Время перемен

– Ой-ой-ой! Боже правый! – На этом его словарный запас иссякает. Поставив медицинскую сумку на землю, он заглядывает в щель между досками забора.

– Что, надо было вызвать вас еще вчера?

– Нет, – качает головой Уолтер. – Несколько часов ничего не решают. А приглашать меня надо было год назад. Не устаю удивляться жестокости отдельных представителей рода человеческого!

Мутти, разумеется, права: раздувшееся брюхо Сквайра кишит паразитами, но, несмотря на его угрожающие размеры, пони долгое время держали на голодном пайке. Кроме того, Уолтеру не доводилось прежде встречать такой тяжелой формы стоматита и кровоточащих язв на всех четырех ногах.

Нрав у пони ретивый, и он так и норовит кого-нибудь лягнуть. Уолтер прекрасно знаком с повадками лошадей и не раз уклонялся от ударов копыт, но сегодня ему не повезло. Сквайр изловчился и угодил ему задней ногой в руку. Послышался хруст.

– Черт побери! – Уолтер отскакивает назад, держась за поврежденную руку.

– Сильно досталось? – Я стараюсь удержать Сквайра и крепче сжимаю недоуздок.

Уолтер сгибает руку в локте и шевелит пальцами.

– Кажется, обошлось, – морщится он.

– Может, воспользоваться скобой и зажать ему морду?

– Пожалуй, так будет лучше. Посмотрите в сумке во втором отделении.

Я извлекаю скобу и накидываю петлю на верхнюю губу пони. Уолтер осматривает раны Сквайра, а тот бросает на меня возмущенные взгляды.

– Мы же хотим тебе помочь, – увещеваю я пони, поглаживая свободной рукой по челке, и обнаруживаю длинный, не менее шести дюймов, глубокий шрам на лбу. Шрам немного поджил, но шерсть по краям вылезла, и воспаление полностью не прошло.

– Уолтер, взгляните на это.

– В чем дело? – Уолтер вытирает руки о штаны и подходит ближе.

– Вот здесь, на лбу.

Теперь Сквайр не может достать ветеринара задними ногами, и я ослабляю петлю.

– Ой-ой-ой! Боже правый! – повторяет Уолтер, и мне в голову приходят две мысли. Во-первых, будь я его женой, эти причитания довели бы меня до белого каления, а во-вторых, возможно, Уолтер таким образом воздерживается от более крепких выражений. Если бы лошадь лягнула меня, то одним «черт возьми!» здесь не обошлось бы. Тут я стараюсь припомнить, не ругнулась ли я в его присутствии.

Наконец Сквайру дали глистогонное средство, вычистили, сделали необходимые уколы, смазали мазью раны, промыли уши и прочистили нитью зубы, а также подвергли ряду других процедур, оскорбляющих лошадиное достоинство. На прощание мы даем ему взятку в виде ведра с мешанкой из отрубей, и настроение пони улучшается. За это подношение ему следует благодарить Беллу.

Уолтер пакует сумку и собирается нас покинуть, а я возвращаюсь в карантинную конюшню. Стараясь не шуметь, осторожно иду по проходу и вдруг слышу восторженный голосок дочери. От дифирамбов в адрес новорожденной кобылки Ева перешла к восхвалению сводного брата. Мол, какой он изумительно хорошенький и умный. Разумеется, слово «сводный» не звучит, и Ева называет малыша просто «мой братик».

Я круто разворачиваюсь и иду навестить Беллу.

* * *

На следующий день вечером мы с Евой готовим на кухне арабский салат «табуле». Это блюдо я освоила, когда дочь ударилась в вегетарианство. Ева сегодня – само очарование и предупредительность, а стало быть, что-то замышляет. Здесь сомнений нет.

– Ма, – начинает она, сосредоточенно рассматривая петрушку, которую режет на доске. Метнув взгляд в мою сторону, дочь снова опускает глаза.

– В чем дело? – Я стараюсь подготовить себя к грядущему сюрпризу.

– Прости меня за вчерашнее.

Я концентрирую внимание на доске с нарезанными помидорами и выжидаю. Ну вот, дождалась!

– Если разрешишь участвовать в соревнованиях в Страффорде, я согласна вывести татуировку.

– Что? – Я не могу удержаться от смеха. – Она согласна! К твоему сведению, чтобы вывести татуировку с помощью лазера, придется заплатить несколько тысяч долларов.

В воздухе повисает пауза, и мы с Евой с деловым видом нарезаем овощи.

– Нет, правда? – не выдерживаю я.

– Сто процентов. – Лицо Евы расплывается в милой улыбке.

– Ха! – Мне требуется время для размышлений. – Послушай, Ева, какие ты строишь планы на будущее?

– Хочу ездить верхом.

– Это мне известно, я имею в виду профессиональную карьеру.

– Я тоже.

– Ты больше не собираешься стать ветеринаром?

– Нет, хочу участвовать в соревнованиях.

– Уверена, что делаешь правильный выбор? Ведь знаешь, что больших денег так не заработать. То есть если подсчитать, во что обойдется экипировка даже одной лошади, то и пятидесяти тысяч не хватит…

– Знаю. Я вот подумала, что могу взять учеников на межсезонный период. Можно этим заняться прямо здесь. – Глаза дочери излучают кротость.

Мы снова на некоторое время умолкаем. Я будто балансирую на краю пропасти, широко расставив руки, и думаю, хватит ли мужества прыгнуть вниз. Набрав в легкие воздуха, бросаюсь в бездну.

– Послушай, Ева…

– Да, мама?

– Понимаю, что, пожалуй, уже слишком поздно и приобрести и экипировать лошадь для соревнований в Страффорде мы не успеем, но обещаю подумать, как исправить ситуацию.

– Что ты сказала? – Дочь выглядит потрясенной.

– Ты прекрасно слышала.

Некоторое время дочь пристально смотрит на меня в ожидании кульминации, которая разрушит все надежды. Однако ничего подобного не происходит, и Ева, отбросив в сторону нож, несется по кухне, едва не сбивает меня с ног и душит в объятиях.

– Мамочка, ты серьезно? – восторженно пищит она и, схватив меня за плечи, старается заглянуть в глаза.

Я молча киваю, и Ева с победным воплем вытанцовывает импровизированное фламенко.

– Ты самая лучшая! А почему ты вдруг передумала? Ладно, не имеет значения, не хочу ничего знать!

Надо понимать, Ева опасается, что я изменю решение.

Она поворачивает меня вокруг оси и, запечатлев на щеке смачный поцелуй, исчезает в коридоре.

– Не забудьте, милая леди, об обещании удалить татуировку! – кричу я вслед.

Ева с грохотом поднимается по лестнице и с силой хлопает дверью, так что в буфете дрожат стаканы.

Мутти важно вплывает на кухню и, охваченная дурными предчувствиями, застывает на месте, глядя на булькающий в кастрюльке булгур и покинутую разделочную доску. Ее можно понять, так как Ева обладает удивительной способностью: приступы необузданной ярости и восторженные порывы протекают у нее совершенно одинаково.