Время любить

– Иди ты!

– Кстати, об имтиме, как тебе новенькая из бухгалтерии, Тамарка?

– Не в моём вкусе, кажется, что она немного стервозная.

– А мне такие наоборот нравятся.

– Вот и возьми её в оборот.

С напущено грозным видом в курилку вошёл Градов. Он никогда не умел по-настоящему злиться, но, чтобы заставить нас работать он делал вид, что большой и злобный бригадир. Только это у него получалось не важно.

– Ну-ка за работу бездельники. Расселись тут, штаны протираете, дармоеды – кто за вас работать будет, Пушкин? Или может быть я? Старый, больной человек – положивший своё здоровье на строительстве Байкало-Амурской магистрали? Марш работать, там фура подошла. Водила по складу бегает кипятком писает!

Серёга одним глотком допил колу и запустил банку точным броском в мусорную корзину.

– Видишь Борисыч, во мне погиб великий баскетболист, а ты заставляешь меня коробки с хавкой тягать!

– Кто на что учился Карпов, слишком много философствуешь!

Я докурил, и мы пошли на склад, где нас ожидали килограммы сырья, которое вскоре будет раскуплено и употреблено по назначению. Тем самым становясь очередным звеном в цепочке бесконечного потребления. Что так же являлось видом бессмысленного существования.

5

В магазине, как всегда была нескончаемая сутолока. От прилавков исходила тошнотворная вонь стухшей еды, сброшенной на дисконт одуревшим старикам.

– Ты всегда в этой бомжовочке отовариваешься? – спросил Серёга.

– Да.

– Мне становиться страшно за твоё здоровье.

– Я беру здесь в основном алкоголь.

– Чего-то я стремаюсь пить синьку из этого мага. Может, пока не поздно я за “травкой” смотаюсь?

– Серый, я же сказал тебе, что никакой наркоты, только алкоголь.

– Это дискриминация.

– Я за естественное опьянение. Тусим у меня, значит мои правила. Может водяры ещё возьмём, а то с пива только ссать бегать?

– Смерти моей хочешь? У меня организм и так плохо переносить алкашку, а после водки меня в момент унесёт.

Тут Серёга был прав, каждый выбирает ништяки по себе. Как пелось в одной песенке: “Кому граната, кому шиш, кому бутылочка портвейна, кому рязанский гашиш…” Один мой знакомый, который зарезал двух человек кухонным ножом, за год до этого говорил мне: – Андрюха, нахера ты пьёшь? От синьки всё зло! Я вот когда выпью зверею просто, а когда покурю “травку”, легко так становиться и резать никого не хочется… В тот день всех барыг на районе накрыли – “травы” вообще не было, а в местный супермаркет поступила в продажу дешёвая водка. Человек покоя душе искал, а вышло наоборот.

Щёлкнув, открылись двери лифта из которого вышла Кристина.

– Привет, Бэтмен! – улыбнулась, она.

– Привет, парни-козлы больше не достают?

– Неа, они теперь в курсе, что у меня есть личный телохранитель, с которым лучше не связываться.

– Вот как, значит телохранитель?!

– Ага.

Повисла пауза, нарушаемая лишь позвякиванием бутылок в Серёгином пакете, который смотрел на нас с явным недопониманием.

– Ну, пока Бэтмен, мне пора к репетитору по алгебре.

– Пока, если что, ты, знаешь где меня найти.

– Ага, фонарь на крыше.

– Точно!

Только когда Кристина вышла из подъезда я понял, что до сих пор стою перед открытым лифтом, в который уже вошёл Серёга.

– Это что было? – спросил Серый, когда кабинка натужно зажужжав поползла вверх.

– К ней один отморозок докапывался – я помог.

– Сколько ей лет?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Шестнадцать, наверное, или пятнадцать.

– Да ты не Бэтмен, а Гумберт Гумберт!

– Для Гумберта Кристина старовата, он любил девочек от девяти до четырнадцати, которые ещё сохранили нежность детства. А Кристина уже вон какая кобыла, ей все восемнадцать можно дать.

– Это тебе восемнадцать могут дать по закону УК РФ. Смотри, осторожней с этими малолетками. Они сами жопой покрутят, ты её оприходуешь, а она потом “заяву” на тебя накатает и поедешь ты Бэтмен на “зону”, где в твоей заднице умелые товарищи продолбят огромную дыру.

– Я и не собирался ничего такого.

– Видел бы ты себя, когда она вышла из лифта – весь засиял, как рождественская ёлка.

– Тебе показалось, – попытался возразить я.

– Я серьёзно, Андрюх, с этими малолетками херовые шутки. Лучше не лезь.

– Всё, тема закрыта. Я же тебе сказал, что просто помог девчонке, не более.

– Ладно, как скажешь, дружище.

День за окном быстро таял, разваливаясь на куски и обозначая тёмные полоски улиц жёлтыми шапками фонарей. На полу громоздилась батарея пустых бутылок, которые мы периодически сбивали ногами. Бутылки глухо катились по паркету пока, звякнув, не останавливались около стены. И тогда, Серый, непременно восклицал: – Бинго!

Наполненные непонятными символами и туманной образностью песни Аквариума уводили нас, уже слегка захмелевших, в состояние полного отрыва от реальности. “Равноденствие” – это последняя серьёзная работа Гребенщикова, в составе классического Аквариума: с Севой, Дюшей, Титом и Ляпиным. Затем будет эпопея с попыткой продвинуть русского Бориса на Западе, которая не увенчается успехом и потерявшийся среди руин ленинградского филиала “Мелодии” альбом “Феодализм”. Ещё будет “Русский альбом”, но это уже другой Аквариум и совершенно другой БГ.

– Я тут к Тамарке, из бухгалтерии, подвалил, – сказал заплетающимся языком Серёга.

– Ну, и?

– Ничего, ты был прав, слишком она стервозная и высокомерная. Отшила меня.

– Я говорил тебе дружище, у меня на таких гарпий глаз намётан.

– Она, кстати, про тебя спрашивала.

– Про меня?

– Ну, как тебя зовут и, что ты за парень, в общем интересовалась тобой.

– Не беспокойся чувак, я не буду подкатывать к ней яйца. Я тебе говорил, что она не в моём вкусе. От неё за километр фригидностью несёт, она у неё на лбу большими буквами выбита. Такие стервы мужиков не любят, они на это просто не способны.

– Это да, стерва она конечно, но, сука, красивая. Причём красота у неё не кричащая, а нордическая, такая, спокойная. Черты лица ровно выверенные, плавные. Глаза – чистый лёд! Заглядываешь в них и начинаешь чувствовать, как стужа пробирает. Она похожа на Снежную Королеву.

– А ты, значит, Кай – выкладывающий из льдинок слово “Вечность”!?

– Слушай, Андрюх, скажи вот мне, чего в тебе бабы находят? Ведутся на тебя, как крысы на дудочку.

– Харизма, дружище.

– Да так себе у тебя харизма, в меру пропитая!