Время и комната

Георг. Тебя хоть один негр хоть раз чем-нибудь обидел?

Элен. Они омерзительны. Разве этого не достаточно? Они — это само зло на земле. Они хотят задушить, растоптать, уничтожить белую расу. Стремятся к мировому господству. И у них нет души, только это гнусное, липкое черное тело и жажда власти.

Георг. А мне казалось, они такие ленивые…

Элен. Ленивые, да… Но при этом властолюбивые.

Георг. Послушай, Элен, я адвокат. Мой профессиональный долг — защищать права слабых, преследуемых, права меньшинств. Я представляю интересы квартиросъемщиков против домовладельцев, иностранцев против немецкой бюрократии…

Элен. И прекрасно, и замечательно! Какое это имеет отношение к черномазым? У нас тут, слава Богу, таких черномазых, которыми надо заниматься всерьез, и нет вовсе. Так что нам и спорить не о чем. Это все равно, как один протестантской веры, а другой — католической. По мне, пусть каждый остается при своей вере, хорошему браку это не может помешать.

Георг. Но не могу, не могу я быть женатым на расистке!

Элен. Можешь.

Георг. Господи, какое жуткое надувательство… Да как же вы, мадам, мне раньше-то не сказали?! И как это вообще, дорогая, вы можете жить среди людей, нося в себе такие ужасные, такие болезненные предрассудки! К тому же о таких вещах полагается предупреждать заранее…

Сцена вторая

Дом в парке. Лунный свет. Титания в облике «Женщины из иных времен» медленно и как бы издали приближается к дому. Слышно, как шуршат ее юбки. Из своего дома выходит Учтивец. На нем темный костюм, берет, очки, в руках зонтик-трость. Он тщательно запирает дверь. Тем временем Титания оказывается у него за спиной. Он раскланивается и уходит. Титания берется за ручку, отворяет дверь и входит в дом. Учтивец оборачивается, видит, что дверь его дома приоткрыта, трясет головой, возвращается, долго изучает замок, снова запирает дверь на ключ и идет в прежнюю сторону. Внезапно он останавливается и восклицает: «Позвольте, что вам понадобилось в моем доме!». Снова бежит обратно, отпирает дверь, кидается в дом. Вскоре раздается жуткий долгий крик, причем мужской голос превращается в детский. На пороге появляется Титания, держа на руках мальчика лет десяти, — это уменьшенная копия Учтивца, тоже в темном костюмчике, в берете и очках, с зонтиком. Титания относит этого маленького человечка к песочнице и сажает на край так, чтобы он видел светлый проем в цирковом занавесе. После чего Титания исчезает справа за кустами.

Сцена третья

Слева появляются Первенец и Девочка с плюшевой собакой.

Первенец. Вы, похоже, не такая грубая, как другие. У вас такие нежные лопатки.

Девочка. Лопатки у человека — это на самом деле засохшие крылья.

Первенец. Да ну? Неужели правда?

Девочка. Да-да. Точно правда. (Достает из кармана джинсов солонку и сыплет себе соль в рот.) Вокруг все люди очень хорошие, только мне через стенку к ним не пробиться.

Первенец (нервно). Гм-гм.

Девочка. Вообще-то я здесь недавно. Я еще не знаю, кем я стану. Но предчувствие у меня хорошее.

Первенец. Гм-гм. Знаете, на что я еще слабо надеюсь, так это на душевное тепло среди всего этого бедлама. На фоне всеобщего ожесточения, всех этих демонстраций, подожжённых ящиков и автомобильных шин, да…

Девочка. Я чувствую в себе столько сил, но они направлены против меня же…

Первенец. Гм-гм.

Девочка (сыплет соль в рот). Соль ложками могу есть.

Первенец. Гм-гм. Но ведь не исключено, что кто-нибудь захочет с вами поцеловаться…

Девочка. А вижу я вот что: гигантский машинный мир, с одной стороны, и вот такусенький крохотный мирок несчастных и грязных тварей — с другой.

Первенец. Гм-гм. Но кое-каких успехов мы все-таки достигли. Уже никому не придет в голову, например, отменить гигиену…

Девочка. Гигиена. Террор. От нее на коже одни грибки, гнойники, лишаи и хрен знает что еще.

Первенец. Гм-гм.

Они доходят до кустов. Первенец нервно оглядывается по сторонам.

Девочка. Сегодня ночью мне опять снилось, будто родственников повсеместно отменили, причем до основанья. Сразу после рожденья человек занимает свое место в обществе. Семьи практически вообще не успеваешь почувствовать. Есть только друзья, приятели, товарищи по работе, воспитательные кружки, коммуны, соседи по коммунальной квартире и все такое.

Первенец. Кошмар!

Девочка. Да нет, я бы не сказала. Какое-то зерно истины в этом есть.

Первенец. У вас что, нет родственников.

Девочка. У меня? Почему же. Еще какие.

В тот момент, когда Девочка снова подносит ко рту солонку, Первенец кидается на нее и тащит в кусты.

Первенец. Ах ты, маленькая грязная бестия! Сейчас, моя серая мышка, я сделаю тебя первой красавицей Европы! Я тебе покажу Микки-Мауса. Только тихо, тихо, без шума! Сейчас я тебя сделаю самой элегантной женщиной на свете… Я выполню все твои прихоти, но если и ты меня продинамишь, как Инга Петерс, я тебя отделаю по первое число… Вот теперь ты моя гордая принцесса! Только очень гордая, невероятно гордая, тогда всё у нас будет хорошо…

Издав крик боли, Первенец замолкает. Девочка выползает из-под кустов, подбирает очки, свою плюшевую зверушку, отряхивается.

Девочка. Редкостное говно.

Справа появляются Трое мальчиков, они несут большую веревочную сеть.

Первый мальчик. Хватайся скорей! Мы идем ловить вчерашнюю женщину.

Третий мальчик. Айда с нами! Мы ее поймаем и продадим в музей.

Девочка. Не, неохота.

Третий мальчик. Она письмо прислала, вот ему.

Второй мальчик. Ага, оно прямо с неба свешивалось, в щель между двумя облаками, огромное, а потом упало вон туда, в поле. Я бегом через парк. Пробую читать, а буквы громадные, вблизи не разберешь. Я тогда на дерево, чтобы сверху прочесть…

Третий мальчик. И знаешь, что там написано? Она хочет с ним встретиться. С Нико! Наедине!.. Но мы все с ним пойдем. Теперь мы ее точно изловим!

Девочка. У вас глюки. Мотайте отсюда.

Мальчики убегают влево. Девочка уходит вправо. Из-под кустов бузины высовывается голова Первенца. Он озирается, бормочет что-то вроде: «Куй железо, пока горячо, только плюй через левое плечо!».

Выползает из-под кустов, приводит себя в порядок.

Первенец (про себя). Je suis comme je suis [12] . Что, спрашивается, способно заставить разумного человека сменить нормальное вертикальное положение и встать на четвереньки, дабы малость поразвлечься? Да сущая ерунда: смутный порыв чувств, плюс раздражение, плюс похоть. Все дальнейшее развивалось, так сказать, ингообразно. Хотя нет: малышка была очаровательна! Непонятно только, почему кончилось все так гнусно. Только что была гармоничная любовная пара — а остался один пшик! Вот это я и называю: абстрагирование. Стоит только с четверенек подняться, все — в голове одни слова. Вот только что, на земле-матушке, была борьба, были объятия — а теперь что? Одни абстрактные понятия! Но что это меня потянуло на философствование? Наверно, всему виной ее бесцеремонное обхождение!

12

Каков я есть, таков я есть (франц.).