Время перемен. Том 2

Олаф веселился, развалясь на огромном кресле Слепого и изображая из себя атамана, веселился, когда шуточно раздавал указания перстам Медного, но всё то, что они задумывали ночью, прошло гладко.

Тром и ещё несколько перстов шли во главе огромной толпы к дому Медного.

— Ну что, нарезали Косынок на шашлык? — приветствовал их всё тот же крепкий охранник.

Горец кивнул.

— Складывайте свои топоры, сами знаете.

— Не в этот раз, — ответил ему один из перстов.

Крепыш не стал возражать и предпочёл за благо отойти в сторону.

— Эй, горец, не заляпай мне тут всё! — вскричал Медный, когда увидел окровавленного Трома идущим прямо к нему мимо охраны, — Твой корабль стоит во втором доке, — уже менее уверенно сказал он, когда Тром прошёл пол зала.

Охрана не дёрнулась, когда увидела за ним вооружённых перстов и Олафа со щитом.

— Теперь я выберу любой, какой пожелаю, — Тром схватил Медного правой рукой за горло и припечатал к стене. Атаман потянулся к поясу, но поединщик поймал левой его руку и как следует долбанул об стену. Во второй руке атамана появился давешний стилет, но Олаф прижал к стене и её, тут же резанув ножом, отчего Медный заорал и выронил стилет, а потом моряк трижды ударил атамана ножом в левое подреберье. Согнувшись, бывший главарь осел на пол.

Тром толкнул его ногой, и тот повалился на бок, сипя и хрипя.

— Парень выполнил твой приказ. Выполнил в лучшем виде, а ты казнил его за это. Так получай, что заслужил.

Глава 9: мы все должны выбрать сторону

Жерар стукнул своим бокалом по бокалам Франческо и Максимилиана:

— За победу, за нашего капитана.

Он не стал ничего придумывать и созвал друзей там же, где снимал комнаты — в «Бойком месте». Теперь-то уж точно он может назвать их друзьями.

Вокруг сидел праздный народ, а зал из прекрасного лакированного дуба и ясеня, украшенный драпировками, картинами охоты и круглыми фонарями в виде лилий, источал уют. Молодой граф до войны не замечал таких мелочей. Теперь же прелести мирной жизни открылись ему заново. Он будто впервые ел в трактирах, одевался не в доспехи, спал под крышей, ходил в фехтовальный зал. Это было интересно и странно, а ещё город уже не казался ему таким большим, как раньше.

Но, несмотря на весь уют, на душе у него было темным-темно, ведь за столом их всего трое. Весельчак Пероль и Леонардо, столь многообещающий молодой офицер, остались на том поганом сыром холме, и ничего для них уже не будет — ни этой посиделки, ни прогулок в вишнёвых садах близ реки, ни новых званий, ни новых подвигов.

Поход этот, совсем не долгий по военным меркам, оставил в душе графа огромный след, и обратно вернулся совсем другой человек. Третий Гвардейский Полк Лемэса стяжал заслуженную славу, и за славу эту дорого заплатил. После победы на холме армия Его Величества гнала еретиков прочь ещё два дня, добивая остатки их армии.

Капитан де Куберте был пожалован чином полковника, перескочив майора, что являлось почти небывалой редкостью. Однако, старый маршал не сделал его командиром полка. Им стал бывший заместитель командира, полковник Кантан де Перел, давно ждущий повышения. Дядю же сделали заместителем, вторым человеком полка.

Жерара временно поставили командовать вторым взводом, и он вникал во все тонкости армейских взаимоотношений, про которые во многом узнавал от своего слуги и сержанта Жака. Их он старался держать поближе, по совету матери пользуясь не только своими знаниями, но и знаниями своих людей.

Грязные, израненные и потерявшие больше трети людей, но овеянные славой, они двинулись в обратный путь. Маршал больше не гонял их в охранение каждую ночь, к тому же, на обратном пути выпало несколько погожих деньков, в которые де Куберте принялся учить Жерара владеть не только эспадой. Схватывал граф быстрее любого другого, и под конец пути успел одолеть многих молодых офицеров в учебных поединках. О нём пошла молва, как среди дворян, так и среди солдат, и в Лемэс де Сарвуазье вернулся не просто молодым человеком из богатой и знатной семьи, а офицером с определённой репутацией, чему в том числе способствовала и пара конфликтов в дороге, которые граф разрешал с неизменной мрачной решимостью, проснувшейся в нём там, на холме, и справедливостью, привитой ему родителями с детства.

Молодой граф, пробыв уже два дня в городе, никак не мог привыкнуть, что тело и одежда чистые, а слуги могут согреть ещё воды в любой момент.

Максимилиан оторвался от жареного каплуна и обратился к де Вису, тем самым оторвав и Жерара от его дум:

— Франческо, долго ли ждать пополнения?

— В полку говорили, первые рекруты будут уже на следующей неделе.

— Наверняка капитан выберет для нас каких получше.

— Полковник, Максимилиан, полковник. Привыкайте.

— Кажется, всем нам долго придётся привыкать к этому.

— Спорить не буду, — де Вис откусил брускетту и запил глотком вина, — Даже вечный капитан не вечен. Помните, господа, что творилось с людьми, когда его выбрали командовать там, на холме? Всем известно, как солдаты к нему относятся, но чтоб настолько. Мне ни разу не приходилось видеть подобного единства.

Жерар надкусил бутерброд с сыром, вяленым помидором и базиликом — что за божественный вкус, которого он раньше даже не замечал? Беседа их текла неспешно. Насладившись, он задал вопрос, давно крутившийся на языке.

— Простые солдаты сильно благоволят дяде. Почему так?

Максимилиан ответил, одновременно срезая сочное мясо с косточки:

— Храбрец, отменный командир и бережёт своих солдат. Я слыхал, он убил нескольких офицеров за неподобающее отношение к подчинённым.

— Как это случилось?

— Спросите у него сами. Не хочу пересказывать всё, наверняка половина — сплетни.

Жерар сидел вполоборота к двери, но такого неуместного здесь сержанта Жака заметил сразу же. Жак тоже приметил их и, непонятно отчего сконфузившись, пробирался к ним через залу, аккуратно огибая столы. Когда он обходил соседний с графом стол, один из посетителей отодвинул стул, чтобы встать. Получилось это резко, неожиданно и прямо под ноги Жаку. Сержант не успел остановиться и налетел на этого господина, отчего тот расплескал вино себе на колет и сильно шатнул стол. Прямой как струна господин лет двадцати пяти в чёрно-белом костюме, частью ставшем красным от пролитого на него вина, сначала удивлённо воззрился на сержанта.

Жак всё это время стоял, приклонив голову и бормотал:

— Покорнейше прошу простить. Прошу простить, что не увидел я вовремя…

— Ты откуда здесь взялся, холоп?! — господин ударил солдата ладонью по щеке.

Голова его даже не дёрнулась от этого, лишь глаза на миг закрылись. Это было ясно видно — долговязый Жак возвышался на пол головы над чёрно-белым господином.

Ещё одна пощёчина, потом ещё. Ветеран просто закрыл глаза и терпел.

Жерар вспомнил, как этот же человек несколько недель назад тяжело дышал, опершись на алебарду, как стоял под натиском врага, весь перемазанный кровью, орущий на своих людей, цеплял крюком щиты еретиков, бил, колол и снова цеплял, не жалуясь, не прося отдыха, принимая судьбу свою, какой бы она ни оказалась, лишь бы не дать врагу взобраться на тот холм.

Молодой господин тем временем совсем вошёл в раж и принялся трясти сержанта за шею.

Граф вскочил, проклиная себя, что так долго смотрел на это, в три шага оказался рядом и, не церемонясь, рывком этого господина к себе:

— Вам не кажется, что уже хватит?

— Эта деревенщина испортила мой костюм! Что прикажете мне делать?! Летийский шёлк! Да на эти деньги троих таких как он на всю жизнь можно нанять!

— Он извинился, и не единожды. Этого достаточно, тем более, если вопрос касается одежды, пусть и дорогой. И, видят Трое, не один он причина этого конфуза.