Время гарпий

От некоторого избытка свободного времени в ночных бодрствованиях на банковском сервере Лариса Петровна перенесла свою склонность к методическим подходам в освоении каких-то новых знаний или профессиональных навыков — к анализу действительности. Этот подход, которым и нравился ей блог «Огурцова на линии, позволил ей связать само возникновение подобных «кампаний» с мощным бюджетным финансированием их проведения и информационной поддержкой на самом высоком уровне.

Это свидетельствовало о том, что некто испытывал крайнюю необходимость именно в таком диалоге «власть-общество»… А по ее мнению, именно такой диалог, переходящий в монолог «Мы вам устроим новый 37-й год!», — не имел никакой перспективы развития. Такого рода «монологи» власти означали лишь, что во власть пришли слабые неподготовленные люди, весьма обидчивые, ранимые и мстительные.

Они не могли сосредоточиться на важных государственных задачах, не могли прогнозировать всех последствий подобного вторжения государства в частную жизнь. Как остроумно заметила «мадам Огурцова», эти люди просто хотели остановить время, что и до них пока не удавалось никому.

Можно было последовать шаблонному восприятию происходящего, счесть, будто таким образом власть имущие хотят навязать обществу определенные поведенческие рамки и успокоиться расхожей фразой, мол, «история развивается по спирали». Но она слишком хорошо знала, прежде всего, из Гомера, что копирование каких-то приемов прошлого, уже получивших негативную историческую оценку и изжитых человеческим обществом, — свидетельствует о том, что у таких людей нет будущего. Их время пребывания во власти начинало обратный отсчет.

А главное, она хорошо помнила, что такие «кампании» неминуемо включали в действие силы, которые все расставляли по своим местам и восстанавливали нарушенное равновесие. Гомер обращался к ним, как к музам, неизменно находя разумное объяснение всей цепочке, казалось бы, совершенно случайных событий, на первый взгляд, не имевших никакой связи между собой.

Больше всего она думала о том, кому именно и для чего могла понадобиться очередная такая «кампания», если сами ее устроители изначально знали из истории, что такие «кампании» заранее обречены.

Невозможно было не замечать, что люди, принимавшие участие в их осуществлении, немедленно переставали быть в чем-то… людьми. Жизнь их явно теряла смысл, они начинали делать какие-то глупые ошибки, противопоставляя себя всем… живым. Она не могла ошибиться, она знала точно, что все, кто принимал участие в подобных кампаниях, теряли существенную часть своей человеческой личности, стоило им хотя бы однажды поучаствовать в травле живого человека по ложному поводу.

Она вспоминала слова «мадам Огурцовой», что надо лишь не дрогнуть при первом натиске такой «кампании», выстоять — и тогда можно лишь поразиться тому, как подобная напасть рассеивается без следа, а все вокруг вдруг начинают упорно делать вид, будто ничего подобного не было.

Лариса Петровна никак не могла избавиться от ощущения, что та говорит о буре, накаты которой надо выдержать, не утратив в себе человеческое начало. Иногда в подобных рассуждениях ей даже слышался шум огромных черных крыльев. Во всяком случае, все эти «кампании» она ощущала отнюдь не чьей-то попыткой удержаться у власти методами, которые никому ничем не помогли, — а именно натиском черной бури, где люди, мнившие себя «кукловодами» — исполняли роль жалких картонных марионеток.

Вот и сейчас, слушая всхлипывания пианистки, она услышала это хлопанье огромных черных крыльев почти у себя над головой. Лариса Петровна сразу поняла, что рассказанная пианисткой ужасная история травли пожилого человека, ее педагога по классу фортепиано, — является девятым валом «педофильской кампании», начавшейся с осуждения чиновника Минавтотранса.

Эти истории начались почти в одно и то же время. Маленькая дочь осужденного чиновника упала с лестницы. Перепуганные родители вызвали скорую помощь. В детской городской клинической больнице девочке сделали все необходимые анализы, выяснив, что ребенок абсолютно здоров, если не считать ссадин. Но в анализе мочи были якобы обнаружены неподвижные сперматозоиды. Правоохранители решили, что Элю изнасиловали, и сделал это её отец. Его жена заявила, что в больнице анализы перепутали. Повторное исследование сперматозоидов в моче девочки не выявило. Основным доказательством преступления чиновника Минтранса стало экспертное заключение одного из «центров экспертизы», которые моментально возникли из ниоткуда.

Само возникновение таких «центров», как в поддержку «борьбы с экстремистами», так и для удобства осуществления «борьбы с педофилией», говорило о серьезной предварительной подготовке очередной «кампании». В случае с дочкой чиновника по рисунку ребенка, на котором была изображена женщина-кошка, эксперт сделала заключение, что на рисунке «выраженные бедра и грудь», поэтому «девочка в курсе гендерных различий и вовлечена в сексуальные взаимоотношения».

Экспертиза производила столь же шокирующее впечатление какой-то демонстративной бесчеловечностью, как и в случае с «мадам Огурцовой», где «эксперт» сам себя предупреждал об ответственности, сам себе ставил вопросы и выносил заключение на самостоятельно отобранных кусках текстов, не указывая адреса статей, где он это выбирал. Поэтому уже и в прессе осужденного чиновника стали называть не иначе, как «педофил по ошибке».

Но по понятным соображениям, сама «мадам Огурцова» предпочитала не комментировать «педофильскую историю» чиновника, хотя многие посетители блога интересовались ее мнением. Сосед Ларисы Петровны с грустью сказал: «Они нарочно такое обвинение мужику подобрали, чтобы его женщине было противно защищать. А пока мадам Огурцова в этом точку не поставит, сиди и думай, что тебе могут пришить перед проверкой из налоговой…»

Ларисе Петровне и тогда было очень жаль этого молодого мужчину, за которого сражалась одна его жена. Органы прокуратуры неоднократно старались «вразумить» несчастную, чтобы она вместе с другими ощутила радость «избавления семьи от педофила», а та лишь плакала и уверяла всех, что ее мужа оклеветали.

Лариса Петровна тогда впервые решилась написать блогерше «в личку», хотя понимала, что осужденной на двадцать тысяч рублей за некий «экстремизм», элементарно опасно бросаться на выручку «педофилу». В средствах массовой информации уже прозвучали предложения главы государства — приравнять всех «экстремистов» к педофилам, чтобы подвергнуть их не только общественному остракизму, но и… химической кастрации. Все эти юридические нововведения подавались под соусом заботы о подрастающем поколении.

Прочитав такое, Лариса Петровна испугалась не только за себя, за мужа, за соседа по компьютеру, но и за тех, кто говорит подобные вещи вслух. Однако к таким наездам «мадам Огурцова» не осталась безучастной, заметив в одной из статей блога, что к педофилам надо приравнять, прежде всего, тех, кто уличен в коррупции и взяточничестве, поскольку мздоимцы на государственных должностях растлевают молодое поколение намного изощреннее педофилов.

На письмо Ларисы Петровны она ответила, что могла бы рискнуть и попробовать защитить этого чиновника, если бы тот раньше проявил гражданскую позицию, чтобы было видно, из-за чего на самом деле с ним приключилась подобная «педофилия». А когда они о нем ничего не знают, то сложно судить — педофил он или нет.

Вот когда к ней самой явились с обыском, она радовалась тому, что успела сказать главные вещи, потому, что бы с ней ни сделали, кем бы ни объявили, всегда можно установить истину. Из этого она сделала вывод, что Ларисе Петровне надо самой начинать более активно выступать в сети, несмотря ни на что. А то объявят экстремисткой или педофилкой — так она хоть сама будет знать, за что ей такое прилетело.

В конце письма шла приписка, что она попробует всю эту историю превратить в фарс, но не ручается, что это сильно поможет уже осужденному чиновнику. Но может это сгодится кому-то другому.