Время дождей

— В столе, в комнате экскурсоводов.

— Вы всегда там оставляете? Стол запирается?

— Не запирался. Я оставил, когда порвался ремешок.

— Марка часов?

— «Сейко».

Если поиск похищенных шедевров, пользуясь спортивной терминологией, выглядел как «произвольная программа» для сотрудников уголовного розыска, то раскрытие краж часов было их «школой».

— «Сейко» на ремешке?

— Браслет я потерял раньше, — Пашков не смутился. — Со мной всегда что-нибудь происходит… — Разговаривая, он прижал одну руку к груди, вторая, расслабленная, висела в воздухе. — Позвонили по телефону, попросили Ассоль. Я пошел искать. Спрашиваю одного, другого…

— Вы запираете комнату, уходя?

— Запираем. То есть должны запирать. Прошел залы — Ассоль нигде не было, вернулся…

— Комната была открыта? Что вам бросилось в глаза? — Мол-нар прослеживал маршрут экскурсовода этап за этапом.

— Вы правы! — Расслабленная рука Пашкова метнулась к лицу, растопыренные пальцы второй, казалось, сейчас вопьются в пальто на груди. — В комнате сидел посторонний!

— Не ошибаетесь?

— За кого вы меня принимаете? Это один из них?

Молнар не ответил.

— Как я не догадался? Он видел! Я снял часы, ремешок бросил в урну…

— Как он выглядит?

— Старше пятидесяти, плотный. В замшевой куртке, она у него не сходится на животе… С портфелем. Я найду его!

— Вы раньше встречались?

— Позвольте! Я видел этого типа в Москве, в кафе «Аврора»! — Пашков обернулся к Поздновой. — Ты должна его знать, Ассоль! Вы сидели за одним столом!

«Еще бы!» — по описанию Кремер сразу узнал Терновского.

— Я ужинаю там почти ежедневно последние шесть-семь лет, когда бываю дома, — с неудовольствием отозвалась Позднова.

Пока Молнар уточнял приметы, Ненюков и женщины-понятые прошли в комнату экскурсоводов.

Несмотря на преподанный урок, двери снова оказались открытыми. На стеллаже, за аккуратной стопой справочников, Ненюков нашел пыльный галстук-регата — примету холостой бивачной жизни, сломанную сетку от электробритвы «Эра». В горшочках с цветами виднелись следы пепла.

Ремешка от часов в урне не оказалось, Ненюков убедился в этом, вывернув содержимое на газету.

С наплывом посетителей администрация гостиницы открыла бар, бездействовавший с осени. Рядом с кофеваркой появились сигареты «Визант», сухое «Береговское», бутерброды.

Потягивая кофе, инспектор по особо важным делам молча посматривал на людей за столиками: их первое любопытство было удовлетворено, и они не обращали на него внимания. Говорили о преступлениях и, судя по всему, давно, поскольку тема клайчевской выставки к его приходу оказалась исчерпанной:

— …В прошлом веке Матеи выкрал не меньше полусотни древних рукописей!

— А возьмите Терезу Эмбер или игуменью Митрофанию!

Тема классических мошенниц показалась Ненюкову надуманной, почти неправдоподобной. Он поискал в карманах, нашел записку, переданную одним из клайчевских инспекторов:

«Мацура, на имя которого поступила телеграмма «Ребенок здоров», в гостинице «Холм» не проживал, в других гостиницах не значится».

Порвал ее, снова сунул в карман и понял, что ищет сигарету. В уголовном розыске всегда кто-нибудь да бросал курить или собирался бросать. Ненюков не курил больше двух месяцев, точнее — шестьдесят три дня, и все это время мечтал о тугой, с фильтром древесного цвета сухой сигарете.

«Если так пойдет — в конце пути я смогу точно сказать, сколько суток мне удалось продержаться…» — Он вздохнул.

От стойки, неся чашечки с кофе, подошли понятые — Кремер и обе женщины. Он подвинулся, давая место:

— Милиция помешала вам отдыхать…

— Успеем, — женщины принужденно улыбались.

— Раньше бывали в Закарпатье? Нравится?

Ответ он знал: старый замок, спускающийся к знаменитому источнику парк. Кажется, время замедляет здесь свой стремительный бег. Или что-то в таком роде. Но женщины промолчали.

— А вам? — Он обернулся к Кремеру.

— Бывший замок Шенборна-Бухгейма сохранился лучше… — Кремер не договорил.

Ненюков допил кофе, сказал:

— Шенборны боролись против здешних владельцев, уничтожили Нижний парк, фонтаны… Организация фашистского лагеря в замке — несомненно результат интриг Шенборнов.

— Чинадеевский замок был тоже превращен в застенок, — заметил Кремер.

— Мне говорили. Вы следите за съемками? Как раз снимают эпизоды «эвакуации» лагеря… Ваш балкон куда выходит?

— К ротонде.

— В парк?

Гонта подошел к столику, лицо у него было порозовевшее с мороза:

— Извините! Владимир Афанасьевич… — Он показал на окно.

Старший оперативной группы, разыскивавший в снегу орудия взлома, в полушубке и в валенках, направлялся по аллее в замок, в руках он нес стальной прут, его помощник на ходу упаковывал металлоискатель.

— Куски арматуры, другого орудия не было, — шепнул Гонта. — Валялся в сугробе у бывшего конного двора. Я проверил: рядом на стройке их сколько угодно…

— Значит, знали, что другого не понадобится. Знали о проеме в потолке.

Первыми в машине с передвижной лабораторией уехали эксперты, потом работники прокуратуры. Еще раньше в двух «газиках» увезли служебно-розыскных собак.

Обитатели гостиницы, мосфильмовцы, обслуживающий персонал толпились в вестибюле, обсуждая случившееся.

— А есть и такие… — старичок администратор выбрал слушателем Кремера, — у них и образование, и специальность — трудись, дерзай! Но нет… Не приведи, пречиста дева! — С высокого табурета перед конторкой он набросал Кремеру бесхитростную схему:— Проклятая жажда золота. Идут на все. С матерыми преступниками конкурируют, даже верх берут.

— Верх?

— Вот именно! У них же все подчинено цели. Разоблачить их милиции тяжело, — старичок достал свою трубочку, — эти не напьются, лишнего не сболтнут. Спортом занимаются… Никто на таких не подумает.

После осмотра Ненюков поднялся в номер, позвонил следователю — он обещал прийти, как только освободится.

Заварил кофе. С чашкой в руке подошел к окну.

От Холма вела узкая улочка. С одной ее стороны смотрели на дорогу одинаково аккуратные домики с красными черепичными крышами, с другой — тянулся откос. Кое-где в окнах уже виднелись огни.