Время своих войн-1
Шрифт:
На это брошенное, Казак отвечает:
– Все правильно! Только Сталину сразу надо было зачистку делать - на лет пять раньше! Да и потом - в момент к стенке тех, кто орал: "Малой кровью, да на чужой территории!", глядишь, действительно поменьше крови было бы.
– Судишь Сталина?
– Его только по одной статье следовало - халатность. Исключительно за 22 июня 1941 года! А остальное ему прощаю!
– великодушно говорит Петька.
– Сталин - русский человек!
– сердито замечает Седой.
– Насквозь русский - тут хоть как просвечивай. Почему? Да все очень просто. Тридцать лет возле золота России просидел и пальцем не дотронулся. Сына Якова на генерала Паулюса не сменял, хотя ему предлагали. Почему? Не мог! Не достойно вождю. Этим молча, без
Есть еще одна лакмусовая бумажка определения "русскости", - думает Извилина, - отношение, часто инстинктивное, к Сталину. Русский человек, как правило, относится к Сталину уважительно...
– А лагеря?
– И ты туда же?
Сказано это с удивлением и тоской не меньшей, чем когда впервые произносилось: "И ты, Брут?"
– Ты попробуй перед Великой Отечественной на тот пост вместо Сталина примерить фигуры вроде Горбачева и Ельцина. Один - невразумительный пустой болтун, за что ни возьмется - все просрет, второй из-за своей мелочной мстительности и без войны развалил государство!
– Не так все просто...
– Конечно, не просто - тут постараться надо!
– взрывается Петька-Казак.
– А если не так, то значит еще хуже - не два дурака, а "засланцы"! И вербовали, да выдвигали их, когда они еще в комсомольских лидерах дурковали. Думается, что не их одних, тут по площадям работали. Типичнейшая агентура влияния, хотя тут мне больше нравится определение от времен Сталина - "враги народа", пусть грубо и наивно, но точнее и быть не может! И про лагеря ты мне не рассказывай! Мой отец их прошел, а еще раньше - дед. Тот и другой фамилии начальников лагерей называли. Сказать? Те же самые - "абрамские"! В каждом лагере "естественных" смертей - хоронить не успевали... Извилина, кинь-ка недотепам справочку по национальному, да в процентах. Сколько начальников сталинских лагерей было еврейской национальности? С 1918 по самую смерть Сталина? Да, включая начальников над этими начальниками и так до самого верха?
– За 99 процентов, - говорит Извилина.
– Едва ли не сто.
– Шутишь?
– тут недоверчиво переспрашивает и сам Замполит, казалось, ко многому привычный, ко всяким сюрпризам.
– Нет. Тут должности больно ответственные - кому попало такое поручить нельзя.
– Действительно, чудно, - говорит Миша.
– Одни евреи в лагерях сидели. Другие такими же лагерями командовали...
– Ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно, - бормочет Седой.
– Блядская закономерность...
– Люди-скелеты, горы трупов, заваленные рвы - это закономерность?
– Когда тебе нечем кормить собственное население и солдат, когда под тобой уже тлеет, все рушится, до того ли тебе - что едят твои узники? Две недели переходного периода, когда немцы отстранились, были не в состоянии, а союзники не спешили взять лагеря под "эгиду союзных войск", оформить это юридически. Преодолеть межведомственные разборки - кому кормить, и кто это все будет оплачивать. Бумажка туда - бумажка обратно. Выписки накладных, подсчет необходимого, гуляние от подписи к подписи и вот...
– Ты про Чеченские рассказываешь?
– спрашивает Сашка, замирая в дверях.
– Про снабжение армии?
– Нет, - сердито бурчит Седой.
– Подвоз со складов, нерасторопность отправляющих, кормление твердой пищей, превышение норм - еще сотня тысяч бывших узников в ров! Остальные окончательно изморены - можно приглашать корреспондентов и показывать ужасы.
– В общем, немцы - мохнатые и пушистые?
– Немцы того периода - наши враги!
– едва ли не рычит Седой.
– За то, что они сотворили на территории России или позволили проделать это своим прихлебателям, их следовало уже в самой Германии ставить к стенке всех,
– жестко без тени сомнений рубит Седой.
– Но и чужого им приписывать не надо! Тут собственного хлебать, не расхлебать...
– И крематориев, скажешь, не было? Позже, что ли понастроили?
– Про крематории скажу так, - говорит за Седого Извилина, - попробуй-ка подсчитать: сколько эшелонов угля бы потребовалось, чтобы сжечь такую прорву людей? Откуда везти? Да еще когда он так необходим их военной промышленности?.. Слишком дорогое удовольствие - людей сжигать. Немцы копейку считать умели. А про газовые камеры умолчу - нет доступа. Все экспертизы на месте запрещены как "оскорбляющие память". Где-то с полсотни историков и публицистов, уже в наши новейшие времена пытавшиеся разобраться в этом вопросе, да посмевшие высказать свои сомнения, сидят по европейским тюрьмам. Поскольку сомнения в священной корове...
– Очень дойной - уточняет Замполит.
– Высказывать нельзя, - подводит итог Извилина.
– -------
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
"Гюнтер Деккерт, бывший председатель Национал-демократической партии (НДП), был приговорен к пяти годам заключения и отсидел весь срок за то, что во время одного выступления Лейхтера в Германии (Лейхтер говорил по-английски) переводя его доклад на немецкий язык, сопровождал свои слова "мимикой, выражавшей согласие с тем, что Лейхтер говорил о невозможности Холокоста по естественнонаучным причинам..."
/Агентство "Рейтер"/
СПРАВКА:
"Согласно "Экспертизе Лейхтера" - американского специалиста по казням в "газовых камерах и на электрическом стуле" - по исследованиям, проведенных им в лагерях Освенциме и Майданеке, экспертом заявлено, что совершавшиеся там убийства людей газом были невозможны по физическим причинам..."
(конец вводных)
– -------
– Сучий потрох!
– Может, это нарочно? Чтобы именно про них, евреев, худое думали? Хитрый ход такой?
– говорит Миша-Беспредел, дюжий не только видом своим, но и характером, к которому ничего больного не липнет.
– Об чем ты, Миша?
– Что, если евреев специально начальниками сибирских лагерей назначали, чтобы о них плохо думали?
– И начальниками ЧК, расстрельными "тройками"?
– Ну, да...
– Заморить в России несколько миллионов неевреев, чтобы подумали на евреев?
Миша мнется.
– Потом засекретить их национальное представительство в карательных органах?
– Михайлыч, иди, вздремни!
– Или покушай. В рыбе, говорят, много фосфора. Карпа своего покушай.
– К черту все!
– взрывается Миша-Беспредел.
– На этих разговорах язву заработаешь! Извилина, почитай что-нибудь душевного, из старого.
Извилина прикрывает глаза:
– Во времена, когда жизнь человеческая была коротка, а слово весомо, писалось: "Человече не сможет быть естеством своим зол, и не может быть естеством благ. Ибо и благий бывает зол, и злой может быть благ. Три силы в душе - разум, чувства, воля. Не давай силу чувствам, держи их в узде волею своей, погоняй и направляй разумом своим... Правда в душе борется с неправдой. Каждый творец правды и неправды. Мерзок ведающий неправду, но творящий ее ради набития мощны своей. Не все ведают, но все творят... Цена человека - его деяния. Кто подходит к себе с испытанием, тот уподобится наставнику душе своей. Знание, разумение и мудрость - разные дары. Каждый должен вызреть - упасть в руки. Не жди пока плоды вызреют, ибо с каждым сложнее решиться на поступок. Твори правду, как видишь ее. Не выжидай, не высматривай чистоты. Ведающие истину творить избегают. Сие неправильно. Испытывай себя больше, чем ближних. И тогда грех - твой, на тебе, ты в ответе - сие честно. Но грех твой здесь может быть во благо..."