Время пить Херши. Сборник рассказов

В соседней комнате гремела кастрюлями Фаина Ромуальдовна, перебирая фасоль на зиму. Выше горланили «Мурку» и матерились.

«Надоело, все надоело…», – Савелий вышел из подъезда и побрел по сырой улице. Проходя мимо копающегося в баке старика, он вдруг услышал обрывки его торопливой и взволнованной речи: «Не любит сливочное мороженое. Бред. Это так вкусно и ново… Нет, главное… Итак, главное… корпускулярно-волновой дуализм…уравнение Шредингера. Эйдосы?.. Мы эйдосы?!. Старик вытащил из помойки дырявый мешок и, вытряхивая его, продолжал спорить с невидимым оппонентом: «Земляне… Кем они нас считают и видят? До чего же недалекие, примитивные существа. Но какие необычные… Да, но их фильмы про инопланетян?.. А их теории?.. Мы как субстанциональная основа физического вектора состояния? Сущности?.. Скажите еще зеленые человечки!..».

Он неожиданно повернулся к Савелию:

– Молодой человек, я похож на зеленого человечка?

– Вы на бомжа похожи, извините.

– Да-да, вполне согласен. Но можно ли вам задать еще два вопроса? Ночью я улетаю к себе домой. Это далеко. Туманность NGC 6302 в созвездии Скорпиона… И больше у меня не будет возможности найти ответы на эти оставшиеся два проклятых вопроса. Они не дают мне покоя и без ясности в них вся стройная система моих умозаключений рухнет. Это недостающие звенья. Я улечу в дали галактик и туманностей, где мерцают цефеиды и взрываются сверхновые. Вернусь не скоро, хотя меня чрезвычайно заинтересовали жители планеты Земля. Но два миллиона световых лет слишком много даже для моего корабля.

– В мусорном баке полетите?

– Откуда вы узнали? – встревоженно спросил старик.

– Догадался…

А чудак продолжал:

– Здесь, на Земле, я уже все изучил, иногда в таких вот мусорных баках. Отхожие места землян хранят много информации. Осталось неясным: почему вы ставите носки к батарее центрального отопления?

– Если стирать чаще, то их можно просто повесить сушиться.

– Спасибо, молодой человек! Как все гениально просто!.. И последний, главный для меня вопрос, если не затруднит.

– Валяйте…

– Что заставляет землян, большей частью мужского пола, вставать рано утром, собирать пакеты с биологической массой, окисляемой затем в желудке, и сидеть целыми днями у холодной реки с длинной гибкой палкой, глядя на яркий кусочек вспененного пенополистирола? Я знаю, это удочка, придуманная еще на заре вашей цивилизации. И когда на эту удочку попадается небольшая особь Leucaspius delineatus, называемая попросту верхоплавкой, эти странные земляне испытывают сильные чувства. Нередко эти чувства громко озвучиваются словами, обозначающими близких родственников данного индивидуума. Кажется, это означает недовольство. А если на такую примитивную удочку вдруг подцепится широкий и горбатый экземпляр Abramis brama того же биологического класса, но размером с ладонь взрослого землянина, то странный человек ведет себя уже совсем несоответственно общему стилю поведения землян. Своими движениями он напоминает веселые игры южноафриканских сурикатов или наскальные рисунки ваших предков, когда они жили в пещерах и охотились на больших мохнатых зверей Mammuthus из отряда хоботных. Биологические условия на Земле и в нашем мире очень похожи, но мне никогда не приходилось видеть, чтобы разумные существа нашей планеты сидели днями и ночами у холодной реки под дождем и снегом в ожидании, когда на крючок примитивной ловушки подцепится холоднокровная особь размером с ладонь представителя Homo sapiens. Что может вызывать такое неадекватное поведение и такую непонятную реакцию на поимку двух-трех штук мелких экземпляров надкласса парафилетической группы водных позвоночных животных обширной группы челюстноротых, для которых характерно жаберное дыхание на всех этапах постэмбрионального развития организма? Словом, почему эти несчастные так радуются, когда поймают маленькую рыбку?

– Сами вы несчастный! – вскипел вдруг Савелий. – Это вы о ком так, о рыболовах?!. Гуманоид липовый с Альфа Центавра.

– Я с Туманности NGC 6302 в созвездии Скорпиона, планета…

– Да хоть с острова Велья-Лавелья!.. Несчастные это не те, кто с удочкой. Несчастные запираются в душных квартирах, пожирая у телевизора чипсы из генномодифицированной картошки, которую даже колорадский жук не ест, а потом идут в свои офисы и небо видят только в пластиковых окнах или в передачах National Geographic. А здесь… Вы представьте… Рыболов у реки. Тихо-тихо звенит тишина, пугаясь всплеска ленивого леща или быстрой уклейки. Шепчут и вздыхают камыши от утреннего ветерка. На траве росинки, словно слезы уходящей ночи. В них переливается молодая заря розовым и нежно зеленым светом. А над рекой дышит и движется туман. Он скользит по теплой воде, а потом сползает на росистые луга, веснушчатые от ромашки. Там еще скрежещет коростель и в низинах пахнет холодной крапивой. На зеркале воды виден чутко настороженный ваш поплавок с красной антенной. Это настороженность создается его точной и красивой огрузкой. Но что это?! Поплавок только что был виден, но его уже нет на воде! Вы не должны больше ждать! Подсечка!.. На леске упирается сильная рыба. Она упруго тянет в глубину и всплескивает на поверхности, рассыпая серебряные брызги. Но она уже устала. Она уже в вашей руке. Красивая, неземная, с алым пятнышком и золотой каемочкой в пугливом глазу, с чешуей, отливающей старым золотом и драгоценными камнями, в которых играет солнце. Вы поймали рыбу… И вы почему-то дрожите, хотя вам не холодно. Рука тянется к удочке. Вам торопливо азартно и красиво от картины перед глазами, до сладкой боли где-то под сердцем, до веселой тоски и одинокого спокойствия…

Сумасшедший старик слушал Савелия зачарованно и неотрывно. Нижняя челюсть его давно отвисла, а в лиловых глазах вспыхивали и гасли утренние зори, горело полнолуние в ледяной тишине осенней ночи, взрывались каскады брызг от ударов взбешенного язя, и плавилась уклейка на тихой воде. Старик и Савелий уже тянулись друг к другу в теплоте понимания и какой-то родственности душ. Они встряхивали над головой кулаками, толкали друг друга в плечи, Савелий показывал размахом рук длину пойманной когда-то рыбины и пытался на пальцах объяснить старику характеристики мультипликаторных катушек… Все закончилось в один миг. Высокий старик вдруг оттолкнулся от земли и заторопился в сторону улицы, разбрызгивая лужи. Вскоре он смешался с толпой у торгового центра.

«Совсем у деда плохо с головой. В психушку позвонить что ли? Хоть еда будет у него и крыша над головой. Подлечат, глядишь. Завтра, все завтра…», – Савелий еще раз взглянул в сторону улицы, куда торопливо удалился безумный старик, и пошел домой.

Ночью он проснулся от яркого неонового света. Над двором висел мусорный бак, из которого торчали спиннинги, фидерные удилища и ледобуры разных конструкций. В баке стоял старик и строго смотрел на звезды. Яркая вспышка ослепила Хвастунова и бак исчез в темном небе…

Выбор

…Камень был холоден и бесстрастен. Он лежал здесь миллионы лет и видел многое. На его глазах взрывались вулканы, и падал с черного неба пепел, закрывая солнце. Вонзался в небо Триасового времени яростно-ликующий вопль аллозавра-убийцы, рвущего на части ленивого и глупого диплодока. Приходили гунны, и вздрагивал объятый торопливым пороком Рим от тяжкого гула множества коней. Но сходились герулы и гепиды на Каталаунских полях с золотыми римлянами, и умирали, бежали варвары, заливая горячей кровью холмы Галлии. Это было незаурядное событие и грандиозное зрелище.

В году 451-ом, в глухую ночь, рубились вслепую и нелепо случайно франки и гепиды. На встречных маршах произошла короткая и сумбурная резня. Пятнадцать тысяч человек не увидели утро. В день светлый и роковой открылась диспозиция, где Аэций ждал сражения на левом фланге, на правом – переминались в тревожном нетерпении везеготы Теодориха. Король аланов Сангибарн, ненадежно верный Риму, должен был принять удар в центре, где был с гуннами свирепоглазый Атилла и лучшие его войска.

Колебался Атилла и был тревожен, поскольку было ему предсказание, что, доселе непобедимый, примет он поражение и бесславие в этом бою. Но отступать было поздно. И тогда сказал Атилла своим солдатам просто и коротко: «Кто может пребывать в покое, если Аттила сражается, тот уже похоронен!». Страшно запели буцины и трубы, гордо поднялись вверх императорские имаго и аквиллы легионов, а под ними вспыхнули золотом панцири декурионов и тораксы. Ряды гуннов были темны и по-звериному настороженны. Ударили пращники и в небо поднялись свистящие точки, встречаясь с тучами стрел. Войска сошлись.

«Битва лютая, переменная, зверская, упорная… Если верить старикам, то ручей на упомянутом поле, протекавший в низких берегах, сильно разлился от крови из ран убитых; увеличенный не ливнями, как бывало обычно, но взволновавшийся от необыкновенной жидкости. Он от переполнения кровью превратился в целый поток».

(Иордан. «Гетика»).

Камень видел все это, и у него было время подумать. Его холодный разум умел отсчитывать время и анализировать события. И, казалось, ничто не могло изменить мир вокруг него и сущность его самого. Невероятно сильные ветра, приходящие с востока, лишь полировали его поверхность, а бьющие в него молнии из яростных тифонов превратили его в крепкий монолит, оплавленный в местах ударов. Он знал, что вечен, и от этого ему было спокойно. Но пришли люди, вырыли под камнем большую яму и закатили в нее множество каких-то бочонков. Тяжко вздрогнула земля, поднимаясь в небо со столбами огня и дыма, и камень раскололся, теряя форму и цельную структуру, данную свыше. В коллоидах молодой породы, хранящей память рождения, забилось, угасая: «Это все».

…Камень был молодым деревом и помнил свою вечную жизнь созерцательного бытия среди скал только вначале, когда пробивался сквозь палую листву в виде ростка. Высыхая на склоне холма, он снова вспоминал, как глядел в розовую даль, ощущая себя тяжелым и вечным монолитом, а потом совсем ясно чувствовал и слышал, как шелестел он листвой на теплых ветрах и сверху на его крону падали торопливые дожди, стекая по жилистому стволу. Он был нежной личинкой, в сладкой муке выползающей из хрустящего кокона, а потом становящейся красивой бабочкой. Камень парил над горами, опираясь на сильные крылья, и слабые люди-букашки кричали ему снизу: «Эль кондор паса»… А затем он сидел у тихой реки и глядел на поплавок, от которого расходились круги. Камень поднимал удилище, чувствуя, как бьется его сердце, и на леске тяжело упиралась серебристая рыбина. Она сонно разевала рот в его руке. От рыбы пахло теплым шелковником и синими струями реки. Он уходил в дом на берегу, где его встречала светловолосая женщина. Она брала у него рыбу, целовала в губы и жарила рыбу на углях. Ночью они обнаженные купались в реке, и только Луна глядела на них.