«Как в детстве я любил бродить по кладбищу, что рядом…»
Как в детстве я любил бродить по кладбищу,что рядомс Всехсвятской церковью (давно снесли крестыпод дом),и безымянные читать не имена, а буквыи числа — сей кратчайший сказ о жизненномпути.К могилам гнулись дерева и бабушкив платочках,и с фотографий на крестах, как прежде с лицживых,сошел румянец (анилин) — казалось,загрубелибезликие черты: мороз, ненастье… И тогдане понимал я, чем влеком я был
к томупогосту,что век не разомкнет уста, объятия крестоввек не сомкнет… и почему я вроде быстыдилсяпрогулок этих средь могил горбатых, но теперья понимаю: дело в том, что я стыдилсясмерти —казалось мне, я подсмотрел зазорное, и стыдмой был младенчески глубок. Да: я стыдилсясмерти,я и теперь ее стыжусь, коль с нею тет-а-тет.
«Поначалу лишь обрядом скорби…»
Поначалу лишь обрядом скорбикажутся нам смерти годовщины,а чуть позже — юбилейным лакомлессируется о близких память, словноудаляются от нас они, но послеесли хватит незаметной жизни,в праздник превратятся эти даты,оттого ль, что с каждым годом ближемы к ушедшим, оттого ль что в смертиглиняной и вправду мы не видим,но предчувствуем рождение второе.
«Благо оч'uма…»
«Благо оч'uмазрети солнце»,благо в отчизнежить как дома,благо: ночесьсомлев, наутропроснуться вновьдля вечной жизни.
«Донага обобраны…»
Донага обобраныу своего ж порогаоскверненные извнеравно как изнутрицеркви заблудившиесястоят одинокона обочинах дорог,по которым шли.
«Они идут ко Мне…»
Они идут ко Мнене сердцем, а устами,за псевдо словесамисердец их суть извне —далёко где-то. ДляМеня их вопль несносен.Но тщетно чтут Меня.
(Матф. 75, 8.)
«Ясность это — тайны…»
Ясность это — тайнызатемненье,а не антиподбездонной тьмы.Слишком полагалисьмы на разуменье,слишком полагалисьна безумье мы.
«Так пышут златом купола…»
Так пышут златом купола,холодным пышным златом,так снежна даль сгорит дотла,сожженная закатом —так на устах не крови вкус —потерянного рая —что испытал терновый куст,горевший не сгорая?
«Забвения лед…»
Забвения лед,словно зеркала гладь,глядит лишь вперед —не оглянется вспять:из лжи отраженьяне надо, поверь,ломиться в забвеньяОТКРЫТУЮ
дверь.
«Довольно дури!..»
Довольно дури! —поеду к морю —поймаю в немзолотую рыбу,все тайныеей повем желаньяи с миром в домвозвращусь утешен:в пучину кануламоя тайна,как будто каменьнемой, как рыба —как ни реви,ни рычи пучина,молчит в тебемоей рыбы тайна!
«Осень. Вечер не медлит…»
Осень. Вечер не медлит.С наступленьем тьмыдаже звуки померкли,потускнев, как огни,когда вкруг излученьястало вправду темно.…Что ничтожней отчаянья,коль ничтожно оно?
«Скажи, Бога ради…»
Скажи, Бога ради,вдруг былого ледне растаял сзади,а уплыл вперед,и в грядущем толькодней прошедших настпредательски тонкоподжидает нас.
«Стена стволов…»
Стена стволов,кустов ли прутья.Обрывки слов.Обрывы круч.И коль не путь —хоть перепутьядай, Боже, пустошьюне мучь.
«Ведет назад…»
Ведет назади вперед этот путь —тепла и хладаединая ртуть —то-то поднесьвы друг другу верны,песни невинности,песни вины.
«То-то зима натекла…»
То-то зима натекла:ни холода, ни тепла,ни тепла, ни холода,ни коня, ни повода,ни повода, ни узды,ни постоя, ни езды,ни езды, ни ездока —лишь дорога глубока.