Время для жизни 2

Иван обнял подругу:

— Настроение плохое? Брось, все перемелется. А ехать? Надо ехать, как и решила! Ничего тут страшного не случится без тебя.

— Ага… для тебя-то точно — ничего страшного не случится! Даже — наоборот, будет веселее лежать!

— Перестань… ты сейчас глупости говоришь. Давай, ты сегодня девчонок домой выгонишь, а сама здесь останешься?

— Сдурел? Тебе еще рано…

— Рано что? Рано получать удовольствие? Рано — общаться с подругой? Ты сама себя слышишь?

— Я сейчас как врач говорю — тебе еще рано… такие нагрузки…

— Да? Ладно! Давай — будем без нагрузок. Ты же сама любишь минет? Ну так при нем никаких нагрузок на мой организм не случится.

Она отстранилась от него, чуть улыбнулась:

— Я подумаю… до вечера есть еще время принять решение.

— Прими правильное решение, красавица!

Глава 29

«М-да… Красавец, ничего не скажешь!».

Косов стоял перед зеркалом и, наклонив голову вперед, исподлобья пытался разглядеть шрам на своей голове. Обритая наголо, она ничего не скрывала, и это вообще не радовало. Уже несколько дней как с него сняли повязку, и он все никак не мог привыкнуть к этому багровому, бугристому шраму. Начинался он чуть выше лба и шел практически по всей голове, истончаясь ближе к затылку.

«Так-то… конечно — повезло! Сантиметр ниже и конец этой бестолковке. Но все равно… не радует это все. Когда еще волосы отрастут и хоть как-то прикроют это безобразие! А сейчас что? Вообще нигде фуражку не снимать?».

— Ну чего ты как девочка, все себя разглядываешь? — улыбнулась, заходя в кабинет Настя, — Чем недоволен-то? Жив, здоров. А шрамы — они украшают мужчин.

— Ага… вон как изукрашен богато! Как без фуражки-то быть?

Настя хихикнула, аккуратно погладила по голове, не задевая шрама:

— Ничего — два-три месяца, обрастешь волосами, и видно ничего не будет! А пока… Знаешь, есть женщины, которых как магнитом тянет на такие вот шрамы! Герой же!

— Извращенки какие-то… Как говорил Антон Палыч Чехов — в человеке все должно быть прекрасно, а тут…

— Это ты кого сейчас извращенкой обозвал? — в шутку возмутилась подруга, — А если мне и самой нравится твой вид, я что — извращенка?

Настроение у женщины было прекрасным — приближается отпуск, поездка на Юг, да еще и Косов сам потребовал выписки из санчасти — «Хватит! Уже выздоровел!», уменьшая тем самым вероятность своего соблазнения со стороны Анечки. Или — Симочки? Или их соблазнения самим собой? Как тут понять мысли Насти — кто и кого тут должен был соблазнить? Толи он — их, толи — они его?! Но — выписывайте и никаких!

Очень потрафил он тем самым подруге, и это было видно невооруженным взглядом. А вот Анечке — как раз-таки — наоборот! Очень уж она расстроилась этим обстоятельством, что было видно явственно. По более сдержанной Серафиме этого было не понять.

А погода за окном — радовала! Наконец-то наступило самое настоящее лето. Листва, трава, гомон птиц, веселые голоса людей за приоткрытым окном! Температура стабильно держится районе двадцати пяти-двадцати семи градусов. Они с Ильичевым уже и искупаться успели, правда — подвергшись после этого неприкрытой агрессии со стороны подруги. Та все беспокоилась — «Рано тебе еще активно физкультурой заниматься!».

Но тут же как — Степа коршуном обозревал с горы за конюшней берега Иртыша, высматривая редкие пока группки купальщиц.

«Ничё! Чуть вода прогреется, тут их будет — в достатке! Мне парни говорили — прямо вот натюрморт настоящий здесь бывает!» — утверждал сержант, — «А здесь же как? Само то! Прямо вот все-все разглядеть можно, не нарываясь на ошибки. А то зимой — навздевают на себя кучу одежки, ничего не понятно! Разденешь такую красотку, а там и смотреть не на что! Или — наоборот, явный перебор!».

Училище опустело. Подавляющее большинство курков — либо выпустилось, либо отчалило на войсковую практику. В «располаге» — только мухи летают! К вечеру еще собираются немногочисленные курсанты, оставшиеся на сдачу «хвостов», или — как они оставленные в училище для несения нарядов, или задействованные в других работах и службах.

Уже примерно с середины мая распорядок дня существенно «помягшел» к курсантам. Образовалась целые направления всяческих «задействований» за пределами училища, куда можно было «сквозануть», без риска быть отловленным и «отлюбленным» командирами.

Да и отношение командиров к курсантам несколько изменилось — уже год отучились, дисциплину знают, наглеть по-глупому — не будут!

И пусть риск нарваться на патруль — оставался прежним, но и курсанты были уже давно не те, что пришли в эти стены в сентябре-октябре прошлого года. Знание маршрутов патрулей, их места обитания, привычки и излюбленные приемчики, а также — всевозможные «отмазки» и отговорки, пусть не гарантирующие, но существенно снижающие риски быть «заграбастанным» этими нехорошими людьми с повязками на рукавах — были изучены и приняты на вооружение всем личным составом Омского пехотного. Да и просто — уровень физической подготовки повысился настолько, что в качестве крайней меры мог быть использован, и — успешно использован! Такой нехитрый прием как — «ноги!». Но это было… непрофессионально! И порицалось курсантской массой путем подначек, подколок и прочих насмехательств над «спринтерами». Но тем ни менее, то там, то здесь слышались рассказы про «бег с барьерами».

Но — лучше обойтись без этого! Внимательность в городе, знание уловок и приемов «фланговых обходов» патрулей — ценились гораздо выше!

У Косова, ко всему прочему, имелись и очень непробиваемые бумажки в качестве доказательства легитимности пребывания в городе. Вот только — закончится эти бумажки уже норовили! Но! Впереди было получение явной и законной индульгенции — прикомандирование к гарнизонному дому Красной Армии.

Прощание с приятелями-выпускниками прошло довольно грустно. Благо что — коротко! Парни в мыслях уже были далеко не здесь. Семенову, к примеру, выпало распределение в КОВО, чем он был безмерно горд. А вот Камылину достался Дальневосточный Краснознаменный военный округ. Но Петька — не унывал, и подначивал дружка, что уж японцы дадут ему возможность куда как раньше заработать ордена и медали, а также — внеочередные звания!

На построении том вручались всяческие «ништяки» и курсантам первого курса. За всякое-разное! В числе прочих, очередную весьма Почетную Грамоту получил и Косов — «за смелые и решительные действия при задержании опасных вооруженных преступников»! Получил аналогичную и Алешин, и его отношение к данному факту было куда как более эмоциональным, чем таковое же у Ивана.

«Хорошо, что «народ» разъехался, а то повторять все раз за разом — как оно, «а он чего?», «а ты как?» — надоело! А еще и промелькивали такие вопросики — «Иван… а вот как оно? Ты ж… убил?». Ильичев — молодец, пресек такое сразу и быстро. Действительно — ну как тут объяснить, что никаких угрызений совести он не испытывает?! Вот — вообще! И от слова — «абсолютно!».

Просто где-то в глубине оставался вопрос — «а что это за крендель был, что он Чибиса узнал?». Но! По причине явного отсутствия какого бы то ни было объяснения этому, Косов решил «забить» на это обстоятельство!

«А Ильичев потом признался, что старшина Захаров тишком сказал ему, чтобы сержант присмотрел за Косовым — «Мало ли? Все ж таки — первый убитый у парня!». И чего? А — ничего! Сам Степа потом удивлялся моему спокойствию. Говорит, старшина задумчиво пробормотал — «Как будто не первый у него уже!». И все намеками выпытывал приятель — «Первый? Не первый?».