Время ангелов

Маркус замер. Перед ним простиралась еще большая тьма. Это оказалась дверь, на которую он нечаянно нажал и открыл. Его снова охватило чувство, будто он попал в ловушку. Он не мог припомнить, что видел эту дверь, и на минуту засомневался — не пришел ли во тьме к какому-то совершенно другому дому. Он приоткрыл дверь пошире, и сильный знакомый запах, который он не смог сразу же узнать, смешался с пропитанным туманом воздухом. Маркус поколебался, затем просунул вперед голову и сделал шаг. В следующее мгновение он уже падал вниз головой.

Разница в уровнях фактически была меньше фута, но Маркусу показалось, будто он летит в глубокую яму. Дверь за его спиной захлопнулась, и он остался лежать в полной тьме, вытянувшись во весь рост на неровной поверхности. Все это было похоже на внезапное нападение, и минуту Маркус лежал совершенно неподвижно, потрясенный и перепуганный. Он даже не был абсолютно уверен, не ударили ли его сзади. Испугавшись, что сможет здесь задохнуться, он попытался сесть, широко открывая рот и ловя воздух. Раздавался странный шум, который, казалось, проникал откуда-то снизу. Может, он вовсе и не в доме священника, а упал в сточную трубу или какую-то подземную канаву, где может потерять сознание от ужасных испарений. Ему наконец-то удалось сесть. Он попытался успокоить себя, медленно и ровно дышал и постепенно стал узнавать запах. Это был, несомненно, запах угля. Он упал в угольный подвал дома священника.

Испытывая огромное облегчение, Маркус начал осторожно карабкаться на груду угля. Плечо очень болело от удара, а одну ногу он, казалось, не чувствовал. Тьма пугала его, и он пошарил в кармане в поисках спичек. Ему пришло в голову, что если это действительно угольный подвал, значит, отсюда должен быть проход внутрь дома. Он зажег спичку и поднял ее.

Сначала ему показалось, что он находится в огромной черной пустоте, просторной, как амфитеатр. Теперь же стены чуть ли не давили его своей близостью, а потолок почти касался его головы, когда он неуклюже сидел на груде угля. Он сам себе казался чудовищно огромным в маленьком подвале. Увидел при свете свою черную трясущуюся руку и угол стены, обтянутой треугольником слегка подрагивающей паутины. Рука его тряслась, и колеблющийся свет вскоре погас, но он успел рассмотреть другую дверь. Она была прямо перед ним, в нескольких шагах, высотой в два фута. Секунду спустя Маркус на четвереньках входил в дом священника.

Здесь тоже было темно, хоть глаз выколи. Он неловко поднялся на ноги и начал двигаться на ощупь, пока не коснулся стены. Постоял, прислушиваясь, а затем поковылял вперед так тихо, как только мог, придерживаясь одной рукой за стену, а другую выставив вперед перед собой. Его дыхание, казалось, производило в выжидающей тишине очень сильный шум. Вытянутая рука коснулась чего-то, он отдернул руку, потом коснулся снова и почувствовал, что это панель двери, скользнул пальцами вниз, пока не нашел ручку, и очень медленно открыл дверь в другое черное пространство. Он сделал шаг-другой и начал снова искать спички. Затем внезапно услышал совсем рядом голоса. Голос, в котором он узнал Пэтти, произнес:

— Бесполезно снова звонить в электроэнергетическое управление.

Другой голос, должно быть принадлежавший Мюриель, отозвался:

— Почему? Ты просто подняла недостаточно шуму в прошлый раз.

— Тогда звоните вы! Это не только у нас. Свет выключен во всем районе. Бесполезно поднимать шум.

— Черт побери, у тебя даже не хватило здравого смысла купить свечи…

— Ладно, ладно…

— Пэтти, — позвал Маркус, или, скорее, попытался позвать. Его голос так дрожал, что ему удалось издать только хриплый крик. В тот же момент он зажег спичку и тотчас же уронил ее. Спичка погасла.

Вокруг воцарилось молчание. Затем голос Пэтти встревоженным шепотом произнес:

— Там кто-то есть…

— Что ж, мы сейчас выясним, кто это… Неподалеку вспыхнула спичка. Маркус протянул руку по направлению к свету. Он хотел, чтобы его узнали.

— Ох! Черный человек. Он размахивает руками.

— Не будь дурочкой, Пэтти. Боже, это дядя Маркус.

Спичка догорела, и Маркус стал смутно различать фигуры рядом с собой. Он сделал шаг вперед. Послышался приглушенный новый голос и звук удаляющихся шагов. Затем раздался шелест тяжелой материи, и что-то вытеснило тьму рядом с ним. Чья-то рука слегка задела его, разыскала рукав и крепко сжала запястье.

— Маркус.

— Карел.

Все это походило на поимку преступника, но Маркус с глубоким облегчением подчинился. Чувство вины и страх совершенно исчезли.

— Пойдем наверх, Маркус. Ты нашел нас в необычный момент.

Рука потянула его за запястье, и Маркус пошел следом, споткнулся о ступеньку и начал подниматься. Ткань сутаны задерживала его, касаясь колен и бедер при каждом шаге, и воспоминание о том, что, возможно, так же вела его когда-то мать, на минуту вызвало оцепенение. Поднявшись на верхнюю площадку, он обнаружил, что глаза его закрыты. Его провели в комнату, и дверь позади закрылась. Запястье отпустили.

— Скоро дадут свет? — спросил Маркус. Голос прозвучал жалобно, как у ребенка.

— Да, скоро.

Маркусу показалось, что он во тьме уже много часов. Тьма в комнате была бархатистой, без каких-либо признаков света. Маркус ощущал ее, как паутину, на своем лице.

— О, Карел, как я рад видеть тебя.

— Довольно странное высказывание при подобных обстоятельствах.

— Карел, что это за странный шум?

— Это подземка.

— Ты должен был позволить мне увидеть тебя.

— От тебя здорово пахнет углем, я полагаю, это объясняет, как ты проник сюда.

— Мне ужасно жаль, Карел, ужасно жаль…

— Ты не причинил мне никакого вреда, дорогой Маркус. Боюсь только, что ты испортил свою одежду.

— К черту мою одежду! Скажи, почему ты не позволял мне увидеть тебя?

— Нам нечего сказать друг другу.

— Так не может быть, не может быть, — возразил Маркус. Тьма страшно угнетала его. Теперь казалось, что она струится сквозь его голову. Он зажмурился, чтобы избавиться от этого. — Ты мой брат, — произнес он, как заклинание.

— Не очень-то оригинальная идея.

— Это не идея, это факт! — Глаза Маркуса заблестели и как будто наполнились черными слезами. Он вытянул невидимую руку, ничего не коснулся и чуть не упал. — Не говори так, Карел. Я должен увидеть тебя и Элизабет.

— Элизабет больная девушка. Она не принимает посетителей.

— Я не посетитель. Я ее опекун.

— Ты ничего не сделал для Элизабет. Едва ли написал ей письмо за многие годы. Ты ей не опекун.

— Нет, опекун! — закричал Маркус. Его крик прозвучал как бесполезная попытка заявить о своем существовании.

— Ты только расстроишь ее. Она живет в своем мире.

— Черт побери, что ты имеешь в виду? Не хочешь же ты сказать, что она стала странной, неуравновешенной или что-то в этом роде?

— Что за выражения ты употребляешь? Нет, нет. Просто она живет в другом мире, отличном от твоего.

— Но я должен убедиться…

— Тебе не кажется, что ты становишься слишком дерзким? — Раздался смех и тихое шуршание тяжелой материи. Маркус отпрянул.

— Прости, Карел. Боюсь, я в полном замешательстве. Мне так хочется, чтобы зажгли свет. Ужасно странно говорить в такой тьме. Мне не по себе. Карел, где ты? Неужели у тебя нет фонаря, свечи или еще чего-нибудь? Я не могу найти свои спички.