Время перемен

Я открываю окно и забираю у Мутти кружку. Она с удивлением осматривает заднее сиденье.

– Что это здесь?

– Мои вещи.

– С какой стати ты упаковала их в пластиковые пакеты для продуктов? – не верит глазам Мутти.

– Ева забрала все чемоданы.

– Господи, у нее было достаточно времени, чтобы освободить их. Непременно привези чемоданы обратно.

– Хорошо.

– Что-то мне неспокойно на душе. – Мутти стоит, сложив на груди руки, и, прищурившись, смотрит на меня. – Хочешь, поедем вместе?

– Не надо, все нормально.

– Точно?

– Абсолютно. Кроме того, в отеле не разрешается держать домашних питомцев.

Мутти переводит взгляд на Харриет. Такса, свесив на сторону язык, с нетерпением ждет, когда ее пригласят в машину. Мутти подхватывает собаку на руки и прижимает к себе.

– Позвони, когда доберешься до места, – напоминает Мутти. – А еще регулярно сообщай, как идут дела у нашей девочки.

– Обязательно.

Мутти наклоняется к окну, чтобы меня поцеловать, а Харриет, воспользовавшись подходящим случаем, изгибается всем телом и лижет мне лицо.

Итак, мораторий на собачьи поцелуи отменяется.

* * *

Я приезжаю с опозданием. Около Бетлехема пролился очередной поток слез, и я пропустила нужный поворот. Заметила ошибку уже у самого Вермонта.

Парковочная стоянка перед конюшней Натали забита машинами. В центре, задом ко входу, выстроились в линию три серебристо-малиновых трейлера.

Нахожу местечко, где пристроить машину, и иду через сияющую чистотой конюшню Натали. Лошади, что едут в Страффорд, стоят в денниках, закутанные с головы до ног в специально предназначенное для транспортировки одеяние из толстого красного нейлона. В предвкушении грядущего события они беспокойно ходят по денникам.

Слышу голос Натали, доносящийся из комнаты отдыха, и направляюсь туда.

Натали сидит на белом пластиковом стуле спиной к двери, а девочки и их родители расположились полукругом перед ней, словно в студенческой аудитории.

Понимаю, что проскользнуть незамеченной не удастся.

Ева сидит сзади, а рядом с ней – пустой стул. При виде меня у дочери глаза вылезают на лоб.

Стараюсь не привлекать к себе внимания, намереваясь побыстрее прошмыгнуть мимо Натали, но терплю неудачу. Натали умолкает на середине предложения и ледяным тоном обращается ко мне:

– Рада, что вы решили присоединиться к нам, Аннемари.

– Простите, – лепечу я и, глядя в пол, пробираюсь к Еве. – Трудности на дороге.

Ева сидит в заднем ряду. С одной стороны, это хорошо, а с другой – никуда не годно. Плохо, потому что я вынуждена проходить мимо присутствующих в комнате людей, а хорошо, потому что, оказавшись на месте, вижу перед собой абсолютно всех, а меня никому не видно.

Сажусь рядом с Евой и облегченно вздыхаю. Слава богу, Натали продолжает свою речь.

– Естественно, первое, что вы должны сделать, – это разместить лошадей. И только после того как они окажутся во временных денниках и вы тщательно проверите все и вся…

– Ма! Да что с тобой стряслось? – свистящим шепотом спрашивает Ева.

– Просто выдалась тяжелая ночь.

Выпучив глаза, дочь не отрываясь смотрит на меня и некоторое время молчит.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – наконец интересуется она.

Забота Евы трогает до слез. Я-то думала, что сейчас меня назовут ведьмой с Лысой горы.

– Я… у меня… – бессвязно бормочу я.

– Аннемари! Ева! Вы меня слушаете? – громовым голосом вопрошает Натали.

Мы с дочерью обмениваемся полными ужаса взглядами, и я, словно школьница, выпрямляю спину.

– Да, мэм, – откликается Ева.

А я от страха не могу произнести ни слова.

– Вот и хорошо, – успокаивается Натали, продолжая некоторое время смотреть на нас в упор. – Машина Марго приказала долго жить, поэтому нам не хватает нескольких ремней безопасности. Так что некоторым девочкам придется догонять нас в компании с родителями. Ева, поскольку тебе с мамой не терпится поскорее отправиться в путь, будешь одной из них. А еще Крис, Колин и Даниэль.

Названные девочки вертят головами, с ужасом глядя друг на друга, а потом обиженно дуются на родителей.

Встретившись глазами с дочерью, я лишь пожимаю плечами и, запинаясь, прошу прощения. Но Ева неумолима. Сидит, повернувшись лицом к манежу. Губы поджаты, руки скрещены на груди.

* * *

В машине стоит мертвая тишина.

– Посмотри, Ева, мы проезжаем мимо крытого моста, – пытаюсь я отвлечь дочь. – Какая на нем стоит дата? Обычно наверху висит маленькая табличка.

Всем своим видом Ева выражает неприкрытое недовольство.

– В чем дело? – бодро спрашиваю я.

– Мне плевать на какой-то дурацкий крытый мост!

– Так нельзя. Мост очень древний и красивый, а кроме того, является частью нашего наследия.

– Не нашего, а твоего. Я ведь из Миннесоты.

– Ты больше там не живешь.

– Все равно, – упрямится Ева. Будто я хочу показать ей какую-то гадость!

– Ладно, так и быть. Но когда мы доберемся до Старика-Горы, я тебе его непременно покажу. И обещай не капризничать.

– Как хочешь, – упорствует Ева, отвернувшись к окну.

– Ты хоть представляешь, что это такое?

– Нет, – с равнодушным видом заявляет дочь.

– Старик-Гора – символ нашего штата. На склоне горы видно морщинистое лицо. Посмотри, – обращаюсь к дочери и показываю на профиль, изображенный на дорожном знаке, мимо которого мы проезжаем. – Или взгляни на табличку с номерными знаками на машине, что едет перед нами. Это и есть Старик-Гора.

– Вот эта фигня? Нашла чем удивить! Я видела его тысячу раз.

– Своими глазами?

– Нет, – кривит губы Ева.

– Скажи, Ева, за что ты на меня злишься?

– А ты как думаешь, мамочка? – огрызается она.

– Потому что пришлось ехать вместе со мной?

– Скажи, какая сообразительная!

– Прекрати паясничать! – взрываюсь я. – У меня сегодня отвратительное настроение.

Лицо дочери принимает удивленное выражение.

Вцепившись пальцами в руль, веду машину в полном молчании.

– Лучше расскажи, что у тебя стряслось, – кротко просит Ева.