Время дождей
Шрифт:
— Не разыскивают, — Кремеру стало смешно. — Что это вы так неприветливы? Все-таки имеете дело с искусством… Вы не из шпаны?
Из кресла донесся звук — полусмех, полустон. Ночной гость, забыв про боль, радовался собственной находке:
— Литератор я…
— Ладно, — сказал Кремер. — Договорились?
— Пока нет. Где держал ее?
— В камере хранения.
— Я знал, что ты принесешь икону перед самым отъездом… — Гость что-то достал из кармана, по-видимому блокнот с описанием иконы.
«Экспертиза» заранее продумана», — понял Кремер.
В ту же минуту в коридоре раздались шаги. Скрипнул плохо закрепленный
— Больно? Массируйте шею, — Кремер не особенно осторожно тряхнул ночного гостя.
— Какой массаж? — Он ничего не слышал. — Шея не гнется!
— Отвлекайтесь, массируйте. Стихи любите? — Не дождавшись ответа, Кремер забормотал первое пришедшее на память: — «Остановлены лошади в ряд, мы готовы разлучить рукава и полы. Над каналом большим императорским снова начинается чистый холод…» [3] .
3
Ван Вэй — (китайский поэт VIII века). Покидаю Цуй Син-цзуна. Перевод Ю. Шуцкого.
Человек в коридоре с секунду постоял под дверьми, потом шаги стали удаляться.
— Где икона? — спросил гость.
— Сейчас.
«Апостол» был тщательно упакован. В темноте Кремер убрал первый предохранительный слой, потом второй. Наконец поставил икону на стол, включил лампу.
Лицо «Апостола» было просто и величаво. На этот раз оно говорило о порывистости и простодушии. Сквозь оградительное стекло хорошо просматривался древний потрескавшийся левкас.
— Переверни!
Кремер повернул икону. По дереву рассыпались крошечные завитки старославянских литер: «В лето 6922 а писана бысть икона си рукою раба божия Антипа Тордоксы».
Когда гость ушел, Кремер тихо вернулся в прихожую, осторожно нажал на ручку — дверь в коридор беззвучно открылась.
Больше Гонта не нашел в газетах ничего, что относилось бы к парикмахеру Федору Джуге — «торговцу людьми», наживавшемуся на человеческом горе. Приближался последний штурм, сообщения с фронтов исчезли, зато резко возросло количество материалов под рубриками «Разное» и «Спортивные сообщения».
«Денатурированный спирт убил шестьдесят семь людей!»
«Пянство — найбольший ворог народного господарства!»
В конце сентября, когда даже самым твердолобым стало ясно, что дни фашистской диктатуры сочтены, газетами овладела подлинная футбольная лихорадка:
Газдяръ — Мукачево 1:3 (1:1)
Мишколцъ — СК Русь 1:2 (1:0)
И наконец, 24 сентября 1944 года:
Сентлеринцъ АЦ — УАЦ 3:1 (0:1)
Больше «Неделя» не выходила. «Независимая политическая газета» «Русское слово» прикрылась еще раньше.
Гонта отложил подшивки, посмотрел на часы. Пора было ехать в аэропорт — встречать Бржзовску. В углу, за шторками, положив голову на стол, спал работник архива.
Черные сатиновые шторки… Где он их видел совсем недавно? В кабинете Холодилина! Конечно! Окна зашторили, и на экране
видеомагнитофона побежали кадры, отснятые при задержании Сенникова и его напарника на Ярославском вокзале. Полупустой зал у суточных касс, «сектор захвата» — между киосками «Военной книги» и Союзпечати… Пассажиры, чемоданы, сумки… Здесь преступники ждали Спрута, когда сидевший рядом с Сенниковым пассажир схватил его за пальто… «Похититель редчайших икон не побрезговал обычным бумажником?»Глава шестая
СИГАРЕТЫ «ВИЗАНТ»
В кабинете с зашторенными окнами находились участники ночной операции, руководители подразделений, наконец заместитель начальника управления — генерал Холодилин, обманчиво приветливый, спокойный. Именно он настоял на разборе действий оперативной группы по задержанию, хотя многие считали, что анализ вполне исчерпывается словами «не повезло».
На экране, среди кадров с бесчисленными чемоданами, на долю секунды мелькнуло озабоченное лицо Гонты и снова придвинулось панорамное изображение зала для транзитных пассажиров.
— Сейчас появятся, — оператор нервничал, — я не успел сделать монтаж…
— Все хорошо, — под Холодилиным скрипнуло кресло, — очень наглядно. Как, товарищи? Вот вам, например?
— Мне нравится, товарищ генерал, — в старшем лейтенанте с рыжими усиками Ненюков узнал увальня, сидевшего в секторе захвата между женщиной с корзиной и майором Несветаевым. Сейчас он тоже будет здесь.
Спокойный голос Холодилина никого не ввел в заблуждение: гроза приближалась.
На экране появился Константин Сенников. Из-под шапки мелькнуло тяжелое переносье, глубоко посаженные глаза. Сенников шевелил губами, глаза обводили зал. Второго преступника не было долго, потом появился и он, с сумкой, костлявый, высокий, на нем была меховая кепка на манер финской и светлый того же меха воротник.
Камера видеомагнитофона, панорамируя, прошла по рядам и снова нашла Сенникова. Он направлялся к сектору между киоском, целя на свободную скамью. Потом он сел, соучастник занял место рядом. В кадре стали появляться инспектора, входившие в группу захвата, — все они сейчас находились в кабинете Холоди-лина.
Какое-то время оператор, по-видимому, не занимался съемкой, поскольку ничего не происходило. Начало драки он не снимал, так же как и окончание. Все, что произошло потом, связанное с младшим инспектором и находившейся под молнией в сумке иконой, на экран не попало, зато во множестве изобиловали кадры задержания — мелькали спинки кресел, чемоданы — съемка шла из одной точки, и «Сорок четвертый» фиксировал только то, что само попадало в объектив. В центре кадра он держал Сенникова, служившего ориентиром.
Сцены драки и задержания заняли несколько минут. Напоследок оператор показал соучастника Сенникова, окруженного сотрудниками. Экран погас.
— Спасибо, вы свободны, — поблагодарил Холодилин оператора, — теперь послушаем участников задержания. Кто из группы захвата был первым номером, находился к объекту ближе других?
Старший лейтенант с усиками поднялся.
— Каким образом вы полагали решать задачу? Как выбрали место в секторе? Поделитесь, пожалуйста. Было ли свободное место рядом с объектом?