Время созидать

– Я… я был там, – пробормотал Саадар внезапно севшим голосом.

– О. – Взгляд госпожи Элберт стал внимательным и серьезным. – Все было так? Мне пришлось восстанавливать события по чужим рисункам и гравюрам.

– Все было так. – Саадар опустил голову, чтобы не смотреть в ее темные глаза, не видеть это жгучее любопытство в человеке, которому должно быть все равно.

И хотя он понятия не имел, что такое гравюра, он помнил эту долину в распадке между горными хребтами. Он помнил бесконечные дожди, грязь по колено, в которой ели и спали – урывками, помнил непрекращающиеся атаки и отступления, атаки и отступления… Холод, болезни, скудную пищу, ожидание, которое страшнее самой битвы. Ожидание, что именно сегодня смерть не пройдет мимо, но всякий раз она проходила – день, два и все последующие дни…

Саадар сжал кулаки. И вдруг понял, что госпожа Элберт смотрит на него вопросительно, будто ждет пояснения.

– Слишком хорошо я это помню, – тихо произнес он. Память не обжигала, но и время не дарило забвения.

Строгое выражение лица госпожи Элберт чуть смягчилось.

Как она смогла изобразить это, ни разу не увидев? Как сумела показать весь ужас, выразить всю боль, она, женщина, которая вряд ли видела войну?..

Саадар невольно провел ладонью по своим коротким, колким, как иглы, волосам – когда-то темно-русым, а теперь почти полностью седым. Поседел он после той самой ночи, когда рутенцы положили весь его отряд.

– Тебе придется подождать. Бумаги в доме. – Тильда отряхнула с передника стружки и стала аккуратно собирать инструменты в ящик с ручкой.

Саадар немного помедлил, глядя на ее руки в ссадинах и порезах, на то, как она двигается – как-то скованно, несвободно, потом взглянул ей в лицо и выпалил:

– Там же дождь, госпожа! Промокнешь ведь!

Тильда Элберт на миг замерла. Ее губы дрогнули в полуулыбке:

– Спасибо за заботу. Но я – не сахар, не растаю.

Саадар по-доброму усмехнулся:

– Да уж, верно, не сахар!

Госпожа Элберт неожиданно улыбнулась – очень сдержанно, одними губами, но искренне. Сделала знак следовать за ней и вышла под дождь.

Но когда она спускалась по ступенькам, вдруг замерла, вцепилась в перила до побелевших костяшек пальцев. Закрыла на мгновение глаза. Потом выпрямилась – как будто проглотила одну из своих линеек, и зашагала впереди странным неровным шагом – медленно, с трудом.

– Эй, госпожа, что с тобой? – Саадар нагнал ее и заглянул в лицо.

– Все в порядке. Не стоит беспокоиться.

Саадар разочарованно пожал плечами и пошел следом, чуть отстав. Ему хотелось помочь, но он знал, что это невозможно. Вряд ли ниарх примет от него помощь, даже если нуждается в ней.

Чем ближе Тильда Элберт подходила к дому, тем напряженнее делался ее шаг. Как будто что-то тяжелое давило ей на плечи.

– Обожди здесь, – поднявшись на широкую веранду, куда выходила задняя дверь, женщина обернулась к нему, потом, подумав, прибавила: – Если голоден, то на кухне есть похлебка и лепешки.

И хотя от голода крутило желудок, а из полуподвала тянуло вкусным запахом мясной похлебки и хлеба с тмином, Саадар замотал головой так, что брызги полетели во все стороны:

– Не стоит беспокоиться, моя госпожа.

Он вернул ей ее слова, но она ничего не ответила и просто вошла в темноту дома. А Саадар остался стоять на веранде, крыша которой протекала в двух местах, и там под текущие струйки воды были подставлены ведра. На веранде пахло мокрым деревом, и землей, и дымом из печной трубы, и свежим хлебом. И едва уловимо – теплым, как летний вечер, ароматом женских духов.

Удивительно – такой большой дом, а слуг почти нет. На стройке болтали о сундуках с золотом, которые госпожа Элберт прячет в подвалах, но сейчас верилось в это с трудом. Если что-то и есть в подвалах этого дома – то только темнота, мыши и пауки. Хотелось бы ему хоть глазком одним взглянуть, как госпожа живет, какой у неё дом – красивый?..

Саадар оперся о перила веранды, которые жалобно скрипнули под его весом. И вдруг заметил, что кто-то крадется через сад. Он тронул пояс и сплюнул от досады: шпагу-то уже не носил!.. Потянулся за ножом.

За деревьями мелькала тень. Ближе, ближе… Саадар вгляделся: мальчишка. Уличный оборванец – интересно, как он оказался здесь? Перелез через стену воровать яблоки?

Но не похоже – он шел, опасливо оглядываясь, подволакивая ногу, но куда идти – знал. А за ним волочилось что-то темное, похожее на зверя, цеплялось к ногам, как липкая черная грязь. Какое-то колдовство, будь оно неладно! Зачесались ладони, и мороз пополз от мокрых досок, вцепился крючьями в руки и ноги.

Еще и малолетнего колдуна на его голову не хватало!

Мальчишка шел неровным хромающим шагом, прижимаясь к стене каретного сарая, перебегая от одного куста самшита к другому, прятался, но неумело. И вдруг – сорвался с места и понесся в сторону крыльца, спотыкаясь, чуть ли не падая, влетел на веранду… и остановился перед Саадаром, почти врезавшись в него.

– Эй, с дороги, – прошипел он.

– И кто же ты такой, чтобы мне приказывать? – Саадар усмехнулся. Но напряженно следил за мальчишкой, за тем, как у его ног шевелится тень.

– Дурак! Я Арон Элберт!

– А я сенатор, – рассмеялся Саадар.

– Да хоть Многоликий! Вали отсюда! Дай пройти!

– Интересно, что же скажет госпожа. – Саадар схватил мальчишку за руку, тот дернулся, но силенок вырваться у него явно не хватало. Только смотрел – как дикий зверек, пойманный в капкан – огромными округлившимися глазами. Он не мог быть сыном госпожи Элберт – не походил на нее совершенно: рыжий, зеленоглазый. Наверное, и веснушки есть, но все лицо в грязи и царапинах, так что не разобрать.

Видно, недавно он хорошо подрался – волосы слиплись от грязи и крови, мокрая одежда – изорвана почти в клочья, несколько пуговиц держатся на честном слове. На одной ноге нет башмака. Но, кажется, одежки на нем все же не бедняцкие.

– Отпусти! – прорычал мальчишка. – Ты!.. – он задохнулся, не придумав ничего крепче «вонючего козла».

Саадар спокойно ответил:

– Если ты сын госпожи Элберт, то я как раз тут твою матушку жду. Подождем вместе?

Мальчишка снова дернулся, лицо скривилось от боли пополам с яростью. Он крикнул что-то: резкое и грубое слово на чужом языке. Тень тотчас поднялась с пола и метнулась к Саадару, и вдруг что-то ударило его прямо по темечку – как будто яйцо на голове кокнули. Что-то холодное и склизкое потекло за шиворот, засочилось по спине. Мигом онемели руки и ноги, тяжелое оцепенение не давало даже пальцем пошевелить. Как будто вогнали по самую шею в сырую холодную землю, закопали, да так и оставили там. Как в шахтах Домара – когда Саадар вгрызался киркой в твердую породу, вырубал железную руду в узкой штольне, где лишнее движение – и ляжет на тебя огромная толща земли, камня, глины…