Время спать

Ох уж эти медиумы. Если они так уверены, что находятся на недосягаемом для всех остальных уровне, то отчего ж они, черт побери, так предсказуемы?

— Да, — отвечаю я.

Она держит этот односложный удар, даже глазом не моргнет. Я вижу, как за ее спиной подвыпивший мужчина с обработанной специалистом женой идет к выходу и шепчет ей на ухо какие-то слова, заставляющие ее трепетать, — обещания, обещания.

— Почему?

— Потому что он сидел голым в мусорном бачке, гребаная ты идиотка! Да и какое тебе дело? Кто ты вообще такая?

А вот и Дина проснулась. Иногда полезно иметь на своей стороне человека, который долгое время прожил в Америке.

— Привет, — протягивает руку Фрэн, радуясь возможности продемонстрировать свою невозмутимость. — Я Фрэн.

Дина приподняла голову и оперлась рукой о мое плечо. На протянутую руку она не реагирует.

— Габриель? Ты ее знаешь?

— Это подруга Ника.

— Так она подруга или просто какая-то местная сумасшедшая, примчавшаяся на звук его дудки?

Дина знает обо всех приключениях Ника: и его мессианскую версию, и мою язвительную. Отвечая на ее вопрос, можно сказать, что это скорее Ник примчался на звук дудки Фрэн. Но, несмотря на то что за весьма недолгое время нашего с Фрэн знакомства я успел от всей души ее возненавидеть, я не могу, как Дина, говорить о ней в третьем лице в ее присутствии. Опять поступаю по-английски.

— Я друг. Хорошийдруг, — объясняет Фрэн.

Твою мать! Еще одно слово курсивом, и я за себя не отвечаю.

— Вы были знакомы с Ником до того, как у него произошел нервный срыв? — спрашивает Дина тоном следователя.

Фрэн улыбается про себя, она будто ждала этого вопроса.

— Я скорее назвала бы это прорывом, — отвечает она.

— А-а-а-а-а-а!!!

Моя первая мысль — это что кто-то решил на свою беду прислушаться к ее словам. Но потом стройность первого ряда стульев оказывается нарушенной, и меня бросает на Фрэн: я довольно сильно попадаю ей плечом по лицу. Ее откидывает назад, а я приземляюсь на нее. Так мы и лежим крест-накрест. Вытягиваю шею, чтобы понять, что за сила нас опрокинула, и вижу Ника. Он взгромоздился на стул и уселся на колени около блондина, сидящего на втором (теперь уже первом) ряду и прижимающего ладони к лицу, рассеченному осколками пивной бутылки.

— А-а-а-а-а! — вопит блондин.

— Я исцелю твои раны! — кричит Ник. — Я исцелю твои раны!

— Ублюдок, — шипит Фрэн, все еще лежа подо мной. — Ты набросился на меня! Чертов ублюдок.

Это первое слово, подчеркнутое ею искренне и спонтанно.

Можете мне поверить: драка для здешнего персонала — не новость. Через несколько секунд после выходки Ника отовсюду набежали медбратья — человек пять-шесть — и схватили его, меня оттащили от Фрэн, куда-то увезли блондина и восстановили порядок. Оказывается, люди в белых халатах просто прятались.

Удивительно, но в итоге нас пустили без очереди. Обладателям номерков «40», «41» и «42» оставалось только молча кипеть от ярости, когда дежурная сестра поспешила тут же отправить к врачу Ника — пока он еще чего-нибудь не натворил. В общем, все закончилось неплохо, даже весьма неплохо, если не считать того, что осколки пивной бутылки засели еще глубже в лице блондина.

— И как вы склонны воспринимать эти мысли? — интересуется доктор Прандарджарбаш, дежурный психиатр Королевской больницы.

— А как высклонны их воспринимать? — откликается Ник, уже в пятый раз прибегая к этой тактике при ответе на вопрос.

Доктор Прандарджарбаш поправляет очки, еле заметно вздыхает и быстро записывает что-то в свой большой черный блокнот. За голубыми занавесками ходят медсестры. Мы сидим в углу кабинета, и занавески буквой «Г» отгораживают это маленькое пространство.

— Вы не возражаете, мистер Манфорд, если сейчас я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать? Потом вы сможете задать мне свои вопросы, если пожелаете.

— Я ведь безумен. Правда, доктор?

Ник начинает размахивать руками.

— Йо-хо-хо-о-о-о-о!

Он подносит указательный палец к своим сухим, потрескавшимся губам и начинает их теребить — «бири-бири-бири-бири-бири». Затем перестает.

— Сумасшедший! Лучше засади меня в психушку вместе со всеми теми… — в этот момент он наклоняется вперед, всем своим видом показывая, насколько важную вещь он сейчас скажет, — …кто мыслит не так, как ты.

Ник самодовольно откидывается на спинку стула. «Ну что, съел?» — написано на лице этого несомненно сумасшедшего человека. Фрэн сидит рядом и сжимает его руку в своей; они переглядываются.

— А вы полагаете, мистер Манфорд, что бегать голышом по улицам и кричать…

Доктор Прандарджарбаш смотрит на меня, пытаясь припомнить фразу.

— «Стекла за слова», — подсказываю я.

— …«стекла за слова» — это значит мыслить не так, как я? Иногда я думаю совсем не так, как большинство людей.

Он улыбается, вспоминая какую-то свою выходку, которая, наверное, положила конец единомыслию в среде психиатров севера Лондона.

— Более того, иногда я думаю не так, как должен думать. Но мне никогда не приходит в голову бегать голым по улице и кричать «стекла за слова».

— Это был новый подход к делу, — поясняет Ник.

Он опять наклоняется вперед, но на этот раз не угрожающе, а словно хочет раскрыть одну страшную тайну.

— Понимаете, большинство тех, кто моет лобовые стекла, работает за деньги.

— Да, это я понимаю.

— Но я сегодня решил поработать за слова! Ведь слова намного лучше денег. Вам так не кажется, доктор?

— Конечно.

— Я мыл лобовое стекло, а потом говорил: «Не надо».

Он поднимает ладонь, демонстрируя свой жест.

— Я говорил: «Уберите деньги. Просто расскажите мне что-нибудь о себе. Все, что угодно. Или… вот, расскажите стихотворение. Спойте песню!»

Фрэн реагирует на это громким, но каким-то картонным, совершенно безжизненным смехом.