Время любить

— Аллаху акбарэ, — был последний выдох Бекхана, но не потому, что акт его смерти был освящен глубокой верой, просто угасающее сознание подвело черту своей деятельности именно этой фразой.

Медленно оседая на пол, он одновременно исчезал, растворялся в застоявшемся воздухе лаборатории, который пришел в движение от незнакомого запаха сгоревшего пороха и оружейной смазки.

— Я не помешал? — сухо осведомился Грум, пуля которого догнала Бекхана в спину, дабы обозначить свое неожиданное присутствие, и замолчал, пораженный увиденным. Даже забыл опустить пистолет.

На полу, где только что лежал Бекхан, осталась лишь маленькая красная книжка — удостоверение Кошкина. И ни одной капли крови. Вот, пожалуй, это и был тот ненаучный, мистический момент, когда время, несмотря на все открытые и неоткрытые, действующие, теоретически обоснованные и необоснованные законы физики, остановилось.

Сергей Павлович первым пришел в себя.

— Зря вы стреляли, все должно было решиться там, а не здесь. Я даже представить себе не могу, какой ворох причинно-следственных связей мы в очередной раз нарушили. Я не берусь и приблизительно предполагать, что может стать с человеком, которого убили в несовершенном будущем.

— Но он мог убить тебя? — начал оправдываться Дорохов, что продолжал лежать на полу в обнимку с карабином.

— Хорошо, что следов не осталось, — добавил Китаев, который до сих пор был разгорячен схваткой с Бекханом.

— Что значит несовершенное будущее? — вновь проявил себя Грум.

— А вы, позвольте спросить, кто будете? — прищурился на Паткевича Кошкин.

— По просьбе Владимира Юрьевича Рузского я слежу за тем, чтобы вы не порезались случайно кухонным ножом, а также оберегаю вашу персону от всяких возможных неприятностей, — доложил Грум. — А теперь все-таки ответьте на мой вопрос: что значит несовершенное будущее?

— С моей точки зрения — это будущее, решение главных событий которого, еще не определилось в прошлом.

— Как здесь может происходить будущее? Что может быть вообще кроме настоящего?

— Как, к примеру, вон тот табурет, — Кошкин кивнул на «оружие» Китаева. — Вам только кажется, что он присутствует здесь — в настоящем.

— Не понял? — Грум догадался, что пора спрятать пистолет.

— Чтобы убедиться в его реальном существовании, в том, что это, скажем, не оптический обман или мираж, вам придется подойти к нему и дотронуться, а значит — затратить несколько секунд, которые отделяют вас от него. А это, согласитесь, уже будущее. Через несколько секунд — это уже будущее.

— Черт! — оценил короткий научный экскурс Вадим Паткевич. — Но вы все же не волнуйтесь на счет пальбы. Когда одного урода хотят убить сразу два человека, а он находится на линии их огня, вряд ли ему удастся укрыться или увернуться, хоть в настоящем, хоть в прошлом, хоть в будущем. А эти люди вам ничем не угрожают? — осведомился Грум с показным безразличием осмотрев Дорохова и Китаева.

— Это охранники, они здесь работают, — поспешил сообщить Сергей Павлович.

— Тогда позволю себе откланяться, — вспомнил Грум красивую фразу из какого-то одного или сразу из нескольких фильмов. — У вас тут даже мобильный не берет. Да, там, на выходе, небольшой кипишь. Вздорный алкаш на «КрАЗе» вынес ворота. А в кабине у него нашли две тысячи долларов. Бывает же. Так что будьте осторожнее, — более Груму присутствовать здесь не полагалось, и он, красиво повернувшись на месте, так что черные круги от каблуков остались на кафеле, вышел из лаборатории.

После того, как шаги его стихли на лестнице, Кошкин обратился к своим воякам:

— Я думаю, вам есть, о чем поговорить, а я очень устал, хочу спать. Завтра днем прошу вас обоих быть здесь. В полдень. Находиться рядом с этой машиной становится опасно, а мне нужно… нет, я просто обязан, завершить еще два важных дела и выполнить одно обещание. Так я могу на вас рассчитывать, господа офицеры?

— Так точно, — ответили оба и, наконец-то, пошли навстречу друг другу, раскрыв объятия.

Уже на пороге, Кошкин остановился и, оглянувшись, предупредил:

— Я не думаю, что это чистый хеппи-энд, Лена мне всю жизнь вдалбливала, что таких в русской литературе не бывает, а жизнь, не зря говорят: как по книжке.

И все же сегодня Кошкин уходил победителем. Впервые за последние месяцы он почувствовал, что жизнь имеет смысл, а у побед еще может быть настоящий, нефальшивый вкус.

* * *

На следующий день в букинистическом магазине Сергей Павлович нашел нужную книгу: первое издание орловского «Аптекаря» 1989 года. Сразу после публикации в «Новом Мире». Еще он купил «Окаянные дни» Бунина. Подарок получился, что надо. Боевые действия против тевтонских рыцарей и монголо-татарских захватчиков решено было отложить на послезавтра в пользу лирики.

Дорохов и Китаев ждали его внизу. Похоже, ночь они не только не спали, но и опрокинули литр-другой водки.

— Ребята, у меня, как уже знаете, просьба одна, никого не подпускайте к прибору. Даже Марченко.

— Будет сделано, командир, — устало качнулся Китаев.

— Серега, ты имеешь полное право на свидание! Мы в наряде! Враг не пройдет, граница на замке. — Дорохов еще был пьян.

— Братцы, вас же могут выгнать, рядом с вами опасно пользоваться открытым огнем и курить.

— Не, все нормально, я только что покурил, — успокоил Василий Данилович. — Может, тебе тоже плеснуть для храбрости?

— Вася, ты мне еще лучку закусить предложи!

— П-понял! Отставить сто грамм! Почетный караул готов заступить на боевое дежурство.

Время для своего появления Кошкин выбрал сознательно позже, чем в первый раз. Но все же постарался до встречи на колхозном поле. Кинуло наобум — в летнюю сессию. К тому же парадному крыльцу, и носом к носу с тем самым Давидом. Худосочный кучеряшка, то ли грузин, то ли еврей, сразу и не разберешь, ожидал на крыльце сокурсницу Варламову, чтобы продолжить беседу о романе Пастернака «Доктор Живаго», который тогда только начали публиковать. Но тут опять, как из-под земли вырос похожий на сексота дяденька с подозрительным свертком в руках. Ну что поделаешь, не везло Давиду, хоть и не тянул Кошкин на Голиафа, но при всей своей внешней интеллигентности был куда наглей и напористей, что во времена бесшабашной комсомольской юности, что, тем более, в эпоху озверелого капитализма, откуда он имел честь только что явиться.

— Снова вы? — только-то и смог сказать Давид, переминаясь с ноги на ногу.

— Запомнил?! — обрадовался Кошкин.

— Опять по заданию партии и правительства? — попытался иронизировать студент.

— А ты, случаем, не агент ЦРУ, парень, что так интересуешься государственными секретами?

От этих слов Давид заметно отшатнулся в сторону, и неизвестно, куда зашла бы эта беседа, если б на крыльце не появилась Лена. Она сразу и легко предпочла общество Кошкина, дружески пожав руку Давиду, ограничив его пресным «до завтра».