Время кобольда
Шрифт:
– Kuleta watoto yatima hapa! – велел ему колдун. – Haraka!
Я к тому моменту достаточно нахватался по верхам суахили, чтобы понять, что он приказал что-то (или кого-то) притащить.
Кошмарный дед приволок пару сильно недокормленных детей. Мальчика и девочку, лет пятнадцати, что в Африке уже возраст… Нет, не согласия, согласия никто не спрашивает, просто пригодности к употреблению в любом качестве.
Мальчиков и девочек мне тут предлагали чуть ли не каждый вечер – и в аренду, и в полное владение. Так что я не удивился. Жизнь здесь говна не стоит, детская смертность чудовищная, дети – обуза, выручить за них пару
– Ты хотел убивать? Убей их.
– С хрена ли? Они мне ничего не сделали.
– То есть, тебе не всё равно кого?
– Нет. Я хочу отомстить.
Я с пьяной грустью понял, что могу убить детей. Могу убить помощника. Могу убить колдуна. Могу взять в машине автомат и пойти по деревне, поливая её очередями, пока кто-нибудь меня не пристрелит, или патроны не кончатся. (Африканцы отвратительно стреляют, так что ставлю на патроны.) Но это ни хрена не изменит. Невозможно отомстить людям, для которых жизнь – ад, а смерть – обыденность.
– Ты белый дурак. Смерть ничего не меняет. Особенно для тех, кто умер. А если я скажу, что она убила твоих родителей? – Он ткнул пальцем в чернокожую девчонку. – Что тогда?
– Она не могла этого сделать. Она тогда ещё не родилась, поди.
– Именно тогда и родилась, она же импундулу. Абуто, покажи ему.
Девочка улыбнулась потрясающе белыми зубами, повернулась к стоящему рядом мальчику, нежно обняла, прижала к себе, а потом, глядя в глаза, сжала ладошками его голову.
– Эй, что она собирается…
Девочка, не прекращая улыбаться, стоит с головой в руках. Её чёрная кожа стала алой от крови, безголовое туловище с грубо разорванной шеей падает на землю.
– И что, теперь готов её убить, белая жопа?
Я был готов только блевать, чем и занялся.
Когда стало нечем, повернулся обратно.
Девочка, с той же чистой детской улыбкой на грязном лице, пристраивает голову на животе мальчика, стараясь, чтобы та смотрела мёртвыми глазами точно на меня. Голова не держится и падает. Ей пришлось раздвинуть ему ноги и пристроить обрывок шеи в паху, композиция вышла такая, что я изыскал в себе скрытые резервы и поблевал ещё.
– Закончил? – спросил равнодушно колдун.
– Э… Вроде да.
– Так убей её уже, наконец.
– Не могу…
– Ну и мудак. Абуто, подойди.
Девочка, установив наконец оторванную башку ровно, подошла к нам.
– Наклонись, пожалуйста.
Она присела на корточки, вытянув голову вперёд и подняв подбородок. Колдун, протянул руку с небольшим ножом и, не вставая, небрежным, но точным движением, перерезал ей артерию. Забил фонтанчик алой крови, девочка, не переставая улыбаться, завалилась
на спину, забрызгав то, что не было забрызгано.Я поблевал бы ещё, но было окончательно нечем.
Выдавил из себя только:
– Зачем?
– Она же импундулу. Ты думаешь, что она сейчас умерла, а она сейчас родилась. Ты вообще ничего не понимаешь в смерти, белая жопа. А туда же, убивать приехал.
– Нет. Родители. Зачем?
– Они узнали то, что хотели. Но не поняли. Белые жопы – тупые жопы. Впрочем, – он сочувственно потрепал меня по плечу, – твои были ничего. Для белых. И я их не убил, потому что смерти нет. Пойдём, тут пока приберутся.
***
Мы вышли из дома колдуна. Когда я заходил, была ночь, кусты, грязь, говно, вонь и халабуды из фанеры, жести и листьев, стоящие на патронных ящиках. Когда я вышел, был день, чистая улица, аккуратные хижины из тростника, гуляющие между ними козы, свиньи и куры. Нас приветствовали улыбками и взмахами рук сытые, здоровые, чистые, ярко одетые, рослые и красивые люди. Чернокожие, это же Африка. Африка из кино и картинок, Африка, не знавшая полувека взаимной резни, Африка без автоматов Калашникова. Была ли она когда-то такой, или это сказка? Не знаю.
– Ты и правда колдун, – сказал я. – Что это?
– Я хшайта, я хозяин. А это место твои родители назвали Ваканда. Оно раньше называлось по-другому, но мне понравилось слово. Красивое и ничего не значит. Теперь это Ваканда. Нравится?
– Не знаю. Она где?
– Здесь. Но не всегда, а когда я захочу. Поэтому я хшайта.
– Мои родители тоже здесь? – в этот момент я был готов поверить в любое чудо.
– Что им тут делать, сам подумай? – рассмеялся колдун. – Коз доить? Белые всегда лучше знают, как должно быть. Поэтому привозят нам автоматы.
– А где они?
– Там, где хотели быть, наверное. Они действительно много узнали.
– Я хочу к ним!
– Давай лучше выпьем, – колдун протянул мне бутылку.
– Давай! – нарушил я железный принцип: «Никогда не пей местного пойла».
И мы выпили.
Боже, какая это была дрянь!
Меня разбудил бородатый комгруппы. Я спал в машине возле гостиницы, весь в запёкшейся крови с окровавленным мачете в руках. Не сразу вспомнил, где провёл ночь, и вообще не вспомнил, чем она закончилась.
Наёмник сказал мрачно:
– Уезжай из Африки, братан. У тебя за неделю крышу снесло дальше, чем у меня за пять лет. Ещё немного, и пиздец. Разучишься решать проблемы без мачете.
Я не стал оправдываться и уверять, что никого не убивал. Потому что не помнил этого наверняка. От колдунской самогонки меня потом неделю таращило почём зря, казалось, что всё вокруг ненастоящее, и я ненастоящий. Настоящий я пятнадцать лет как умер, и всё это происходит в моей отрубленной голове, стоящей на полу и смотрящей на мёртвых родителей.
Я и сейчас иногда так думаю.
***
– А вы хотели бы вспомнить, Антон?
Чёрт, неужели я это рассказал? Мне казалось, что воспоминание мелькнуло в моей голове за долю секунды. Просто ассоциация, случайный флэшбэк. Ведь на самом деле мы ничего не забываем. Просто запрещаем себе вспоминать.
– Пожалуй, не стоит.
– В таком случае, закончим на сегодня. До следующей встречи!
Ах ты скотина! Пролез-таки мне в башку.
***
Микульчик сидит в любимом кресле на крыше и смотрит на мир сквозь бокал вина.