Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Далай-лама показал письмо А. Доржиева Кхенчунгу, который затем пересказал его содержание Норбу Дхондупу, а тот, в свою очередь, Ф. М. Бейли [466] . Далай-лама и Кхенчунг, как кажется, были очень довольны, получив от Доржиева столь откровенное послание, разительно отличавшееся от его письма «под диктовку», в котором он расточал похвалы монгольскому правительству и советовал принять предложения его посланцев. Именно это секретное послание А. Доржиева, по-видимому, и предрешило отрицательный исход переговоров Далай-ламы с А. Ч. Чапчаевым.

466

OIOC: Mss Eur F 157/240. Письмо Норбу Дхондупа Ф. М. Бейли от 17 сентября 1927 г.

Во время их беседы с глазу на глаз, по сообщению калмыка, владыка Тибета дважды заводил речь о гонениях на буддийскую религию в СССР, утверждая, что он «об этом имеет самые точные сведения». О своей озабоченности судьбой российских буддистов он просил довести до сведения советского правительства, в частности Г. В. Чичерина, давая понять, что подобное «обстоятельство» должно быть «устранено» в интересах дружбы между Россией и Тибетом [467] .

Особую тревогу буддийского первосвященника вызывал закон, запрещавший бурятам и калмыкам отдавать своих несовершеннолетних детей в монастырские школы. А. Ч. Чапчаев, конечно же, пытался разуверить его в этом, не зная, что состоявшийся в его отсутствие в январе 1927 г. Всесоюзный Буддийский Собор в Москве утвердил, под давлением «сверху», 18-летний возрастной ценз для приема в «хувараки» (буддийские послушники). По возвращении в Москву А. Ч. Чапчаев, естественно, довел пожелание Далай-ламы до сведения советских руководителей. Так, летом 1928 г. в ходе «собеседования» в Восточном отделе ОГПУ по результатам поездки в Тибет он заявил следующее:

467

РГАСПИ. Ф. 89, оп. 4, д. 162, л. 142.

«Для того чтобы наладить хорошие отношения с Тибетом, нужно <…> отменить или несколько смягчить закон об ограничении возрастной нормы приема в хувараки, конечно, если исходить из интересов нашей большой, международной политики, а не внутренних интересов. Без этого на Буддийский Восток, особенно на Тибет, хоть не смотри. Тем более, что Далай-Лама мне говорил, что „китайцы и англичане его протекторат в религиозных делах над буддистами признают, а Россия, считающаяся более близкой к Тибету <…> еще не признала“» [468] .

468

Там же. Л. 143.

Несмотря на безрезультатность переговоров с Далай-ламой, семимесячное пребывание монгольского посольства в Лхасе не прошло даром. Во всяком случае, советские эмиссары немало потрудились, чтобы выполнить остальные «неофициальные» пункты своей тибетской программы. Судя по рассказам М. Т. Бимбаева, он и А. Ч. Чапчаев много общались с тибетцами. Особенно часто посещали дом одного молодого любителя фотографии, где собирались лица, симпатизировавшие Советской России. Очевидно, они принадлежали к представителям «русофильской национальной группы», которой, согласно инструкциям НКИД, следовало оказывать поддержку. Костяк кружка лхасских русофилов составляли торговцы, среди которых, возможно, имелись и индийские купцы. Так, из показаний Ш. Тепкина мы узнаем, что А. Ч. Чапчаев вез от него письмо двум индийским купцам-родственникам. Один из них, Бутта Родна, имевший отделение своей торговли в Калькутте, пользовался расположением Далай-ламы [469] . Таким образом, через этих купцов А. Ч. Чапчаев мог установить связь с индийскими буддистами, что, как мы знаем, являлось одним из его заданий. Любопытно, что тибетцы-русофилы, по сообщению М. Т. Бимбаева, в большинстве своем относились к сторонникам Панчен-ламы и, следовательно, можно предположить, что они, в той или иной степени, находились в оппозиции к Далай-ламе.

469

АМБ PK. Архивно-следственное дело 940-р, л. 79. Протокол допроса Ш. Тепкина от 8 июля 1931 г.

Отдельные визиты члены миссии нанесли тибетским министрам и другим высокопоставленным чиновникам, которые, по словам М. Т. Бимбаева, охотно шли на контакте «красными русскими». Эти встречи, скорее всего, состоялись уже после аудиенции А. Ч. Чапчаева у Далай-ламы, на заключительном этапе миссии. М. Т. Бимбаев объяснял это тем, что принимавшие их чиновники были «падки до подарков», которые обычно делались им в таких случаях.

Встречались они и с соплеменниками-калмыками, учащимися монастырских школ-дацанов, среди которых большинство составляли астраханские калмыки. Однако, посещение монастырей было сопряжено с некоторыми трудностями. По заведенному обычаю, гостям следовало заказать ламам молебствие, сделать общее приношение монастырю, затем устроить обед для служивших лам. Все это требовало немалых расходов.

Во время поездки в Дрепунгский монастырь, сразу же по приезде в Лхасу, А. Ч. Чапчаев познакомился с Замбо Хаглышевым (Халдиновым). Довольно неожиданно З. Хаглышев обратился к нему с просьбой — помочь ему вернуться на родину в Калмыкию. Возможно, он слышал об амнистии, объявленной советским правительством калмыкам-эмигрантам. А. Ч. Чапчаев, помня о данном ему НКИД поручении, согласился снабдить З. Хаглышева рекомендательным письмом в советское посольство в Пекине, при условии, однако, что он передаст ему всю свою переписку с Чарльзом Беллом. (Ч. Белл помог З. Хаглышеву выехать в Тибет из Турции через Индию в 1921 г.) В результате состоявшейся сделки З. Хаглышев вручил А. Ч. Чапчаеву письма Белла, после чего покинул Лхасу. О дальнейшей его судьбе известно следующее: несмотря на рекомендации А. Ч. Чапчаева, З. Хаглышеву не удалось получить советскую визу, но в Тибет он уже не вернулся, а остался в Пекине. Продолжал переписываться как с Ч. Беллом, так и с Ф. М. Бейли, и в то же время не оставлял надежд на возвращение на родину. Из этой переписки мы узнаем, например, что Ф. М. Бейли материально помогал З. Хаглышеву, который сильно бедствовал в китайской столице. Последние известия о калмыке относятся к началу 1937 г. В то время он проживал в буддийском монастыре Юнг Хо Кунг в Пекине [470] .

470

OIOC: Mss Eur F 157/251. Письма 3. Хаглышева Ф. М. Бейли из Пекина, 1933–1937; написаны по-тибетски, вместе с переводами на английский язык.

Не менее успешно справился со своим «секретным заданием» и М. Бимбаев, собравший весьма ценные сведения о тибетской армии и ее вооружении. В Лхасе ему удалось установить контакт с Царонгом и, по всей видимости, также с новым главнокомандующим Догпа Томба. По признанию М. Т. Бимбаева, он дважды присутствовал на учебных стрельбах, много фотографировал. Из составленной на основе его отчета, очевидно, аналитиками Разведуправления, записки «Военное дело в Тибете» мы узнаем,

что в одном из случаев речь идет об опытных стрельбах из 10 новых мортир тибетского производства, устроенных публично на окраине Лхасы. «По этому поводу, — говорится в записке, — правящие круги Тибета устроили большое ликование» [471] . М. Т. Бимбаев, однако, не смог побывать на трех оружейных заводах в окрестностях Лхасы. Особенно его заинтересовал завод, расположенный у перевала Голан-дабан в 7 верстах севернее Лхасы по пути в Нагчу, оснащенный европейским оборудованием. Здесь же производилась и чеканка тибетской монеты (по-видимому, имеется в виду новый арсенал и одновременно монетный двор в Доте). Однажды отважный калмык-разведчик попытался проникнуть на территорию этого завода, предварительно познакомившись с его директором, но у ворот его остановила стража. Чтобы избежать скандала, М. Т. Бимбаеву пришлось спасаться бегством [472] .

471

НАРК. Р-137, оп. 1, д. 2, л. 156. Аналитическая записка: «Военное дело в Тибете» (по данным к концу 1927 г.).

472

Там же. Л. 161.

6. «Посольство Западных буддистов» Н. К. Рериха, 1927–1928

В середине апреля 1927 г., когда караван Гомбодчийна-Чапчаева приближался к Лхасе, в том же направлении выступила еще одна столь же таинственная миссия, возглавляемая Н. К. Рерихом. О последней до сих пор принято говорить преимущественно как о научно-художественной экспедиции, хотя по существу это была религиозно-политическая миссия — «посольство Западных буддистов к главе буддистов Востока», как называл ее сам Н. К. Рерих.

Идея подобного посольства родилась у Н. К. Рериха в начале 1920-х, вскоре после его эмиграции с семьей в Америку. Вернее, ее внушили или подсказали ему Гималайские Учителя — Махатмы (в реальности которых последователи Н. К. Рериха ничуть не сомневаются), через ряд телепатических посланий жене, Елене Ивановне Рерих. В дневнике ближайшей сподвижницы семьи Рерихов (члена совета директоров Музея Н. К. Рериха в Нью Йорке) Зинаиды Фосдик (З. Г. Лихтман) есть любопытная запись, датированная 21 декабря 1922 г.: «Е. И. рассказала, что у них был накануне [спиритический] сеанс и им было сказано, как они поедут посольством к Далай-ламе и „У нашего посла знак Малой Медведицы на щеке“ (бородавки образуют в точности это созвездие). Также им было сказано, что рука М. опустится на их плечи, когда посольство будет у Далай-ламы и Щит засверкает над ними» [473] . Задуманное путешествие в Лхасу являлось по сути частью «Великого Плана» Рериха (также инспирированного Махатмами) с целью объединить буддийские народы Азии именем Будущего Будды Майтрейи и создать новое буддо-коммунистическое государство — Священный Союз Востока — на территории от Алтая до Гобийской пустыни, посредством реализации идеи мировой Общины — краеугольного понятия в философской системе Н. К. Рериха. Ключ к этому Плану мы находим в книге Алтай-Гималаи, где Н. К. объясняет: «Каждое столетие Архаты (т. е. существа достигшие духовного совершенства, иначе говоря Махатмы — A. A.) делают попытку просвятить мир общиною. Но до сих пор ни одна из этих попыток не удалась. Неудача следовала за неудачей. Сказано: до тех пор, пока лама не родится в западном теле и не явится как духовный завоеватель для разрушения векового невежества, до тех пор будет мало успеха в рассеянии козней Запада» [474] .

473

Фосдик З. Г. Мои Учителя. Встреча с Рерихом (по страницам дневников 1922–1934 гг.). М., 1998. С. 143.

474

Рерих Н. К. Алтай-Гималаи. Рига, 1992. С. 36.

Лама «в западном теле», которому суждено «просвятить мир общиною» и разрушить царящее в нем невежество — это ни кто иной как Н. К. Рерих, ибо те же самые Махатмы признали его — по узору бородавок на щеке — воплощением 5-го Великого Далай-ламы! В дневнике З. Фосдик читаем: «Н. К. — воплощение 5-го Далай-ламы. Н. К. добровольно воплотился после того, как был Далай-ламою в Тибете, сказал М. М. (Махатма Мория — А. А). Он — великая душа и у него громадная миссия в России будущего» [475] .

475

Фосдик З. Г. Указ. соч. С. 177. Запись за 29 июля 1922 г.

Известно, что Н. К. Рерих, как и многие другие представители русской творческой интеллигенции, поначалу был настроен крайне враждебно по отношению к Советской власти. Он полностью разделял точку зрения своего друга, писателя Леонида Андреева, считавшего, что большевики это «дикари Европы, восставшие против культуры, законов и морали» [476] . Однако под влиянием Махатм и «Великого Плана» Н. К. Рерих отбрасывает свой антибольшевизм и поворачивается лицом к «Московии». Теперь все, что делают Советы, вызывает у него не чувства возмущения и протеста, но искреннее сочувствие и энтузиазм. Но это и понятно, ибо осуществить задуманное без содействия большевистской России было немыслимо, тем более что Н. К. Рерих собирался начать строительство своей «Новой Страны» с приобретения у советского правительства сельскохозяйственных и горно-промышленных концессий на юге Алтая. Здесь же, в живописной Уймонской долине у подножия горы Белуха, он мечтал построить и столицу будущей «страны Майтрейи» — Город Знания, Звенигород.

476

Леонид Андреев. S. О. S. Дневник, письма, статьи и интервью, воспоминания современников. М.; СПб., 1994. С. 337. Цитата взята из знаменитой статьи Андреева «S. О. S.», содержащей призыв к «людям Европы» спасти Россию от большевиков. Статья была впервые опубликована отдельным изданием в Выборге (Wiipuri) в 1919 г. с рисунком Н. К. Рериха на обложке («Меч мужества»). В том же году Рерих издал брошюру, обличавшую культурную политику большевиков (N. Roerieh. Violators of Art. London, 1919).

Поделиться с друзьями: