удивления — медленно вращаясь, от «Гагарина» удалялся «Тихо Браге», старый знакомый, прибытие которого предполагалось не раньше, чем через тридцать два часа — и которому предстояло доставить нас с Юркой-Кащеем котом Дасей к станции «Звезда КЭЦ» — и дальше, к ожидающему на лунной орбите планетолёту «Заря».

IV

— Планы опять меняются. — я щёлкнул клавишей внутренней связи компьютера и откинулся на спинку стула. — Только не спрашивай в чём дело.

Юрка не хуже меня слышал сообщение, прочитанное мягким женским голосом: «Отправление вашего рейса откладывается». За дополнительной информацией обращайтесь в информационную службу, которая находится…'

И так далее. Никуда мы, конечно, обращаться не собирались, поскольку точно знали ответ: «Имейте терпение, товарищи, всё, что нудно, до вас доведут. А пока отдыхайте, набирайтесь сил…»

Слова эти мы слышали, по меньшей мере, трижды. В первый раз, когда «Тихо Браге» вынырнул из «тахионного зеркала» «Звезды КЭЦ», но, вместе того, чтобы отойти на положенные пять километров, развернуться и снова нырнуть в светящуюся мембрану, которая перенесёт его к «Заре», висящей где-то над Заливом Радуги, выстрелил белыми струйками из маневровых дюз и неспешно поплыл к служебному причалу. Второй раз они прозвучали, когда диспетчер по персоналу, встретившая нас у шлюза, вручила ключ-карточку с номером двухместной каюты и предложила располагаться со всеми удобствами. В третий раз мы имели удовольствие насладиться этими фразами при посещении замначальника начальника станции, к которому я отправился, надеясь разобраться наконец, что происходит. Все три раза — как легко догадаться, с одним и тем же околонулевым результатом.

— Сколько можно, а? — поинтересовался я у окружающего меня пространства. — На 'Гагарине полдня мариновали, и вот опять… хоть бы объяснили толком!

Даська сочувственно мявкнул из своего угла. Заселившись в каюту (двухместную, почти не отличимую от той, что была на «Гагарине»), мы с Кащеем перво-наперво решили, что вторые сутки в переноске — это перебор даже для самого невозмутимого и психологически устойчивого кота, и после некоторых колебаний открыли дверку. Дася серой, в тёмную полоску, молнией, выскочил из узилища, пометался по каюте — и обнаружил, что здесь не имеется ни диванов, под которые можно забиться на всю оставшуюся жизнь, ни высоко расположенных полок, где можно затаиться на тот же срок. Тогда он заглянул в гальюн, где мы предусмотрительно утвердили миску, полную консервированной курятины и лоток с опилками, пошуршал там, и вышел, в гораздо более умиротворённом состоянии. Огляделся, мяукнул пару раз — после чего без всяких церемоний запрыгнул на мою койку и устроился в дальнем углу, свернувшись уютным калачиком.

— Так я пойду? — спросил Юрка. — если что — Дай знать по браслету, отвечу…

И продемонстрировал запястье, украшенноемассивным, тускло поблёскивающим кольцом серого металла со вставками из тёмно-синего пластика. Такой же был у меня — как, впрочем, и у прочих обитателей «звезды КЭЦ», как и любой другой станции, корабля или иного объекта «Внеземелья». Браслеты эти играли роль универсального медицинского датчика, передающего в контрольный центр данные о состоянии владельца — кровяное давление, температура тела и другие показатели, а так же транслировал сигнал, благодаря которому местоположение обладателя девайса фиксировалось на большом мониторе в диспетчерской службе станции. Такие браслеты были индивидуальными; когда его носитель оказывался на новой станции или корабле, он перво-наперво должен был «зарегистрировать» его в местной сети.