Время Шамбалы

Находясь в Крыму, А. В. Барченко вместе со своим учеником возобновили серию экспериментов со светом, начатых им когда-то в «черной лаборатории» в Петрограде. Например, ставили опыты, доказывающие, что световое излучение бесцветно — та или иная окраска лучей (т. е. цвет) появляется в результате смешения черного и белого спектров. Для этого они вырезали из светлого картона диски и частично закрашивали их поверхность черной краской. Эти диски затем прикреплялись к маховому колесу швейной машины. Быстрое вращение колеса — при направлении на него потока света из какого-либо источника — давало ощущение цвета, который менялся в ту или другую сторону спектра в зависимости от величины «черного сектора» на диске. Идея подобных опытов, возможно, была навеяна популярной брошюрой А. К. Тимирязева («О свете, цветах и радуге»). В ней, между прочим, рассказывается о способе «смешения цветов» при помощи быстрого вращения насаженного на ось картонного круга, раскрашенного различными красками [252] . Ставились и опыты с целью установить характер влияния световых волн различной длины на живые организмы — растения и животных. Так, по рассказу Э. М. Кондиайн, А. В. Барченко «освещал» белых крыс через различные светофильтры. Выяснилось, что синие и фиолетовые лучи оказывают на животных губительное воздействие.

252

А. К. Тимирязев. О свете, цветах и радуге. Пг., 1919. С.11.

Весна 1927 года надолго осталась в памяти А. А. и Э. М. Кондиайнов. Запомнилось прежде всего счастливое время, проведенное в обществе Барченко — совместные прогулки-экскурсии в горы, обследование загадочных «пещерных городов», научные эксперименты. Э. М. Кондиайн вспоминает также ботанические «уроки» Барченко: «Весной А. В. ходил с нами по степи и показывал лекарственные растения — мак, адонис верналис, тысячелистник, полынь и др.» Этой же весной произошло и печальное событие — нелепая ссора между А. В. и Тамиилом, приведшая к разрыву между ними. Поводом для нее послужило то, что Тамиил нечаянно разбил комплект цветных липмановских пластинок — собственноручно изготовленных им, на которые были засняты все крымские опыты. Эти диапозитивы А. В. предполагал отправить в Москву с приехавшим в Бахчисарай Королевым и потому их утрату воспринял крайне болезненно, обвинив А. А. во «вредительстве и измене». О. А. Кондиайн, однако, подлинную причину разрыва видит в другом — «Мой отец в отличие от Барченко считал, что знания содержащиеся в древней науке, обнародовать нельзя, т. к. они могут быть использованы во зло. Кроме того, А. В., считая себя учителем, настаивал на том, чтобы отец признал себя его учеником, что обрекло бы его на полное ему подчинение». И действительно, А. В. Барченко придавал большое значение идее ученичества в контексте созданного им «братства»; изучение основ Древней науки, с его точки зрения, было допустимо «либо в порядке прямого, преемственного посвящения в степень ученика и брата, либо в порядке сообщения знаний правомочному коллективу», как это имело место в случае с московской группой учеников [253] . В этом можно усмотреть желание А. В. Барченко строго следовать восточной традиции с ее акцентом на сохранении линии преемственности при передаче эзотерического знания. Тамиил, однако, не хотел связывать себя какими-либо обязательствами по отношению к своему «гуру», зная, что ученичество предполагает беспрекословное подчинение ученика учителю.

253

Протокол допроса А. В. Барченко от 10 июня 1937. Цит. по кн.: О. Шишкин. С. 371.

А. В. Барченко уехал из Бахчисарая вскоре после ссоры с Тамиилом. «Тяжело мы переживали разлуку с А. В., — вспоминает в своих записках Э. М. Кондиайн. — Тамиил с этого времени сильно изменился, стал замкнутым, мрачным. Пытался восстановить отношения с А. В. Ездил к нему в Москву, раз в Кострому, но отношения оставались холодные, натянутые. И он быстро возвращался еще более убитым».

Рассказывая немало любопытного о пребывании А. В. Барченко в Крыму весной 1927 г., Э. М. Кондиайн ничего не говорит о его контактах с местными мусульманскими сектами, которые он также причислял к хранителям «Традиции Дюнхор». Об этом мы узнаем из другого источника — от Г. И. Бокия, который сообщает, что А. В. Барченко во время поездки в Бахчисарай в 1927 г. установил связь с членами мусульманского дервишского ордена Саиди-Эддини-Джибави и впоследствии вызывал в Москву и приводил к нему сына шейха (главы) этого ордена. Примерно в это же время, согласно Бокию, А. В. Барченко также ездил в Уфу и Казань, где установил связь с дервишами орденов Накш-Бенди и Халиди [254] . Сам А. В. Барченко также признался в ходе следствия, что начиная с 1925 г. он предпринял ряд попыток к сближению с представителями различных «религиозно-мистических сект» — с хасидами, исмаилитами, суфийскими дервишами, караимами, тибетскими и монгольскими ламами, алтайскими старообрядцами-кержаками и костромскими странниками-голбешниками. Цель этих встреч состояла в том, чтобы соединить внешне разрозненные ветви единой эзотерической традиции. В то же время А. В. Барченко ставил перед собой и более конкретную задачу — организовать всесоюзный «съезд» посвященных в Древнюю науку. Такой съезд должен был продемонстрировать советскому правительству реальность существования и научную ценность древнейшей Традиции, а также выработать рекомендации относительно применения в СССР «в самом широком масштабе» многих, «из тех воспитательно-технических методов, которыми владеет Дюнхор» [255] . Провести съезд предполагалось в Москве в конце 1927 г. или в 1928 г.

254

Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-23768. Протокол допроса Г. И. Бокия. Л. 66. Названия суфийских орденов даны в искаженном написании. Орден Саадия, названный по имени дервиша Саад ад-Дина Джибави (ум. в начале VIII в.), был основан в Дамаске в X–XI вв. Орден Пакшбанди (Пакшбандия) назван по имени его основателя Хаджа Баха ад-Дин Накшбанда (ум. ок. 1389). Орден с названием Халиди неизвестен. Наиболее близким по звучанию является западно-тюркский орден Халвати (Халватийа).

255

НАРБ. Письмо А. В. Барченко Г. Ц. Цыбикову. Л. 29.

Эта новая инициатива А. В. Барченко родилась опять-таки под влиянием Сент-Ива, который в своей книге «Миссия Индии в Европе» ратовал за созыв «европейского Вселенского Собора» представителей «всех вероисповеданий и всех Университетов» (т. е. эзотерических школ). Идею съезда-собора восточных ученых-эзотериков, по словам А. В. Барченко, одобрил в 1923 г. и Нага-Навен: «От Нага-Навена я получил также указания на желательность созыва в Москве съезда мистических объединений Востока и на возможность этим путем координировать шаги Коминтерна с тактикой выступления всех мистических течений Востока, которыми, в частности, являются гандизм в Индии, шейхизм в Азии и Африке» [256] .

256

Протокол допроса А. В. Барченко от 10 июня 1937. Цит по кн.: О. Шишкин. С. 369.

Определенная работа по выявлению и объединению российских адептов Древней науки велась А. В. Барченко подспудно в течение нескольких лет. Однако, решение о созыве «съезда» он окончательно принял лишь после поездки в Кострому в начале марта 1927 г. Костромичи-искатели Беловодья «формально» приняли его «в свою среду» и уполномочили «известить всех иноплеменников, владеющих Традицией Дюнхор», о своей работе в России [257] . С этой целью, приехав из Костромы в Крым (Бахчисарай), А. В. Барченко незамедлительно вступил в контакт с шейхами суфийских орденов Саадия и Пакшбандия, а также обратился письменно к ряду известных ему лиц; «посвященных» в Традицию, в том числе к Хаян-Хирве, Нага-Навену и Г. Ц. Цыбикову, приглашая их принять участие в съезде. Письма Г. Ц. Цыбикову и Хаян-Хирве должен был собственноручно доставить В. Н. Королев. (Окончивший годом ранее ЛИЖВЯ, последний получил в марте 1927 г. в Наркоминделе назначение на должность секретаря советского консульства в Алтан-Булаке — на границе с МНР, однако прежде чем проследовать к месту работы, решил навестить А. В. Барченко в Бахчисарае.) Любопытно, что для связи с Хаян-Хирвой А. В. Барченко вручил В. Н. Королеву «пароль» — нарисованный на бумаге знак Розы и Креста. Хаян-Хирве А. В. Барченко также отправил письмо для передачи Нага-Навену, который в то время находился во Внутренней Монголии. (Складывается впечатление, что Нага-Навен был связан с другим тибетским оппозиционером — Панчен-ламой, который в декабре 1923 бежал с группой своих сторонников в Китай по причине недовольства прозападными реформами Далай-ламы. Вскоре после того как Панчен-лама в начале 1927 г. перебрался из Пекина в Мукден, поползли слухи о его скором возвращении в Тибет, что, по мнению лам, указывало на приближение сроков Шамбалинской войны. А. В. Барченко, разумеется, хорошо знал о древнем буддийском пророчестве, и его письмо к Г. Ц. Цыбикову проникнуто острым предчувствием грядущего мирового катаклизма.)

257

НАРБ. Письмо А. В. Барченко Г. Ц. Цыбикову. Л. 20.

После отъезда из Крыма А. В. Барченко продолжил работу по организации съезда адептов Древней Науки. Во время вторичного посещения Костромы в 1927 г. он встретился с сыном шейха ордена Саадия на квартире Ю. В. Шишелова. (Последний после обучения в ЛИЖВЯ перебрался в Кострому, где устроился на работу в милиции.) Здесь же в Костроме, ожидая прибытия из заграницы некоего «представителя ордена Шамбала» [258] , ученый неожиданно был арестован ОГПУ, но его вскоре освободили после вмешательства Г. И. Бокия. По сведениям А. А. Кондиайна, А. В. Барченко в тот же период встречался и с главой хасидов Шнеерсоном, впоследствии высланным из СССР [259] . Какие-либо подробности этих встреч нам не известны.

258

Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Протокол допроса Г. И. Бокия. Л. 66.

259

Там же. Протокол допроса А. А. Кондиайна. Л. 42. Связь Барченко со Шнеерсоном, по-видимому, осуществлялась через К. Ф. Шварца: «При помощи Бокия Шнеерсон был освобожден из ссылки и выслан из СССР. Когда Шнеерсон проживал в Варшаве, Шварц продолжал поддерживать с ним связь».

Цель обращения А. В. Барченко к Г. Ц. Цыбикову состояла прежде всего в том, чтобы привлечь известного тибетолога, а вместе с ним и некоторых высокоученых бурятских лам, к участию в намеченном съезде. Более конкретно А. В. Барченко предлагал Гомбожабу Цэбековичу выступить в роли переводчика и эксперта-консультанта по вопросу о «бытовых формах ламаизма». В то же время он просил его прочитать курс тибетского письменного и разговорного языка московской группе изучающих Древнюю науку. Предлинное послание Барченко (составляющее в перепечатке более 30 страниц!), как кажется, чрезвычайно удивило бурятского профессора. А потому ответил он на него не сразу, а почти полгода спустя, после долгих размышлений и, возможно, наведения справок о незнакомом ему столичном ученом. Посетив в апреле 1927 г. с научной командировкой Монголию (Улан-Батор), Цыбиков неожиданно обнаружил там истоки новой идеологии — книги Ц. Жамцарано и Н. К. и Е. И. Рерихов. Вот как он рассказывает об этом в своем путевом дневнике:

«После переезда на новую квартиру <…> получил обратно заграничный паспорт, отобранный на аэродроме. Потом побродил по магазинам и лавкам, вернулся пешком в учкомовскую квартиру свою. Читать пока нечего. У Жамцарано прочитал „Основы буддизма“. Написана в апологетическом тоне, сопоставляет учение Будды с новым мировоззрением. Художник Н. Рерих напечатал и выпустил здесь несколько книжек в этом духе. Сопоставляя такое новое течение с содержанием письма Борченко (орфография публикаторов дневника — А. А.), приходится заметить, что, должно быть, появляется новое веяние — основать социализм на принципах древнего буддизма. Какое это течение, пока судить не берусь. Разбор дам по возвращении к письму Борченко, которое оставил в Верхнеудинске» [260] .

260

Г. Ц. Цыбиков. Дневник поездки в Ургу в 1927. Избранные труды в 2-х т. Т. 2. Новосибирск, 1981. С. 126–127.

Ответное письмо Г. И. Цыбикова А. В. Барченко не сохранилось. Мы знаем только, что оно было датировано 22 ноября 1927. О его содержании можно судить лишь отчасти по некоторым репликам из второго письма Барченко бурятскому ученому (начато 27 декабря 1927 и закончено 24 марта 1928), которые позволяют говорить о том, что Цыбиков отнесся к сделанным ему предложениям с изрядной долей недоверия и скепсиса. В этом новом послании А. В. Барченко решительно отвергал брошенные ему академиками-ориенталистами вкупе с «лицом из высшего ламайского духовенства» (то есть Доржиевым) обвинения и вновь аргументированно доказывал своему корреспонденту необходимость «посвятить идейных руководителей России в подлинную сущность того научного богатства, коим скрыто владеет Восток». При этом он подчеркивал близость основных положений системы Дюнхор и материалистического учения большевиков. «Учителя марксизма» — Маркс, Энгельс и Ленин, утверждал он, не ведая о тысячелетней исторической ошибке западной науки, интуитивно (курсив А. А.) осознали «основы универсальной синтетической истины», в свое время ставшей достоянием древнейшей культуры Востока. «Эта истина осознана ими вплоть до общей формулировки основного космического процесса, лежащего в основе центральной тайны Дюнхор» [261] . Для подкрепления такого вывода А. В. Барченко послал Г. Ц. Цыбикову вместе с письмом один из философских трудов Ф. Энгельса, в котором отчеркнул карандашом обнаруженные им аналогии с тантрийским учением. (Возможно, это был «Анти-Дюринг», поскольку именно на него А. В. Барченко неоднократно ссылался в первом письме.)

261

НАРБ. Письмо А. В. Барченко Г. Ц. Цыбикову от 12 декабря 1927—24 марта 1928. Л. 38. От этого письма сохранился лишь большой начальный фрагмент.

Но что более всего привлекало А. В. Барченко в марксистском учении, это его социальная программа: ликвидация имущественных («экономических») классов и их замена классами на профессиональной основе (т. е. профессиональными социальными группами), а также борьба с накопительством. Проведение в жизнь этой программы, по мнению А. В. Барченко, должно было бы привести к существенному оздоровлению государства и общества. Помочь большевикам в этом могли бы «владеющие тайной Дюнхор», поскольку они имеют «многотысячелетний опыт воспитания естественных профессиональных классов» [262] .

262

НАРБ. Письмо А. В. Барченко Г. Ц. Цыбикову от 24 марта 1927. Д. 9.

17. Шамбала перед судом ЧК

Конец 1920-х для А. В. Барченко был временем крушения многих его надежд и планов. Рухнула идея созыва съезда «посвященных в Дюнхор», прекратились занятия с «парт-оккульт-кружком» Бокия и разъезды по стране с целью координации работы различных ветвей хранителей Древней науки. Последняя поездка А. В. Барченко вместе с женой в Уфу, по-видимому, для встречи с представителями какого-то мусульманского ордена, состоялась летом 1930 г. Единственная радость — дети, появившиеся на свет во время этих путешествий: в 1927 г. в Юрьевце родилась дочь Светлана, а через 3 года в Уфе сын Святозар.