Время, которое рядом

Сергей вдруг широко улыбнулся, присел рядом с ней, обнял:

– Боже ж ты мой! Ирка, я ж тебе говорил – нечего рыдать раньше времени, паникёрша ты моя ненаглядная! – и потянулся поцеловать.

Ирка уклонилась:

– Ну, Серый, чего ты начинаешь опять? Давай лучше чаю попьём. Скоро Борисоглебск – Народную вон проехали, полдевятого уже. Сколько же я проспала?

Глава 7

На вокзале в Борисоглебске Сергея ждал старший брат. Увидев Ирку, он расплылся в улыбке и заорал:

– Ирка, твою за ногу! Ну ты, мать, даёшь: ты ж Серёги всего на год младше, а выглядишь лет на двадцать пять. Почти не изменилась! – Он заговорщически подмигнул. – Узнаёшь меня, что ль?

– Конечно, узнаю, Лёха, как не узнать! Ты тоже не изменился. Ну, почти не изменился, – исправилась она. – Пузо отрастил и усы, а так – всё как раньше.

Лёха довольно хохотнул и подвёл их к старенькому автомобилю:

– Рекомендую – BMW «троечка». Агрегат, хоть и древний – тыща девятьсот девяносто восьмой год, но надёжный, сто пятьдесят кобыл. Давишь на газ – едет с такой скоростью, какая есть на спидометре. До двухсот сорока километров в час можно гнать – я те отвечаю! Веришь, салон – кожа, как будто машина вчера из Баварии приехала.

– Я не пойму, ты мне её продать хочешь, что ли? – засмеялась Ирка.

Лёха на секунду стушевался, но подскочил к машине и распахнул дверь:

– Битте дритте, фрау-мадам! Добро пожаловать в нашу провинцию!

Ирка уселась на заднее сиденье. Сергей сидел на переднем и с улыбкой наблюдал за братом: в юности Лёха тоже был в неё влюблён. Видать, всколыхнулось в груди ретивое, разволновался старшой-то.

Пока ехали, Лёха болтал без умолку, сыпал прибаутками, так что Ирка с Сергеем не перемолвились и словом. Наконец добрались. Сергей понёс её сумку в дом. Войдя во двор, она остановилась, опершись спиной о калитку, и осматривалась: всё выглядело почти как в детстве. Вот только заборчик недавно выкрашен изумрудно-зелёной краской да старого Вулкана больше нет.

Она подошла к дому. Навстречу слегка прихрамывая вышла бабушка.

– Девочка моя, слава Богу, дождалась я, – бабушкин голос дрогнул. Ирке стало невыразимо стыдно, и она обняла бабушку, пряча покрасневшее лицо.

– Бабулечка, прости меня. Я знаю, что свинья, давно не приезжала. Простишь? – Ирка гладила бабушку по голове, целовала морщинистые щеки. Нос её щекотала прядь бабушкиных коротко остриженных волнистых волос.

– Да что ты говоришь, Ирочка. Всё хорошо, всё слава богу. Пойдём, я пирожков напекла – как чувствовала, что приедешь, девочка моя.

Они вошли в прихожую старого дома. Их встретил молодой крупный кот – ярко-рыжий, полосатый, с сытой ленивой мордой. Привстав на задних лапах, он потёрся рваным ухом о бабушкино колено.

– А где твой старый кот – Васька, кажется?

– Так до пятнадцати лет протянул и ушёл. А этот оглоед толстый уже года два как живёт. Жутко ленивый, спит целыми днями, но хоть к ночи просыпается – мышей ловит исправно.

В комнате на диване сидел Сергей. При виде бабушки он поднялся и стал прощаться:

– Пойду, Анастасия Ивановна. А ты, Ир, заходи, если скучно будет.

Он посмотрел на Ирку, ожидая, что она хоть чаю предложит, но та поблагодарила за помощь и даже не спросила номера телефона. Сергей замялся на секунду, но всё-таки вышел из гостиной. Тут же вернулся, продиктовал Ирке свой номер и, подмигнув, попросил позвонить ему, если что-то прояснится.

Сергей ушёл, а бабушка поставила чайник, достала пирожки с малиновым вареньем, творогом и грецкими орехами – Иркины любимые.

– Представляешь, Ириш, вот не знаю, почему сегодня захотелось пирожков твоих любимых напечь. И ведь столько напекла, что одна их ни в жизнь не съела бы. Вот как чувствовала, что приедешь. А ты даже не позвонила, не предупредила…

Ирке показалось, что она перенеслась на пару десятков лет назад: та же старая лампа с жёлтым абажуром, так же манит запах бабулиных пирожков, а на столе стоит тот же самый эмалированный чайник. Вот только бабушка изменилась – волосы её совсем побелели, спина ссутулилась, а на скулах проявились коричневые пигментные пятнышки. В груди защемило от нежности и раскаяния, и Ирка поцеловала бабушкину руку с припухшими суставами.

Они пили чай, разговаривали, и старушка всё ближе подвигала к Иркиной кружке тарелку с пирожками и трогала её за руку – как будто боялась, что строптивая внучка сейчас исчезнет и даже не успеет наесться бабушкиной стряпни.

– Ирочка, у тебя есть кто-нибудь? Я имею в виду мужчину, – пряча глаза, спросила бабушка.

– Нет, бабуль. Одна я. С мужем развелась, а другого не нашла, – вздохнула Ирка. – Да ничего, всё равно кого-то себе найду, я знаю. Время ещё есть.

– Эх, Иришка… Это тебе кажется, что времени много и всё ещё успеется. Время, Иришка, – скользкий союзник, коварный. Сначала оно уверяет – меня много, не спеши, мол. А когда ты расслабляешься и забываешься, оно вдруг становится водой, песком, пылью – и утекает сквозь пальцы. Ты осознаёшь это, пугаешься, думаешь: «Ерунда, наверстаю!» Но не наверстаешь уже и не догонишь. Невосполняемый ресурс – время, девочка, уж ты мне поверь на слово.

Ирка молча жевала пирожок. Что она скажет бабушке? Объяснит, что уже не может никого любить? Скажет, что и бывшего мужа, отца Ваньки, не любила, а вышла замуж, чтобы мама была ею довольна и перестала придираться по поводу и без?

Нет, неправда. Хоть всего раз в жизни и в юности, но любила Ирка – встреченного в поезде Серёгу, бабушкиного соседа. Только когда он уходил в армию, велел не ждать его. Сказал – вернусь из армии, тогда и разберёмся.

Но когда он вернулся, Ирка решила: да пошёл он к чёртовой матери. Когда она собиралась ждать, Сергей не хотел этого. А теперь она не хочет. И почти перестала ездить к бабушке, бывала нечасто и не оставалась надолго. Впрочем, в свои редкие приезды она так и не встретилась с Сергеем – к родителям он ездил редко, а жил уже в собственной квартире в другой части Борисоглебска, да и работал вахтами где-то на Севере.

– Давай ложиться, бабуль. А то устала я с дороги, спать хочется – сил нет.

Глава 8

Ирка проснулась от того, что нос что-то щекотало. Она потянулась и приоткрыла глаза: на подушке возле её лица развалился раскормленный бабушкин котяра. Он старательно тёр обслюнявленной лапой толстую рыжую морду, задевая длинными усами Иркин нос.

Ирка почесала шарообразное меховое пузо. Кот бросил умываться и, растянувшись, развалившись, громко заурчал от удовольствия – словно небольшой трактор завёлся.

– Ну ты, Рыжий, и кабан! – бормотала Ирка, продолжая чесать кота. – Откормила тебя бабушка, бездельника. Шёл бы мышей ловить, а то по чужим подушкам ошиваешься. Лоботряс ты, лоботряс!

В комнату вошла бабушка с Иркиной курткой в руках:

– Ириш, а чего это куртка у тебя такая тонкая? Не месяц май, уже потеплее пора одеваться – декабрь на носу, а ты вырядилась. Простудишься ведь. Да и грязная – протри влажной тряпочкой куртку-то.

– Сейчас, бабуль, умоюсь, позавтракаю и протру. – Ирка вспомнила, почему на куртке следы грязи, и сияющее утро будто потускнело. Она спихнула кота с постели и отправилась к умывальнику.