Время Шамбалы
Шрифт:
Реакция наркома на сообщение А. В. Барченко была двойственной — поездку в Афганистан он тут же решительно отклонил по политическим соображениям, но в то же время высказался довольно положительно относительно посещения Тибета. Свой отзыв об экспедиционном проекте А. В. Барченко Г. И. Чичерин направил в Политбюро ЦК. Однако уже на следующий день из телефонного разговора с начальником ИНО ОГПУ М. А. Трилиссером Г. В. Чичерин узнал, что тот совершенно не в курсе относительно похода в НКИД А. В. Барченко и чекистов. Кроме того, Г. И. Чичерину доложили, что его визитеры самовольно обратились через наркоминдельский отдел виз в афганское посольство, заявив, что они «составляют экспедицию, едущую от ВСНХ». Разгневанный нарком тут же направил новую докладную в Политбюро с просьбой «не давать хода» его предыдущему письму. Ссылаясь на свой разговор с Трилиссером и Ягодой, он отмечал в ней, что «руководители ОГПУ теперь сомневаются в том, следует ли вообще отправлять экспедицию Барченко, ибо для проникновения в Тибет имеются в виду более надежные способы». В этой записке Г. И. Чичерин, помимо прочего, высказал свое отношение к исследованиям ученого и его проекту:
«Некто Барченко уже 19 лет изучает вопрос о нахождении остатков доисторической культуры. Его теория заключается в том, что в доисторические времена человечество развило необыкновенно богатую культуру, далеко превосходившую в своих научных достижениях переживаемый нами исторический период. Далее он считает, что в среднеазиатских центрах умственной культуры, в Лхасе, в тайных братствах, существующих в Афганистане и тому под., сохранились остатки научных познаний этой богатой доисторической культуры. С этой теорией тов. Барченко обратился к тов. Бокию, который ею необыкновенно заинтересовался и решил использовать аппарат своего Спец. Отдела для нахождения остатков доисторической культуры. Доклад об этом был сделан
Я ответил, что о поездке в Афганистан и речи быть не может, ибо не только афганские власти не допустят наших чекистов ни к каким секретным братствам, но самый факт их появления может повести к большим осложнениям и даже к кампаниям в английской прессе, которая не преминет эту экспедицию представить в совершенно ином свете. Мы наживем себе неприятность без всякой пользы, ибо, конечно, ни к каким секретным братствам наши чекисты не будут допущены.
Совершенно иначе я отнесся к поездке в Лхасу. Если меценаты, поддерживающие Барченко, имеют достаточно денег, чтобы снарядить экспедицию в Лхасу, то я даже приветствовал бы новый шаг по созданию связей с Тибетом при непременном условии, однако, чтобы, во-первых, относительно личности Барченко были собраны более точные сведения, во-вторых, его сопровождали достаточно опытные контролеры из числа серьезных партийных товарищей и, в третьих, чтобы он обязался не разговаривать в Тибете о политике и, в особенности, ничего не говорить об отношениях между СССР и восточными странами. Эта экспедиция предполагает наличие больших средств, которые НКИД на эту цель не имеет.
<…> Я безусловно убежден, что никакой богатейшей культуры в доисторическое время не существовало, но исхожу из того, что лишняя поездка в Лхасу может в небольшой степени укрепить связи, создающиеся у нас с Тибетом» [222] .
222
А. И. Андреев. От Байкала до священной Лхасы… С. 170–171.
Отповедь Г. И. Чичерина, в которой чувствуется скрытое соперничество НКИД и ОГПУ, не обескуражила Г. И. Бокия, поскольку нарком в принципе не возражал против экспедиции А. В. Барченко в Тибет, хотя и считал необходимым прикрепление к ней партийного «контролера», т. е. политкомиссара. Именно таким образом Политбюро поступило в 1923 г. с П. К. Козловым, навязав его Тибето-Монгольской экспедиции дополнительного сотрудника, бывшего коминтерновца Д. М. Убугунова. Точно также поступили и с А. В. Барченко, назначив в его отряд политкомиссара Я. Г. Блюмкина. Одиозная личность бывшего левого эссера-террориста — убийцы германского посла графа В. Мирбаха, однако, встретила решительный отпор со стороны А. В. Барченко. Такому человеку как Блюмкин не могло быть места среди участников его отряда, отправлявшегося в святую землю Шамбалы. Но была, как кажется, и другая, более веская причина, окончательно разрушившая надежды А. В. Барченко. Уже в начале августа 1925 г. Г. В. Чичерин приступает к разработке планов новой советской дипломатической экспедиции в Тибет, что делало практически невозможным какое-либо постороннее проникновение в эту страну.
Не попав в Шамбалу, А. В. Барченко осенью того же года отправился вместе со своей женской «свитой» в другое заповедное место, на Алтай. Цель этой поездки, организованной все тем же Г. И. Бокием, состояла в том, чтобы установить связь с представителями «русской ветви традиции Дюнхор», искателями Беловодья. Э. М. Кондиайн сообщает нам маршрут путешественников — через Семипалатинск, Усть-Каменогорск, пароходом по Оби и Иртышу, а затем на лошадях в горы. Конечный пункт — селение Катон-Карагай, расположенное в живописной Бухтарминской долине. Там рассчитывали встретить тех, кто некогда ходил в Беловодье-Шамбалу. В Катон-Карагае А. В. Барченко познакомился со 115-летним старцем Филоновым («старик с пасеки»), у которого был сын и множество внуков. Оттуда, судя по краткой записи Э. М. Кондиайн, А. В. Барченко и его спутницы двинулись в Котово, где находилась заимка Филонова — избушка и пасека. Запись заканчивается сообщением, что «старик вылечил Олю от простуды горячим медом» [223] .
223
Архив семьи Кондиайнов. Э. М. Кондиайн. Тетрадь 2. Приложение на отдельном листе.
15. ОГПУ овладевает «Древней Наукой»
Несмотря на неуспех новой попытки пройти в заветную Страну Махатм, А. В. Барченко не пал духом. Осенью 1925 г., по возвращении с Алтая, ему удалось наконец-то приступить к практической реализации давно уже созревшего плана, которому он придавал значение «исторической миссии» — к передаче руководителям «идейного коммунизма в России», «Большим большевикам», ключа к универсальным знаниям древних («Универсального ключа»). В письме Г. Ц. Цыбикову А. В. Барченко мотивировал свое решение так. Русская социальная революция, хотя и оказывает «идейную поддержку Востоку», еще «совершенно далека от понимания той величайшей общечеловеческой ценности, коей скрыто владеет Восток». Ломая традиционные бытовые устои народов восточных окраин России — «коренные основы их самобытности», она тем самым уничтожает элементы древнейшей научной традиции. Ту же губительную политику большевики проводят и в отношении зарубежных восточных стран. Единственно возможный выход из такого положения — «скорейшее ознакомление крупнейших идейных руководителей Советской власти с истинным положением вещей, с истинной ценностью тех древнейших бытовых особенностей Востока, к разрушению которых Советская власть подходит так примитивно и грубо не из злостных побуждений, но по неведению, действуя с глазами, завязанными ей авторитетом западно-европейской академической науки. Самым сильным, самым неоспоримым и убедительным орудием в этом может послужить подтверждение, что Восток до сих пор владеет в неприкосновенности не только случайно уцелевшими практическими формулами тантрической науки, но и всей разумно обосновывающей ее теорией „Дюнхор“» [224] . По существу это была попытка просветить новых властителей России, тех, кто не ведает, что творит. При этом А. В. Барченко явно следовал примеру своего учителя Сент-Ива, который в свое время апеллировал к главам западных держав, призывая их к «коллективной охране очага древней науки», т. е. Шамбалы, поскольку он мог бы пострадать в случае военного столкновения Англии, Афганистана и России [225] . (Англия и Россия действительно едва не начали войну из-за Афганистана в середине 1880-х. Ситуация удивительным образом повторилась полвека спустя, в результате резкого обострения англо-советского соперничества в Центральной Азии.) Тот же Сент-Ив, между прочим, побуждал французского премьера Жоржа Клемансо установить контакт с мудрыми правителями Агарты-Шамбалы.
224
НАРБ. Письмо А. В. Барченко Г. Ц. Цыбикову от 24 марта 1927. Л. 21, 25.
225
Протокол допроса А. В. Барченко от 10 июня 1937. Цит. по кн.: О. Шишкин. Битва за Гималаи. С. 366.
Для передачи эзотерического знания наиболее достойным представителям большевистской партии А. В. Барченко организовал в недрах ОГПУ в конце 1925 г. — при содействии Г. И. Бокия — небольшой кружок по изучению Древней науки. В этот кружок вошли ведущие сотрудники Спецотдела — Гусев, Цибизов, Клеменко, Филиппов, Леонов, Гопиус, Плужницов, а также его начальник Бокий [226] . А. А. Кондиайн в своих показаниях, однако, говорит о двух кружках: одним руководил А. В. Барченко, другим — он сам, при этом в его кружке занималось 15 человек, в том числе Г. И. Бокий и Е. Гопиус [227] . И все же, какого-то отдельного «кружка Кондиайна» скорее всего не существовало, а просто А. А. Кондиайн, по просьбе А. В. Барченко, вероятно, читал собственные доклады в кружке (о чем свидетельствует и Г. И. Бокий). Как бы то ни было, но занятия с сотрудниками Спецотдела продолжались недолго, поскольку, по словам Г. И. Бокия, ученики оказались «неподготовленными к восприятию тайн Древней науки». Кружок А. В. Барченко распался, но энергичному Г. И. Бокию вскоре удалось подыскать новых, более способных учеников «из числа своих старых товарищей по Горному институту». В состав этой второй группы входили М. Л. Кострыкин, А. В. Миронов (оба инженеры), Б. С. Стомоняков (зам. наркоминдела в 1934–1938), И. М. Москвин (член Оргбюро и секретариата ЦК, заведующий орграспредом ЦК),
А. Я. Сосовский [228] . Несколько раз занятия кружка, согласно Г. И. Бокию, посещали С. М. Диманштейн и инженер Ю. Н. Флаксерман, а также, по свидетельству Ф. К. Шварца, Г. Г. Ягода — в будущем шеф НКВД [229] . О том, что конкретно изучали «ученики» А. В. Барченко на этих занятиях мы узнаем из уже упоминавшегося письма А. В. Цыбикову, в котором говорится, что созданная им группа в течение двух лет «занималась изучением теории Дюнхор в основных ее пунктах и сравнением с теоретическими основами западной науки» [230] .226
Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-23768. Протокол допроса Г. И. Бокия от 17–18 мая 1937. Л. 62.
227
Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-26492. Протокол допроса А. А. Кондиайна от 8 июня 1937. Л. 16.
228
Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-23768. Протокол допроса Г. И. Бокия. Л. 62.
229
Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-23768. Протокол допроса К. Ф. Шварца от 3 июля 1937. Л. 73. Диманштейн Семен Маркович (1886–1939) — партийный и государственный деятель; член партии с 1904 г. С 1924 г. — заместитель заведующего Агитпропотделом ЦК ВКП(б) и заведующий Нацсектором (до февраля 1930 г.); Флаксерман Юрий Николаевич (1895—?) — в описываемое время сотрудник НТО ВСНХ. Автор книг: «Электрификация и теплофикация». М., 1931; «В огне жизни и борьбы: Воспоминания старого коммуниста». М., 1987.
230
НАРБ. Письмо А. В. Барченко Г. Ц. Цыбикову от 24 марта 1927. Л. 27.
В этой связи, естественно, возникает вопрос: в какой степени А. В. Барченко владел этой «теорией»? Мы уже говорили, что свои познания в области Калачакра-тантры он в основном почерпнул из бесед с «восточными учителями» — Нага-Навеном, Хаян-Хирвой и бурятско-калмыцкими ламами во время проживания в буддийском общежитии в Старой Деревне. Скорее всего это были довольно поверхностные знания, ибо трудно представить себе, чтобы европеец, не владеющий тибетским языком, мог овладеть столь сложной религиозно-философской системой всего за несколько месяцев. Сами ламы обычно изучают Кала-чакру в специальных монастырских школах — «дуйнхор-дацанах», где курс обучения обычно длится 4 года. Следовательно, А. В. Барченко имел возможность познакомиться с высшим тантрийским учением лишь в самых общих чертах, но, вероятно, этих знаний оказалось вполне достаточно для включения им тибетской тантры в общую систему Древней науки. И действительно, в письме Г. Ц. Цыбикову А. В. Барченко говорит об учении Калачакры довольно невнятно и туманно. В целом учение характеризуется им как некая «универсальная наука», представляющая «синтез всех научных знаний». Сам термин «дуйн-хор» (буквально «колесо времени») Ф. К. Шварц и Г. И. Бокий переводят — по-видимому, со слов А. В. Барченко — соответственно как «семь кругов» и «семь кругов знания». Такое понятие, однако, не встречается в известной нам литературе Калачакра-тантры. Возможно, в данном случае речь идет о древней космологической концепции «Семи кругов» (небес, миров, сфер), с которой мы встречаемся, например, у Платона и в книгах Гермеса. В своей лекции о картах Таро (см. приложение 1) А. В. Барченко утверждает, что число СЕМЬ — символ «Великого Универсального механизма» Божественного Творчества, иначе «Великого Универсального Круговорота». А в записке для членов ЕТБ он говорит о семикратной смене цивилизаций в рамках Большого земного цикла. Вспомним также о семи окружностях Археометра Сент-Ива — «ключа ко всем религиям и наукам древности». Вообще же число 7 облечено большим сакральным смыслом в эзотерической символогии, особенно в учении розенкрейцеров (7 космических кругов, или планов, 7 Великих Логосов, 7 планетарных духов, 777 Инкарнаций, семиричная конституция человека и т. д.) [231] Аналогичным образом и у Г. И. Гурджиева мы встречаемся с понятием 7 космосов или миров. Но в таком случае А. В. Барченко, очевидно, употреблял тибетский термин Дуинхор в отрыве от его прямого значения, как синоним Древней науки в целом.
231
См. Макс Гендель. Космогоническая концепция (Орден Розенкрейцеров). Основной курс по прошлой эволюции человека, его нынешней конституции и будущему развитию. СПб., 1994.
В то же время можно с большой уверенностью утверждать о том, что в практическом плане самое ценное в Древней науке для А. В. Барченко — это, во-первых, ее «синтетический метод», который, как уже говорилось, А. В. Барченко пытался применять для обработки экспериментальных (лабораторных) данных, и, во-вторых, психотехника («тантрическая созерцательная тренировка»). Конечная цель такой «тренировки» формулировалась им как «индивидуальное совершенствование вплоть до степени возбуждения в себе крестцовой чакры» [232] — то, что на языке йоги называется «пробуждением Кундалини». Мы уже говорили, о том, что Барченко, по-видимому, был достаточно хорошо знаком с индийской йогой. Но он также пытался использовать знание о «чакрах» (которые он называет «главными ганглиозными узлами») в своей довольно оригинальной медицинской практике. Э. М. Кондиайн рассказывает такую курьезную историю:
232
НАРБ. Там же. Письмо А. В. Барченко Г. Ц. Цыбикову. Л. 37.
«У меня с 1921, после рождения Олега, сделалось расстройство обмена веществ, болело колено 2 года. Меня лечили врачи, но боль становилась все сильнее, не давала спать по ночам, с трудом ходила. А. В. Барченко меня вылечил за один месяц чугунным утюгом. Я ложилась на пол на живот между двумя опрокинутыми табуретками. На палке между табуретками подвешивался горячий утюг над моим крестцовым сплетением. Первый раз — в течение 10 минут. Этого оказалось слишком много. Ночью боли у меня усилились и поднялась температура. Уменьшили продолжительность процедуры до 3 минут, прибавляя по одной минуте в день. Остановились на 20 минутах».
Усилия А. В. Барченко, направленные на просвещение коммунистических вождей посредством эзотерического знания, оказались столь же бесплодными, как и его попытка связать «Больших большевиков» с духовными водителями мира, обитающими в Шамбале. Лекции А. В. Барченко, адресованные крошечной группе московских партийцев (заметим, далеко не самых высокопоставленных и влиятельных), сколь бы увлекательными и познавательными они ни были, не могли оказать существенного влияния на идеологию большевиков. Теория А. В. Барченко о высокоразвитой доисторической культуре должна была казаться откровенной ересью любому правоверному марксисту. Известно, что В. И. Ленин решительно отрицал существование «золотого века» в доисторическую эпоху, утверждая, что первобытный человек был «совершенно подавлен» трудностью жизни и трудностью борьбы с природой [233] . И все же тот факт, что инициатива А. В. Барченко совпала по времени с выступлением зиновьевско-троцкистской оппозиции, ставшей кульминацией идеологического брожения в партийных рядах, наводит на мысль: не мог ли А. В. Барченко, столь энергично выражающий в письме Г. Ц. Цыбикову свое несогласие с восточной политикой большевиков, быть связан с кем-либо из оппозиционеров? Например, с Л. Д. Троцким?
233
В. И. Ленин. Аграрный вопрос и «Критика Маркса». ПСС. Т. 5. С. 103.
Напомним, что Троцкий, исходя из своей теории «перманентной революции», резко критиковал в 1927 г. линию партии и Коминтерна в вопросе о китайской революции, как и вообще «безграмотный» бухаринско-сталинский курс в отношении восточных стран. Правда, у нас нет сведений о прямых контактах между А. В. Барченко и Л. Д. Троцким, в то же время А. А. Кондиайн в своих показаниях говорит о том, что А. В. Барченко был связан в Москве с женой Троцкого, Бронштейн [234] . Г. И. Бокий, со своей стороны, на одном из допросов признался, что всегда был троцкистом и после высылки Троцкого поддерживал с ним постоянную и тесную связь [235] . И хотя достоверность подобного «признания» довольно сомнительна, в принципе нельзя исключить того, что А. В. Барченко мог передать Л. Д. Троцкому — через его жену или через Г. И. Бокия — свой «доклад» о Древней науке, на что вроде бы и намекает А. А. Кондиайн. В одной из поздних работ Л. Д. Троцкого мы находим довольно любопытный пассаж:
234
Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-26492. Дополнительные показания А. А. Кондиайна. Л. 53.
235
Л. Разгон. Плен в своем отечестве. М., 1994. С. 97.