Временная мама для дочери соседа

— Какой аппендицит?! — охреневаю я. — Ей всего четыре года!

— Такое случается крайне редко. Но случается, — уверяет докторша. — Не беспокойтесь. Вы вовремя обратились за помощью. Если диагноз подтвердится, мы ее прооперируем. Операция займет не больше сорока минут. А дня через три вы сможете забрать Марьяну домой. Я попрошу вас подойти в регистратуру и оформить документы для оказания медицинских услуг. И подскажите, пожалуйста, ее группу крови и вашу? Мы все равно взяли образец на анализ, но хотя бы заранее будем знать, что запрашивать в банке крови.

— Что? — бормочу, с трудом усваивая поток этой жуткой информации.

— У меня четвертая положительная, — отвечает Лиза.

Я почти в обмороке. Какая кровь?! Какой аппендицит?! Какие документы?!

— Четвертая, — выдавливаю из себя. — У Марьяны четвертая положительная. У меня первая отрицательная.

Докторша хмуро сводит брови.

— Вы уверены?

— Да. У нас в амбулаторных картах записано. Только они в ***бурге.

— Наверное, какая-то ошибка. У матери с четвертой группой крови и у отца с первой не может быть ребенка с четвертой группой, — поясняет докторша.

— А, нет, не ошибка, — спохватывается Лиза. — Я Марьяне не родная мама.

— Папа, видимо, тоже? — спрашивает та. — У отца с первой группой не может быть ребенка с четвертой. От любой матери.

Лиза устремляет в меня пытливый взгляд. Чувствую, как все вокруг рушится по камешку.

— Делайте свою работу, док, — говорю с кивком и глазами провожаю белый халат.

Только сейчас замечаю, что все это время Ребровский стоял рядом и все слышал.

— Я привезу ваши документы, — произносит он и подает Лизе бутылку воды.

Сажусь на свое место. Запускаю пальцы в волосы и закрываю глаза. Только все стало налаживаться. Крутые партнеры, Лиза. И бац! Предательство Рубена и Вики. Перекрывающий кислород Кайсаров. Теперь еще и гребаный аппендицит. А хуже всего моя вскрывшаяся тайна. Вряд ли Лиза или Ребровский будут трепать языком. Но реальность такова, что однажды так же абсурдно об этом могут узнать другие. Те, с кем на одном километре даже срать нельзя садиться.

Лиза откупоривает бутылку и протягивает мне.

— Выпей, Царев.

Поднимаю лицо. Свет от лампы создает эффект ореола над Лизиной головой. Она как настоящий ангел-искуситель действует на меня лучшим успокоительным.

Делаю несколько жадных глотков и откидываюсь спиной к стене. Фокусировать на чем-то конкретном зрение и мысли пока сложно. Представляю, как мою Бусинку будут вводить в наркоз, резать, зашивать, и мурашки бегут по позвоночнику.

— Все будет хорошо. — Лиза садится рядом. — Сейчас точно узнают ее группу крови. Если ошибки нет, я стану ее донором в случае необходимости. А ты позже снова сдашь кровь на анализ. Такое случается…

— Ошибки нет, — говорю раздавленно. — Бусинка мне не родная.

— Оу… — пищит Лиза рассеянно. — Ясно.

— Мои предки развелись, когда мне было семь. Из-за батиной измены, — рассказываю то, чем делился только с одним человеком в мире. С Кайсаровым. — Сразу после развода он с друганами рванул на горнолыжный курорт и погиб.

— Мне очень жаль, — произносит Лиза и опять гладит меня по руке.

— Вскоре после его похорон к матери пришла его любовница и заявила, что ждет от него ребенка. Она хотела денег. Мать ей не поверила и прогнала. Я не могу судить ее. Отец причинил ей боль. Но когда я вырос, я разыскал его любовницу и узнал, что у меня есть сестра. Я стал помогать ей. После школы перевез ее в ***бург, где она поступила в универ. Уже после нового года она испарилась. Я даже написал заявление в полицию о ее пропаже. Звонил ее матери. Но дома она не появлялась. А весной пришла ко мне с новорожденной малышкой на руках. Родила под присмотром какой-то бабки, чтобы мать не узнала. Сказала мне, что ребенок ей не нужен. Попросила сдать в детдом. Я до сих пор помню тот день. Марьяна была укутана в какую-то старую шаль. Крошечная. Как комочек. Но у нее было столько сил… Она схватилась за бусы на шее моей сестры и потянула так, что леска порвалась. Я держал ее на своих руках, слушал, как отъезжает такси, и понимал, что не могу отдать малышку в детдом. Что ее там ждало? Ни семьи, ни любви, ни ласки… Я разжал ее кулачок и увидел в нем бусину. Посмотрел в ее яркие голубые глазки и прошептал: «Бусинка». Она улыбнулась. И в тот момент моя жизнь перевернулась. Своей матери я сказал, что она моя. А Кайсаров помог оформить ее. Без судов, без актов об усыновлении. Знал, кому, где и сколько надо заплатить. Формально Бусинка моя, но если потянуть за ниточки, то за махинации меня ждет срок.

— С ума сойти, — выдыхает Лиза.

— С ума сходит моя мать. Пилит меня все четыре года. Настаивает на ДНК-тесте. Но я не могу сказать ей, что Бусинка — внучка той, кто разрушил ее брак. Мою мать хватит удар. Пусть лучше она думает, что от меня залетела какая-нибудь дешевая стриптизерша.

Лиза снова отвинчивает крышечку бутылки и пьет. Делает паузу. Снова пьет.

— Царев, теперь я ненавижу тебя еще больше, — заявляет, посмотрев мне в глаза.

— За что теперь-то? — хмыкаю, пытаясь улыбнуться.

И тут она выдает самую немыслимую дичь:

— Как ты смеешь быть таким обалденным?

Глава 12. Лиза

Глава 12. Лиза

Блуждаю взглядом по комнате отдыха, где нас с Царевым разместили после оформления документов. Кровь для подстраховки у меня уже взяли — удостовериться в группе и резус-факторе. Хотя вряд ли она понадобится. Это же всего лишь аппендицит.

Операция началась полчаса назад. Царев никак не успокаивается. Меряет комнату шагами. Теребит плюшевого зайчика Марьяны. И периодически выглядывает в коридор. Вытягивает шею, выискивает доктора.

— Сядь, — прошу его в сотый раз. — А то примелькаешься.

Дергает уголком рта. Опускает глаза на потрепанную игрушку и поджимает губы.

Родные отцы не всегда так переживают за своих детей, как Царев за племянницу. Впрочем, родные отцы не всегда своих детей и воспитывают в одиночку. Если те по какой-то причине лишаются матери, то обычно груз опеки ложится на плечи бабушек.

Стук в дверь немного отвлекает. Появляется надежда, что нам пришли доложить об успешной операции. Но на пороге возникает незнакомый мне мужчина. В деловом костюме. С ухоженной седой бородкой. Высокий. Волевой. Встречается взглядом с Царевым и выше поднимает подбородок.

— Ты что тут забыл? — звереет Царев.

Мужчина входит в комнату, но дверь оставляет открытой. Сует руки в карманы брюк, смотрит на меня и вдруг улыбается. Будто узнает. Но я его впервые вижу.

— Ребровский сообщил, что Марьяша в больнице. Я сразу же прилетел, — отвечает он, переводя взгляд на Царева.

— Нафига?

— Она моя крестница, Константин.

Царев желчно усмехается. Жестом руки показывает мне на своего собеседника и представляет его:

— Лиза, познакомься, Иван Григорьевич Кайсаров собственной персоной.

Я поднимаюсь с дивана и медленно ему киваю:

— Здравствуйте.

Выглядит он куда представительнее Рубена. Доверия внушает больше. Смотришь на него и видишь серьезного бизнесмена. Рубен же напоминает хозяина шашлычной. Причем чертовски хитрого и изворотливого.

— Можешь сидеть. Он здесь не задержится, — цедит Царев сквозь зубы. — Не поздно ты вспомнил о крестнице? Вчера не пренебрегал угрожать мне тюрягой. Ради каких-то китайцев до шантажа опустился. За бабки совесть продал.